Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 63

Часть 2. Глава 7

Ненависть. Жгучая, слепящая ненависть разливалась по венам бурлящим потоком. Хвалёный самоконтроль разлетелся на тысячи осколков при виде Эстель в объятиях Морхира. Одно это само по себе вызывало желание убить, такое сильное, что перед глазами заплясали красные точки. Проклятый фейри манипулировал мной, рассчитывая на... на что? На то, что я кинусь на него, и можно будет пристрелить меня, как взбесившегося пса? Или на то, что я буду терпеть, испытывая дикие муки, сгорая заживо в пламени собственного бессилия?

Я вцепился в мраморную колонну анфилады, ощущая, как ногти превращаются в металлические когти и сама моя сущность выходит из-под контроля. Я представлял как вцеплюсь когтями в глотку князя, как хлынет из артерии его кровь и оросит мое лицо, с каким наслаждением я выдеру его чёрное сердце из груди.

От воплощения этих намерений меня остановил взгляд, брошенный на Эстель. Прикрыв глаза, она прерывисто дышала, явно наслаждаясь тем, как руки князя по-хозяйски скользят по ее телу. Она не отводила глаз от спаривающихся, как животные, бесов, и я явственно ощутил себя здесь абсолютно лишним. Хотя Морхир хотел, чтобы я все это видел. Конечно же, он все это задумал заранее, потому и велел мне присутствовать в купальне.

Князь все рассчитал верно. День без Эстель, проведённый в мучительных раздумьях о том, что делает Морхир с ней наедине, в то время как мне приказано было не покидать дворца, довёл меня до состояния пороховой бочки. А эта сцена, которую я сейчас наблюдал, была искрой, призванной породить взрыв. Я все это понимал. Но ничего не мог поделать. Удар Морхира был нанесён с гроссмейстерской точностью. Никакой опыт не помог мне скрыть боли, такой едкой и мучительной, будто внутри меня разливались потоки серы.

И болезненнее всего было видеть, как Эстель стонет в объятиях князя так же, как стонала в моих. Эстель, вознесенная мной на пьедестал. Как же я ошибся в ней. Как ошибся в том, что связывало нас!

На смену боли пришло отвращение. Творящаяся на моих глазах вакханалия, где бесы спаривались отточенными до автоматизма движениями, а Эстель с князем наслаждались этим зрелищем, вызывала во мне чувство тошноты. Я вдруг почувствовал себя запачкавшимся. Будто чувства, которые испытывал к этой женщине, были безжалостно осквернены. Но, к сожалению, я не мог счистить их со своей души также просто, как грязь, налипшую на подошвы сапог. Это было гораздо сложнее.

Сильнее всех чувств теперь было разочарование. Возможно, Эстель имела право развлекаться с князем, ведь я ничего не обещал ей. Но, Таллара ! В своих мыслях и намерениях я уже положил к её ногам все. Готов был для нее предавать и убивать. А вместо этого оказался предан сам.

Конечно же, я тоже не жил монахом. Охотно пользовался доступными женщинами, когда испытывал в этом необходимость. Но ни к одной не испытывал того, что во мне пробудила Эстель. Даже к Равенне, влюблённым в которую я себя когда-то воображал. Я намеренно не позволял себе никаких привязанностей. Но Эстель не спрашивала разрешения, она просто вошла в мою жизнь. Легко и нерушимо.

И оттого было так мерзко на душе, когда я смотрел на все это и понимал, что для Эстель я был не больше, чем ещё одним источником удовольствия, которое ей мог доставить каждый. В том числе, князь.

Захотелось вдруг схватить какую-нибудь из вьющихся рядом бесовок и поиметь её на глазах у Эстель. Отплатить ей той же монетой. Хотя ей, возможно, будет все равно. А вот я после подобного перестал бы себя уважать.

Я почувствовал себя до крайности глупо. На что я рассчитывал, воображая, что могу соперничать с князем? Морхир был богат, красив, обладал огромной властью. Он мог дать ей все. А что мог дать я? Ничего, кроме себя самого и своей верности. И сейчас мне было наглядно показано, что все это ничего не стоит. Подневольному айраниту не тягаться с блистательным князем. Каким же дураком надо было быть, чтобы думать иначе.

Достаточно. Больше я не собирался позволять себя мучить. Ни князю, ни женщине, которая желала принадлежать другому.

Быстро ретировавшись, я исчез в путанных подземельях княжеского дворца. Жизнь совершила очередной кульбит, и мне предстояло попытаться понять, как после этого снова обрести почву под ногами.

Проведенная без сна ночь почти позволила мне убедить себя, что я смогу жить так же, как жил до неё. Снова быть покорным слугой и бездушным оружием князя. Но все эти заблуждения легко разлетелись в пух и прах, как только я увидел её вновь.





Страсть к этой женщине - больше я не хотел называть это любовью, - оказалась сильнее, чем любые запреты и убеждения. И вжимая её собой в стену, выбивая из неё поцелуями признания в том, что она хочет меня, именно меня, я понимал, что дошёл до точки, когда готов был обманываться. Когда, слушая её признание, не верил ему до конца, но слепо желал, чтобы она солгала мне, потому что мне так жизненно необходимо было услышать эту ложь.

Она говорила то, что я хотел, но это не приносило покоя. Целуя её, я желал стереть с её губ и тела следы другого мужчины. Я был почти готов к тому, чтобы повалить ее на стол и совершить безумство - первое и наверняка последнее в своей жизни. Я запутался. Уже не понимал, чего хочу и стоит ли эта женщина того.

Но когда она была в моих объятиях, я снова ощущал, что готов ради неё на все. И именно это осознание заставило меня отстраниться. Если бы я сделал то, чего хотел, Морхир несомненно расправился бы с нами обоими.

В полном раздрае чувств я выскочил из библиотеки. Наверное, я вёл себя глупо, но находиться рядом с Эстель дальше и не натворить непоправимого мне не представлялось возможным.

Следующие несколько дней являли собой тревожное затишье. Я пытался делать вид, что Эстель мне безразлична. Эстель делала вид, что равнодушна к моему безразличию - или, возможно, это действительно было так. А князь делал вид, что верит нашему маленькому спектаклю. Но я чувствовал, что он по-прежнему наблюдает, как змея, затаившаяся, чтобы нанести неожиданный удар. Иногда мне казалось, что я слышу, как ворочаются хитроумные шестерёнки в извращённом мозгу Морхира. Я не знал, что ещё придумает князь ради своего развлечения или проверки - неважно, в любом случае я был неспособен это предотвратить. Оставалось только ждать. И думать. Неотрывно думать об Эстель.

Прежде, чем что-то решать в этой запутанной ситуации, мне нужно было поговорить с ней. Начистоту. Хотя я не знал, насколько могу верить Эстель, другого выхода у меня не было. Возможно, эта женщина меня погубит, но я знал, наверное, я всегда знал, что пропал ещё тогда, когда впервые увидел её.

Но такая простая задача, как откровенный разговор, внезапно оказалась невыполнимой. Мы почти не оставались наедине. Рядом постоянно кто-то находился - князь, служанка, кто угодно. Порой мне казалось, что Морхир заключил сделку с каким-нибудь демоном, и тот передал ему присущую этой расе способность читать мысли. Он словно знал, в какой момент и куда больнее ударить. Вот и сейчас я постоянно был рядом с Эстель, но не мог ни сказать ей что-либо, ни прикоснуться. Последнее было особенно мучительным. Она была так близка, но так недоступна для меня.

И пусть это было, возможно, во благо нам обоим, у моего тела и всего моего существа было совсем иное мнение на этот счёт. Меня невыносимо тянуло к ней. Каждой мыслью, каждым движением души.

Постепенно мне стало казаться, что это мучение кончится только тогда, когда сменится новым, которое Морхир придумает для нас.

‍ - Где Эстель?

Вызвавший меня к себе князь задал этот вопрос без лишних предисловий.

- Я думал, что она с вами, мой господин.

Я осмотрел зал, желая убедиться, что Морхир не издевается надо мной, и Эстель здесь действительно нет. Удостоверившись в этом, я встревожился. Если князь не знает, где она… и я сам тоже не видел ее со вчерашнего вечера… то первым, что приходило на ум, была мысль, что она всё-таки попыталась бежать. О боги, неужели для нее стали невыносимы мы оба? Кукла – кажется, так она назвала себя тогда, в библиотеке?..