Страница 24 из 147
– Привет, Уолтер!
– Привет, Джон! А ты более-менее бодренький, как я погляжу. А то вчера расчувствовался, я уж думал, будешь сейчас снова помятый как после своих ночных бдений с Пинк Флойд, познакомил тебя с ними на свою голову. – И он схватился за голову и состроил такую притворно-строгую гримасу в стиле их учителя по математике, что Джон сразу понял, что всё это шутка от начала и до конца и засмеялся. И решил ответить тем же:
– Зато ты узнаваем за сто вёрст: волосы растрёпаны, цигарка в зубах, весёлый мотив на устах, широка пролетарская волосатая грудь, ничего святого!
– Но-но! – широко осклабился Уолтер. – Зато ты прямо первая эманация Единого! То-то я всё смотрю на тебя, и думаю, ба, что за знакомые черты! Так вот оно что! – и друзья дружно заржали и обнялись.
– Тсс, – проговорил наконец Джон, – не спугни деревья, мы же пришли проведать их, а не мешать им наслаждаться тишиной и покоем зимнего леса.
– Да, а взгляни, как красиво лежит снег на веточках. На каждой, даже самой маленькой – тонкая снежная линия, маленький, но необходимый штришок на огромном полотне. – Уолтер восторженно показывал по сторонам.
– Точно!.. – Джон был поражён. Он шёл и молчал, всё вглядываясь в эти нерукотворные узоры, сплетающиеся в причудливом танце в бесконечное полотно. И ему страстно захотелось отразить, запечатлеть это в каком-нибудь стихе или даже мелодии. Но об этом он пока не стал говорить Уолтеру, слегка опасаясь его бестактных выходок. Хотя эти уколы в большинстве и были «беззубыми». Они продолжали идти молча, и Джона всё больше захватывало наваждение, что он сливается с этим снегом, он где-то внутри, он чувствует его как живого.
– Джон! – окликнул его Уолтер, видя что друг ушёл в себя. – Джон, есть ли какие-нибудь идеи насчёт скреплённого вчера Союза?
– Ты знаешь, мысли, конечно всегда есть, но серьёзно я ещё не подходил к этому вопросу. Надо посоветоваться с мудрыми.
– Это да. Но я могу тебе сказать, что мы можем сделать и своими силами, даже вдвоём, без остальных сил Союза.
– Это что же? – спросил несколько удивлённый таким поворотом дел Джон. – Уж не хочешь ли ты предложить расклеивать листовки с бунтарскими призывами? – добавил он и улыбнулся.
– А что, это мысль! – Уолтер отнёсся весьма серьёзно, хотя и лёгкая ирония играла на его губах. – Но пока что нет. Я предлагаю тебе серьёзно подойти к созданию группы. Представляешь, что мы могли бы сотворить вдвоём?!
– Да, было бы очень здорово. Но… что я могу сочинить, я же не Леннон, не Уотерс, не Дилан. Каков тогда будет мой вклад?
– Джон, ты меня поражаешь! Откуда столько неверия вдруг, если я своими глазами вчера видел твоё лицо, когда леди Арталиэн произнесла пламенную речь! Твоя вера и решимость были видны издалека. Что случилось?
– Да, мои чувства были искренними. Они и сейчас таковы. Но вот если бы я уже был великим музыкантом, если бы многие мои работы признали заслуженные мастера, у меня был бы громадный опыт в сочинении, как у тебя, например…
Но он не договорил – Уолтер просто взял и толкнул его в снег и начал там бесцеремонно валять!
– Что за чушь! Какие ещё, к дьяволу, «признанные», какие «заслуженные»! Они для нас вообще никто не существуют! Забудь! Ты – великий гений, здесь и сейчас. – Он немного успокоился. – Я… скажешь тоже. Просто я не боялся взяться за гитару, не испугался поверить в свои силы, что да, я – могу!.. Вставай! – И он помог подняться другу. – И не обижайся, плиз, что тебя в снег толкнул…
– Да я и не обиделся, – сказал повеселевший Джон. – Освежился, как раз умыться сегодня забыл. Да и вообще, надо теперь всем рекомендовать снежные ванны – хорошо всякую засевшую в голове дурь вышибает!