Страница 60 из 63
- Эстель. - Я повернулся к будущей жене и поймал ее за руки. Ладони, обхваченные моими, казались совсем крохотными. Я прикоснулся губами к их внутренней стороне и прижался к ним щекой. – Эстель, - повторил я, - если ты будешь так меня отвлекать, то я никогда не дострою наш дом и не сделаю тебя честной женщиной.
Она засмеялась. Этот звук, такой редкий раньше, отдавался внутри меня сладостной дрожью.
- С тобой я хочу быть бесчестной, Киаран. Самой порочной, самой…
Я прижал палец к ее губам:
- Если ты не перестанешь говорить такие вещи, я за себя не отвечаю.
- Именно этого я и хочу, мой айранит.
Я почувствовал, как взгляд заливает чернота при виде того, как лукаво и призывно блестят ее глаза, от ощущения того, как ее тело вжимается в мое. Я огляделся, желая убедиться, что рядом никого нет, но даже если есть – мне было уже все равно. Им же хуже, пусть завидуют.
Я увлек Эстель за фундамент нашего будущего дома, прислонился к нему и приподнял ее над землёй, держа за ягодицы. Она быстро поняла намек и обхватила меня ногами. Я задрал на ней юбки и, не обнаружив белья, почувствовал, как перехватило дыхание. От желания, от жажды, от невыносимой тяги к этой женщине. Моей женщине.
Я приник к ее губам, требовательно раздвигая их языком и врываясь в глубины рта. Эстель отвечала мне тем же, и каждое прикосновение ее языка к моему обжигало, заставляя сгорать в мучительном, но сладостном огне. Я сминал руками ее ягодицы в такт с движением языка, а потом проник в нее пальцем. Она была влажной, но я оттягивал момент обладания, испытывая собственное терпение на прочность. Эстель застонала и откинула голову, открывая мне доступ к своей шее. Я поцеловал ее подбородок и прошёлся губами и языком по линии горла, из которого вырывалось судорожное дыхание. К первому пальцу я добавил второй, двигаясь внутри, и готовый взорваться от того, как жадно мышцы Эстель обхватывали мои пальцы. Я понял, что сойду с ума, если не окажусь в ней сейчас же. Немедленно. Глубоко.
Освободив член, я вошёл в Эстель – резко, на всю длину, выбивая из нее удовлетворённый стон, и начал двигаться, продолжая терзать губами и зубами ее шею и плечи, с которых спустил - а вернее, просто сорвал – платье. Ее ногти оставляли на моей коже болезненно-острые следы, доставлявшие мне удовольствие на грани боли и безумия. И это было единственное безумие, от которого я ни за что не хотел бы излечиться.
- Теперь все поймут, чем мы здесь занимались, - вздохнула Эстель, пытаясь поправить безнадежно испорченное и помятое платье.
Я взглянул на нее и усмехнулся:
- Ты думаешь, они и так уже не догадались? – я любовался ее растрёпанными волосами и обнаженными плечами, с которых упрямо сползала порванная ткань. – И, знаешь, пусть знают, что ты моя. Только моя, Эстель. – Я привлек ее к себе и она уткнулась лицом мне в грудь.
В этот момент ко мне пришло осознание того, что даже если бы меня не приняли назад, я все равно уже обрёл своё место в этой жизни – единственно верное. Рядом с той, что доверчиво прижималась ко мне. И теперь я знал, что сумею это доверие оправдать.
Дни до свадьбы, хоть и были наполнены трудами, связанными с возведением дома, казались мне бесконечно долгими и длинными. И я, и Эстель, жили в доме моих родителей, но были расселены по двум разным концам дворца. Правое его крыло отводилось женщинам, левое – мужчинам. В двух башнях располагались дозорные и стража, число которых было увеличено после всего произошедшего. Никто не думал, что Морхир рискнёт сунуться во владения айранитов, огороженные, кроме того, магической стеной, созданной чернокнижником, но все равно были настороже.
Оба крыла дворца также тщательно охранялись, что делало невозможным проникновение к Эстель не только Морхира, но и меня самого. Опять же согласно традициям, будь они неладны, жених и невеста не должны были спать вместе до свадьбы. Конечно, отец прекрасно понимал, что мы все равно находим лазейки и возможности для уединения, но закрывал на это глаза, считая, что так приличия хотя бы внешне соблюдены.
Что же касается его самого, то печаль, навеки, казалось, поселившаяся в глазах, была единственным, что омрачало мое собственное счастье. На первый взгляд он казался таким же, как и раньше – властным, строгим и грозным. Но я видел, что выражение его глаз почти неуловимо, но изменилось. Наварх страдал. Последние события явно разбередили его старые раны и нанесли ему новые. Я понимал, что он винит себя за смерть Таллис, о которой до недавнего времени даже не знал. Когда я представлял, что она пережила в тот жуткий момент перед смертью, мне становилось не по себе. Я жалел, что отец не прикончил ненавистного князя, лишившего Таллис жизни по своей жестокой прихоти. Но это было слишком сложно и всем нам пришлось удовлетвориться тем, что теперь мы были в безопасности, и Морхир больше не мог нам угрожать. Время его власти кончилось.
Не меньше, чем за отца, я переживал за мать. Ее брак с навархом, судя по всему, никогда не был счастливым. Лорена д'Иллари всегда сохраняла гордый и полный достоинства вид, но только сейчас я начал понимать, какой безрадостной была ее жизнь. Они с отцом давно спали в разных комнатах, и я подозревал, что он не приходил к ней с тех самых пор, как она зачала меня. Оттого я и оказался их единственным ребенком. Единственным хорошим, что наварх дал своей жене. И что сам же отнял у нее.
В отношениях родителей всегда царило вежливое и уважительное обращение, но теперь я видел, что настоящей близости между ними никогда не было. Я вдруг понял, почему отец так неприязненно относился к женщинам других рас, которых приводили в клан айраниты. Они напоминали ему о собственном несостоявшемся счастье. О той, что принесла ему немало страданий.
Но с приходом Эстель все изменилось. Открывшаяся правда сделала наварха мягче и терпимее, и всем в клане словно стало легче дышать. Хотя самому Фараму наверняка было непросто изо дня в день видеть перед собой ту, что была так похожа на женщину, которую уже не вернуть. И все же отец относился к Эстель как к родной дочери. Несмотря на горечь его воспоминаний, я понимал, что он испытывает к ней особую привязанность, ибо она была единственным, что осталось в память о Таллис.
Глядя на отца, я сознавал все больше и острее, как же мне самому повезло. И безо всяких клятв, что скоро должны были связать нас с Эстель, я знал, что никогда не отпущу от себя ту, что казалась мне когда-то моей гибелью, а обернулась величайшим даром.
Следуя ещё одному свадебному обычаю клана, я должен был доказать своё право на невесту, похитив ее из башни родительского дома. Сейчас этот закон казался мне возмутительным и глупым, как никогда раньше. Но айраниты, веками подчинявшиеся строгим порядкам, очень любили подобные зрелища, бывшие толикой радости в их жизни, наполненной в основном бесконечными тренировками и оттачиванием военного мастерства. И я не имел ни малейшего права, да и шанса лишить свой народ этой забавы.
Вся сложность заключалась в том, что жених должен был залезть на башню безо всяких вспомогательных средств. Нельзя было использовать крылья, чтобы взлететь, нельзя было использовать верёвку, чтобы забраться по ней. Только руки, ноги и когти. В виду этого соискатели невест нередко срывались вниз при попытке добраться до заветной вершины, к немалой радости зрителей, после чего были вынуждены начинать свой путь с самого начала.
Размявшись, я приготовился к своему восхождению за невестой. Эстель ждала меня наверху Большого Роба, а это означало, что мне предстоит путь гораздо более сложный, чем кому бы то ни было до меня, ибо не было на землях айранитов ни одной башни выше этой.