Страница 68 из 108
Так Гелугвий, за все тридцать лет работы в ИКИППСе не сумевший научно доказать существование кармы, обрёл веру в Учение о взаимозависимости и убедился, что этот закон каждый открывает для себя сам.
Утром следующего дня учёный, хорошо выспавшись, направился из института кармоведения прямо в Город Радости. Ничто не поколебало и не развеяло за ночь его уверенность, и сомнения отныне перестали кружить над ним своим зудящим сонмом. А пока учёный приближается к дому Наланды, скажем по секрету, что не только он один вспоминал ту первую встречу под сенью последних минут жизни Колпака Неймара. Нередко, а со временем – всё чаще и Наланда вызывала в памяти того высокого смешного мужчину с кудрями, приходившего знакомиться, когда Эксперимент решили прекратить. Женщине запомнились его орлиный нос и несколько робкий, но глубокий взгляд. За всей этой нескладной внешностью угадывался обладатель большого сердца, способного любить искренне и без оглядки.
И вот спустя полтора месяца они снова стояли на том же месте и с любопытством оглядывали друг на друга. Для жаждущих увидеться полтора месяца – срок долгий. Но лето было ещё в самом разгаре, и встретившиеся не сговариваясь опустились на мягкую траву. Всё, казалось, располагало к долгому разговору.
– Здравствуй, Наланда, – сказал Гелугвий без былого ёрзанья и дрожи в голосе, – я хочу поведать тебе одну историю.
Учёный столь спокойно и умиротворённо смотрел на свою собеседницу, что у той поначалу даже шевельнулась мысль – не слишком ли глубоко она в последнее время погрузилась в мечты? Не нафантазировала ли лишнего под грузом неизбывного одиночества?
А Гелугвий, не торопясь, стал рассказывать о своих переживаниях и экспериментах, об удивительном сне и встрече с ромашками. Он всё говорил и говорил, а Наланда слушала это с всевозрастающим вниманием. Но когда учёный дошёл до описания, выданного ему машиной, обычно сдержанная женщина чуть ли не впервые в жизни ощутимо занервничала, грудь её стала часто вздыматься, а глаза беспокойно забегали. К окончанию рассказа Наланда уже знала, что это – судьба. Но требовалось ведь как-то объясниться: Гелугвий ни разу не назвал имени той, ради которой всё это затеял.
– О, Гелугвий! И ты столько времени вычислял всё это лишь для того, чтобы узнать, что она – это твоя судьба? – еле сдерживая волнение, тихо проговорила Наланда.
– Ну да, а как же ещё? – искренне удивился учёный. – У нас в ИКИППСе по-другому и не бывает.
И сказав это, Гелугвий просто протянул руку Наланде, которая, наконец, прочитала в его глазах то, что хотела. Весь остаток того замечательного дня они счастливо бродили по полю вдвоём, и шум Города Радости, близ которого они гуляли, совершенно не мешал им вершить свою судьбу.
– Ну, так вот, – смеялся вскоре Гелугвий уже совсем непринуждённо, – меня вдруг проняло понимание, а такого, прошу заметить, без формул раньше у меня не бывало! – что тот – это я, а она – это ты. Это мы, Наланда!
Наланда стиснула ладонь великана и воскликнула:
– У учёных всегда такой долгий путь к сердцу другого человека, или это ты один такой особенный?
– Ох, не знаю я, как у других учёных, но мой поиск закончен!
– О! – воскликнула Наланда с наигранной печалью. – Но мы ведь с тобой живём в разных городах, а твоя работа в институте едва ли позволит нам видеться чаще одного раза… в полтора месяца!
Гелугвий уловил намёк и беспечно ответил:
– Ну, так что с того? Буду каждый день летать в ИКИППС и обратно!
– Того, что виманы тут запрещены, и, кроме того, мы начинаем жить натуральным хозяйством! Это тебя не пугает, друг мой?
Наланда, прищурившись, испытующе посмотрела на своего избранника.
– А, ну, конечно же! – похлопал себя по голове учёный. – Не я ли недавно провозглашал в стенах института, что настоящий учёный должен участвовать в своём эксперименте со всех сторон – побыть и испытателем, и испытуемым? Вот и появился шанс это проверить! Подумаешь – три километра пешком к тебе, и три обратно в институт. Сколько я исходил, не зная тебя, Наланда!..