Страница 4 из 7
Материнство в народных верованиях
В народе считалось, что мать обладает свойством блокировать любую опасность. Провожая сына на войну, мать давала ему оберег, например, платок, еще какую-нибудь вещь, которая должна беречь его от сабли, пули и любого зла. Богатырь Добрыня, отправляясь на битву со Змеем-Горынычем «ко Пучай-реке» (вариант – «во Туги-горы»), вначале приходит к матери; та дает ему свой «шелковый плат» (вариант – шелковую плеть), которые в критический момент битвы спасают героя. По материалам конца ХIХ в., оберегами на войне нередко служили предметы, несущие символику материнства: богородичные иконки и молитвы, атрибуты и напоминания родов (высушенные фрагменты околоплодного пузыря – «рубашки», последа, либо тела выкидыша), предметы с отверстием, устойчиво прочитывавшиеся как символы «женского плодоносящего начала»: щепка с отверстием от выпавшего сучка, согнутая кольцом иголка и т. п.
В составе комплекса материнства (то есть норм и представлений, практик и ритуалов, связанных со статусом матери) транслировался ряд психотехник, использовавшихся в традиционных моделях управления. Среди них связанная с метафизикой материнства техника эмоционального самоконтроля, в частности овладения и использования страха. Процесс овладения традиция связывает с беременностью (прежде всего – первой), которая имела смысл женского «посвящения» (подготовки к обретению материнского статуса и вхождению в женское сообщество). В это время женщина получает множество советов от соседок и родственниц, знакомых и незнакомых женщин, уже имеющих опыт материнства: ощутимое нормативное давление (каждый совет, по сути, есть норма, как правило, выраженная в форме запрета). Среди этих норм едва ли не центральное место занимали табу на испуг, причем не только эмоциональное состояние, но и сопутствующие ему жесты, образы, ситуации.
На Русском Севере беременная боялась «раскосить» – разрезать косою в траве мелкое животное (мышь, лягушку, кролика): мол, схватишься руками за лицо – у ребенка будут красные пятна на лице, за живот – на животике. Если мать напугается волка, то ребенок ее родится с волчьей шерстью на лице и некоторых участках тела. В Заонежье рассказывали, что у матери, во время беременности напуганной собакой, ребенок родился с лицом, похожим на собачью морду, на Пинеге – о рождении у женщины, испугавшейся коровы, немого ребенка, который к тому же постоянно боялся коров (что считают бесспорным указанием на причину несчастья). Поэтому во время беременности старались не трогать, не перешагивать животных – собак, кошек, коров, свиней, куриц и прочих (такие запреты отмечены повсеместно). До сих пор часто, ожидая ребенка, удаляют из дому домашних животных. Мотивируют опасностью аллергии, грязи, тем, что кот «может поцарапать» ребенка, а попугайчик – клюнуть («напугает ребенка!»), – что следует считать, скорее всего, рационализацией традиционных запретов.
Все время беременности (особенно когда она уже заметна) женщина находилась под пристальным вниманием окружающих. Их заботу о своем состоянии (прежде всего – душевном), их советы и предостережения женщина ощущала ежедневно. Следует учесть еще, что все эти табу не просто ей сообщались, а получали мощное подкрепление: они считалсь условием благополучия ее будущего ребенка, удачного разрешения в родах, то есть связывались с тем, что составляет психологическую доминанту для женщины во время беременности. Женщина не только вынашивает ребенка, но и заново выстраивает свою собственную личность, причем происходящая перестройка затрагивает глубинные психоэмоциональные пласты. Завершалась эта цепочка приобщения к традициям материнства после родов.
За время беременности женщина должна была освоить и продемонстрировать определенные навыки эмоционального самоконтроля. Спокойствие – важная составляющая традиционного образа матери, а несдержанность, утрата контроля над собою могла быть поставлена ей в вину: в случае уродства ее ребенка, слабоумия, ранней смерти могли припомнить, что «вот, испугалась, когда его носила – он такой и родился…», то есть она становилась ответственной за свое эмоциональное состояние.
Основа жизни есть оплот матери
Путь к материнству начинается с младенчества, падение рождаемости, брошенные дети при живых родителях и брошенные старики при живых детях, конфликтные взаимоотношения родителей и подростков, не любящие детей воспитатели в детских садах и учителя в школах – не звенья ли это одной цепи? Приходилось ли вам наблюдать за поведением разных мам с младенцами в поликлинике в ожидании своей очереди на прием к педиатру? Очень поучительная картина: одна мама осторожно кладет малыша на пеленальный столик, разворачивает одеяльце и пеленки, ласково разговаривает с ним, ее движения нежны и неторопливы. Она все время сосредоточена на ребенке, пытается развлечь его, играет с ним, показывает игрушку. Если малыш расплакался, мама берет его на руки, успокаивает ласковыми словами. Другая мама ведет себя иначе: ее движения резки и торопливы, выражение лица суровое или безразличное. Молча распеленав младенца, она стоит рядом и не обращает на него никакого внимания. Если ребенок начинает капризничать, она высказывает недовольство, требует: «Прекрати нытье!» Взяв младенца на руки, трясет его, как неодушевленный предмет, ей и в голову не приходит приласкать малыша, отвлечь его разговором или игрушкой. Нетрудно понять, что у первой мамы малыш чувствует себя любимым, нужным, защищенным, а у второй – одиноким, предоставленным самому себе, досадной помехой для окружающих.
Характерно поведение мам на детской площадке во время прогулки с детьми постарше – годовалыми или двухлетними: одна мама сидит вместе с малышом в песочнице, помогает накладывать песок в ведерко, показывает ему, как делать куличики, подбадривает, если куличик не удался: «Ничего, давай попробуем еще раз, я тебе помогу». Когда же у ребенка получается хороший куличик, мама искренне радуется вместе с малышом, хвалит его. Другая мама тоже пытается научить малыша делать куличики, но при этом она ничем не помогает ему, лишь понукает и поддразнивает: «Давай-давай, учись делать сам! Эх ты, неумеха, ничего у тебя не получается!» Третья мама сидит на скамейке около песочницы, равнодушно наблюдает за малышом и время от времени делает ему замечания: «Не смей брать песок в рот!», «Не бери чужие формочки! Я кому говорю?!» Ребенок не слушается, мама сердито хватает его за руку, шлепает и тащит за собой к скамейке. У малыша заплетаются ноги, он сопротивляется, плачет. «Будешь сидеть в наказание здесь», – говорит мама, и ребенок, продолжая плакать, сидит на скамейке.
Сразу видно, у какой мамы складываются более доверительные отношения с малышом и у кого из детей больше шансов научиться делать куличики. Все это характеризует лишь некоторые отдельные грани комплекса материнства – материнского поведения, однако дает представление о различиях в отношении разных матерей к своим детям и в стиле воспитания. В вопросе о том, что такое хорошая мать, мнения разных людей расходятся. Одни считают, что хорошая мама должна быть доброй и ласковой, другие уверены, что хорошая мать должна быть строгой и требовательной, третьи думают, что материнская любовь должна сочетать в себе и нежность, и строгость. Однако встречаются и те, кто считает, что мать вообще не может быть хорошим воспитателем, поэтому ребенка с самого рождения «должно воспитывать государство».
Проблема хорошей матери чрезвычайно сложна и многообразна, в разные исторические времена у разных народов она решалась по-своему, поэтому не существует однозначного ответа на вопрос: какая мать лучше? Над этой проблемой работали и работают в настоящее время многие ученые разных направлений. Современные представления о психологической готовности к материнству и материнской компетентности на этапе младенчества показали, что детско-родительские отношения в первые месяцы и годы жизни ребенка имеют чрезвычайно важное значение для его дальнейшего развития и психического здоровья.