Терновый Оплот (ЛП)

— О времени, на которое ты сюда явился. Надолго?

Это был знакомый вопрос, и саркастический тон предсказывал ответ Эбенайзера.

— Насколько это возможно, — признался он, смягчая свое признание пожатием плеч. — Это не только мое решение. Ты знаешь.

Тарламера в замешательстве покачала головой и обвела рукой обширный двор обители клана.

— Во всех своих скитаниях, нашел ли ты место, равное этому?

Эбенайзер честно покачал головой. Крепость Каменная Шахта была впечатляющей и уютной. Церемонии, торжества и развлекательные бои проходили в большом зале, прекрасной пещере с гладким ровным полом и стенами, покрытыми красивой резьбой. На протяжении многих веков ремесленники Каменной Шахты вырезали фрески, изображавшие победы и празднества дворфов. Из зала вели несколько небольших туннелей, а в стенах были вырезаны лестницы, ведущие на верхние уровни. Некоторые уходили к домам семей, другие — к кузницам и мастерским, которыми пользовался клан. Разумеется, здесь были шахтеры и кузнецы, но клан Каменной Шахты славился искусством обработки драгоценных камней и работы с ценными металлами. Некоторые дворфы промышляли торговлей, меняя готовые товары на материалы, которые не легко было сыскать. Это волновало Эбенайзера. Его сородичи были слишком изолированы, слишком сплочены и слишком привязаны к своей расе, чтобы понять — некоторые люди куда опаснее других.

— Похоже, затихают, — заметил Фродвиннер, кивнув в сторону гостей.

Неистовое истребление осквипов закончилось. Раздавался лишь стук последних ударов. Большинство существ уже убрали. Эбенайзер решил, что их, скорее всего, сбросят в реку. Быстрое течение унесет тела прочь, и все, что не съедят речные твари, вынесет на берег в бухте гидры. Да тут наполнится множество ртов, заключил Эбенайзер.

Спустя несколько минут пещера была очищена. Некоторые набрали из колодцев воды, вылив её на пол, чтобы смыть последние следы битвы в несколько небольших зарешеченных отверстий в полу.

— Мы можем продолжить? — резко спросила Палмара Каменная Шахта, упирая кулаки в бедра. — Моя дочь выходит замуж, а сын решил поздороваться. И поглядите! — добавила дворфа, указывая на праздничный стол, ожидавший гостей у стены залы. — Тушёное мясо остыло, а эль потеплел!

Эти соображения заставили гостей собраться, а жрицу вернули к алтарю. Эбенайзер отступил в сторону и сжил свою седобородую мать в крепких объятиях, отчего её рев превратился в счастливые протесты.

Церемония была краткой и торжественной. В отличии от последовавшего за этим празднества. За столом собрались все члены клана Каменной Шахты. Дворфы рассказывали возвышенные истории и обменивались заковыристыми оскорблениями, покуда последний горшок тушеного мяса не опустел, а больше половины бочат со свадебным элем не оказались сухими. По знаку Палмары — которая, будучи матерью невесты, являлась и хозяйкой торжества — на столы запрыгнуло великое множество музыкантов. Своими рогами, трубами и барабанами они устроили веселый гам. Дворфы устремились на танцы, отплясывая с энергией и энтузиазмом, способными поспорить с их боевой доблестью.

Эбенайзера охватило редкое чувство довольства жизнью. Он наблюдал за тем, как прыгает и кружится его родня, как сплетаются сложные узоры танца. Он был рад вернуться домой. И понимание того, что через десять дней он будет столь же рад покинуть это место, ни капли не уменьшало его удовольствия.

Но даже сейчас его ноги дрожали. Он потянулся к сумке и вынул оттуда трубку и табак прежде, чем вспомнил, что в пещере у Палмары Каменной Шахты ничего подобного не найдется. В своих путешествиях Эбенайзер привык к табаку, и ему нравилось закуривать хорошую трубку снова и снова. Но в последнее посещение дворфы Каменной Шахты от таких привычек только хмурились и жаловались на дым. Эбенайзер заметил — как ему показалось, вполне справедливо — что в крепости, среди жара и духоты кузниц и очагов дополнительная струйка дыма едва ли что-то портит. С унылым вздохом, Эбенайзер отложил трубку и направился к ближайшему туннелю, ведущему к реке.

Примерно раз в час он прогуливался вдоль реки, довольно пыхтя и наслаждаясь ревом и журчанием воды. Пришла весна, и река разлилась, наполняясь талой водой, устремившейся с Гор Меча высоко наверху. Но это было единственным вторжением надземного мира.

В туннелях царил приятный холод и мрак. Разумеется, здесь было не безопасно — клану Каменной Шахты приходилось иметь дело с паразитами вроде осквипов, кобольдов или дроу — но над головой его был потолок, а с обеих сторон — каменные стены, что дарило дворфу ощущение спокойствия. Этот мир так отличался от суеты и света, царивших наверху.

Эбенайзер докурил трубку и вытащил кремень и огниво, чтобы зажечь еще одну. Вспышка искры отразилась светом далеко впереди. Он шел откуда-то из бокового туннеля. Эбенайзер поджал губы и прищурился. Свет так глубоко под землей был странным явлением и, как правило, не сулил ничего хорошего. Любой, кто жил в туннелях мог отлично обходиться без него.

Пока все эти мысли мелькали в голове дворфа, из бокового коридора показалось три высоких тощих фигуры. Их изящные тела четко вырисовывались в свете факела. Эбенайзер сплюнул и пробормотал проклятие. Люди. Плохо уже то, что они явились на вершину горы. Но в дворфские шахты их никто не звал. Как они узнали об этих путях? Лишь нескольким из их рода было известно о существовании клана Каменной Шахты, и это была тесная группа людей.

Внезапно, Эбенайзер вспомнил долото, которое взял из гнезда осквипов. Вытащив инструмент из-за пояса, он изучил метку, вырезанную на рукояти. Да, оно принадлежало дяде, Хошапу. Вне всяких сомнений — это был знак Хошапа, большой, словно нос гнома. Но как грызуны смогли его утащить? Эбенайзер углубился в воспоминания, пытаясь вызвать образ мрачного рябого лица Хошапа, держащегося поодаль от свадебного торжества. Но ничего не вышло. Хошап не был создан для праздников, но он очень любил свадебный эль. Его отсутствие, в сочетании с фактом появления в туннелях людей, выглядело подозрительно, словно скопление грозовых туч.

— Камни! — снова выругался Эбенайзер.

Засунув долото за пояс, он последовал за тремя нарушителями спокойствия.

* * * * *

Алгоринд поспешил вернуться в Саммит Холл. Тело его брата-паладина было достойно укрыто и уложено на подстилку, которую Алгоринд соорудил из ветвей. Эта обязанность добавила времени его путешествию, и, когда юноша пришел к монастырским воротам, церемония посвящения уже началась.

Тьма окутала холмы, и песочного цвета камень внешних стен цитадели, казалось, растворялся в сумраке. Если бы не яркие огни, освещавшие часовню, в сочетании с собственными знаниями об этих местах, Алгоринд мог никогда не увидеть монастыря. Многие путешественники проходили мимо под взглядами часовых, даже не замечая крепости. Это казалось Алгоринду совершенно замечательным явлением, если учитывать огромные размеры строения.

Привратник, рослый юный паладин, который часто становился партнером Алгоринда в обучении, оглядел своего друга сверху донизу.

— Ты видел битву, — сказал он с непринужденной завистью в голосе.

— Орки.

Алгоринд показал всю незначительность своих противников, пожав плечами, и махнул рукой на соломенную подстилку.

— Напали на этого человека. И познали справедливость Тира. Но я не успел спасти этого храбреца.

— Я осмотрю брата. Ты можешь понадобиться в часовне.

Паладин стянул свой безупречно сине-белый плащ и передал его Алгоринду. Молодой человек с благодарностью принял помощь друга и быстро натянул новую одежду. Оба мужчины почти не отличались друг от друга размерами — оба были дюйма на два выше шести футов, а их тела были выточены постоянными тренировками с мечом, копьем или посохом. Алгоринд пригладил свои кудрявые, коротко подрезанные волосы, и поспешил к часовне, которая, вместе с полем для тренировок, занимала в жизни Саммит Холла центральное место.

Юноша остановился у арочного входа. Его братья пели — невероятно красивая песня, восхваляющая справедливость Тира и мужество молодых людей, избравших его путь. Значит, церемония почти подошла к концу.