Теперь он твой

- Так и вошли, - огрызнулся Кузя. - Ворота открыли и вошли.

- Да ты знаешь, что вы наделали?! - завизжал Виктор. - Вы его впустили! Он теперь здесь!

Рычание повторилось. Громче. Ближе.

- На выход! - гаркнул Виктор, тряся пистолетом. - Оба! Уматывайте!!

- Дай хоть до утра переждать, - начал Андрей, но Виктор, задрав пистолет, выстрелил в потолок. Посыпалась штукатурка.

- С-следующая пуля - твоя, - предупредил Виктор и махнул оружием в сторону двери. - На выход.

Друзья побрели к двери.

- Ну и чего делать? - тихо, чтобы не дрожал голос, спросил Андрей. Кузя мотнул дредами, шепнул:

- Не знаю, старик. Слушай свой внутренний голос. Может, подскажет что.

- Пока, - горько сказал Андрей, - он мне подсказывает обосраться.

- Живее давайте! - поторопил Виктор сзади.

- Тебе-то что? - не выдержав, обернулся Кузя. - Колька же не за тобой пришёл!

- Забей, - сказал Андрей. - Он просто говнюк.

Они вышли на парадную лестницу. Луна наконец-то выглянула из-за разошедшихся облаков и мёртво сияла на зеленоватом небе. В конце посыпанной гравием дорожки, между декоративными кустами был отчетливо виден силуэт со вздыбленной холкой.

- Ох, мама, - сказал Кузя тонким голосом. Волк обернул белую рожу и с места рванул к особняку. Кузя начал громко читать какую-то мантру, но Андрей его уже не слушал. Он перестал слышать вообще что-либо, кроме своего внутреннего голоса. Время стало медленным, волк двигался плавными скачками, будто увязая в душном ночном воздухе, а голос внутри головы Андрея говорил.

"Раскаяние, - сказал голос, - это только начало пути к искуплению. Грехи покойника - твои. И возмездие тоже. Погубленная жизнь сына - это теперь твоё. Ты раскаиваешься? А толку-то?"

Волк был уже совсем близко.

"Это не зверь, - сказал голос. - Смотри внимательно и старайся увидеть то, что есть, а не то, что видит твой страх. Не зверь, а маленький человек, которого держали за зверя. Нежеланное дитя, выросшее в неволе".

Волк добежал до лестницы и помчался вверх.

"Раскаяние, - сказал голос, - это, конечно, хорошо. Но для искупления мало одного раскаяния. Нужно ещё прощение того, перед кем ты согрешил".

Волк прыгнул. Андрей принял удар, падая, почувствовал, что клыки смыкаются на горле, что когти рвут живот, но это ощущалось как нечто нереальное, словно продолжался тот же проклятый кошмарный сон. Гораздо реальней было другое: тонкие мальчишеские руки, острые коленки, беспомощные щипки, толчки, неумелые слабые удары. Андрей крепче прижал его к себе - не то волка, не то мальчика. "Это был я, - подумал он. - Я заковал тебя в цепь. Я бил тебя палкой. Гнался за тобой в лесу и бросил тебя умирать одного... И я посадил тебя на переднее сиденье, я погнал за сотню, я не сбросил перед поворотом скорость, я, всё я. Прости меня, если можешь. Думаю, ты слышишь и понимаешь, так что, пожалуйста, умоляю... прости меня, сын". Что-то вопил Кузя, вроде бы, пытался оттащить волка за хвост, волк уже не тянулся к горлу, а, наоборот, вырывался и скулил, но Андрей не расцеплял рук, и вдруг клыки и когти пропали. Он сжимал в объятиях только воздух. "Прости, Шурик", - сказал он вслух и, кажется, ненадолго отключился.

Придя в себя, он первым делом увидел Кузю. Кузя был расхристан, дреды закрывали пол-лица, и он тормошил Андрея так, что у того клацали зубы. "Дышит! - радовался Кузя. - Дышит, сукин кот!" Андрей сел, потом с Кузиной помощью поднялся. "Ты дыши, - сопел Кузя, - дыши, сукин кот". "Дышу, дышу", - бормотал Андрей, держась за ушибленный затылок и озираясь, а затем Кузя издал странный звук, нечто среднее между икотой и хрипением, и Андрей, наконец, заметил то, что должен был заметить сразу.

У дверей, чуть поодаль, стоял Колька. Выглядел он, совсем как живой: очень худой и очень бледный ребёнок лет двенадцати в рваных шортах. Только два обстоятельства не давали спутать его с живым. Во-первых, силуэт Кольки чуть заметно светился в темноте. Вторым же обстоятельством была страшная рана на горле, из которой на грудь медленно сочилась тёмная кровь. Они глядели друг на друга очень долго, и никто не двигался. Потом дверь особняка приотворилась. Снаружи показалась сначала рука с пистолетом, а потом весь остальной Виктор.

- Ты чего, не сдох ещё?.. - обратился он к Андрею, но тут же заметил Кольку и, вскрикнув, отпрыгнул в сторону.

- Это к-как? - забормотал он. - Это ч-что?..

Колька посмотрел на Виктора. Тот шагнул обратно к двери, и Колька, странно волоча ноги, последовал за ним. Виктор замахал на него руками:

- Брысь! Сгинь! Во имя... этого... святого духа... Исчезни!!

Колька, естественно, никуда не исчез. Когда Виктор остановился, он тоже встал в паре шагов от него, маленький, бледный и чуть светящийся.

- Что вы сделали, уроды? Почему он не уходит? - плаксиво спросил Виктор. Андрей облизал пересохшие губы:

- Думаю, чует родную кровь, - и, криво усмехнувшись, добавил: - В тебе её всяко больше, чем во мне.

- Он всегда так будет, что ли?! - простонал Виктор. Андрей пожал плечами и вдруг почувствовал, как саднит горло, как болят оледеневшие ноги, как ломит всё тело.

- Отвезёшь домой? - спросил он Кузю. Тот, не сводя взгляда с Кольки, медленно кивнул, и они пошли к "тойоте", причём Кузя добрую половину дороги пятился. У ворот Андрей запоздало испугался: что, если Колька вновь обратится в волка и прыгнет, пока никто не видит? Он резко обернулся, но никакого волка не было. Виктор сидел на мраморной ступеньке, сжав голову руками, а над ним стоял призрачный мальчик. Словно на семейном фото, когда взрослые садятся, а дети становятся рядом, чтобы всем попасть в кадр. Правда, сейчас фото вышло бы неважное - если фотоаппараты вообще могут снимать призраков.

"Интересно, его теперь все будут видеть? - думал Андрей, садясь в машину. - И будет ли он ходить за Виктором повсюду? И станет ли исчезать днём? Ладно, неважно. Важно, что Колька меня простил. Простил грех отца. Глядишь, и с братом как-нибудь поладит".

Кузя хлопнул дверью и уткнулся лбом в руль.

- Мать-перемать, - выдохнул он. - Что это было, а? Ну, там, на лестнице?

- Там? - Андрей ещё раз оглянулся на дом, на Кольку и на Виктора. - Там было искупление. Всё, как ты говорил.

- Я вообще про другое говорил, - сказал Кузя жалобно. - Я тебе, дураку, в монастырь советовал идти. Каяться. Духовно расти. Ладно, поехали, пока Колька этот не передумал.

Он завёл машину и выехал на шоссе.

- Он не передумает, - пробормотал Андрей. - Он духовно вырос.

- А ты?

Андрей не ответил. "К Шурику поскорей бы, - думал он. - Когда там посетителей пускают, с десяти?" Кузя перевёл "тойоту" в левый ряд. В приоткрытом окне засвистел ветер.

- Ты чего так гонишь? - спросил Андрей

- У тебя чемодан денег лежит дома, - сказал Кузя. - А дверь, скорей всего, Колька выломал. И полночи уже прошло.

- Блин! - воскликнул Андрей. - Коллекторы нагрянуть могут! Кузя!!

- Пристегнись уже, - сказал Кузя и ещё прибавил скорости.