Королева мертвых

И у всех глаза были словно налиты кровью. Ни зрачка, ни радужки, ни век. Ничего похожего с живыми лицами – только два горящих уголька в глазницах черепа.

Она была другой. Сейчас, глядя на своих подданных, королева наиболее остро ощущала то, насколько сильно она отличается от своих подданных.

– Они не ожидают, что мы ударим этой ночью, – говорил мертвый алхимик.

Сама она еще не проронила ни звука.

Они.

Те, кто за одну ночь стерли с лица земли два городка нежити, ближайших к заливу Бурь, где когда-то располагался королевский порт. В лунную летнюю ночь, если бы не гроза, она увидела бы со стен замка даже отблески горящих городов на горизонте. Армия врагов была ближе, чем казалось.

Золото. Конечно, их влекло золото. Мертвым оно ни к чему.

Королева сжала изумруд на своей шее, гладкий и холодный, как осколок льда. По форме камень напоминал слезу. В том, что случилось сегодня ночью, виновата она и ее бездействие.

Трон Даерона выбрал ее.

Она не стала выговаривать алхимику за то, что он не «разбудил» ее сразу же, как узурпаторы ступили на их земли. Они оба понимали, каковы в этой войне шансы нежити. Пока живые не вступили в открытое противостояние, Даерон мог стерпеть их присутствие на своих землях. Ценные металлы действительно ни к чему заживо гниющим мертвецам.

Но живые не стали довольствоваться приисками Серных пещер.

«Достойна ли ты править Даероном?…».

Королева следовала за королевским алхимиком по развалинам замка, некогда считавшимся одним из самых красивых. Она мечтала танцевать в этих залах, в которых теперь только призраки бесшумно скользили по пыльным мраморным плитам.

Ка'аз-Рат распахивал перед ней одну дверь за другой. Скрип дверных петель оглашал мертвый замок истошным визгом.

Гулкий зал, вымощенный темным камнем, сейчас кажущимся почти черным, был последний на их пути. Ка'аз-Рат распахнул перед ней двери, и королева застыла на месте.

Здесь.

Это случилось здесь.

Боль воспоминаний прошила ее насквозь.

– Моя госпожа? – спросил Ка'аз-Рат.

Она не отозвалась. Она не знала, каким стал ее голос. Способна ли она вообще говорить…

Здесь, в этом зале, она говорила, улыбалась в последний раз, хотя уже тогда внутри нее все сжималось от страха.

Ее свадьба с королем. Ее первый и последний танец. День, когда она впервые надела белое кружевное платье и уложила в высокую прическу отливающие медью волосы.

Он убил ее здесь. Прямо в танце.

Пока горели тысячи свечей, и они были одни, пока тихо звучала музыка, Мельгарт вел ее в танце, бережно обнимая, и она впервые подумала, что, может быть, он способен измениться? Может быть, она все-таки будет с ним счастлива?

Сталь королевского клинка ударила точно в сердце. И на теле появился первый тонкий аккуратный шрам.

Он не хотел уродовать ее. Он восхищался ее красотой, и до, и после череды смертей и воскрешений. Король стал ее личным Творцом и Убийцей.

Трясущимися руками она коснулась белого кружева на груди, еще хранящем каплю крови. Крови было немного. Сам Мельгарт говорил ей об этом. Теперь она помнит.

– Госпожа, что вы делаете? – шепчет Ка'аз-Рат.

Кажется, он испуган. Хотя что может испугать такого, как он?

Ветхая ткань легко рвется. Белые пуговицы горошинами разлетаются по зале.

За серыми пыльными окнами сверкают молнии. Она дрожит, но вряд ли от холода, который ей больше не ведом. Последними она скидывает с ног белые туфли.

Он надевал их и снимал с нее лично. Десятки раз.

– Сжечь, – впервые произносит она, указывая на ворох из белых кружев.

Ее голос дрожит от гнева и отвращения. Теперь только длинные белые волосы скрывают ее наготу.

– Мы должны спешить, госпожа.

Босиком по пыльному мрамору она прошла мимо застывшего в проходе алхимика, бросив через плечо:

– Вели принести мне новую одежду.

Она прошла через открытые двери первой, совсем не чувствуя своей наготы. Лишь привычно коснулась шеи, но не почувствовала ожерелья с изумрудом. Возможно, ветхие звенья не выдержали тоже.

Да будет так.

Достойна ли она короны?…

Да. Ведь Трон Даерона выбрал именно ее. И пришло время отомстить за отнятые жизни ее подданных.

Королева мертвых отлично знала, если смерть пришла за тобой, убежать от нее уже невозможно.

Глава 8. В лаборатории нежити

Парук рухнул в жидкую грязь. Легкие горели. Ему удалось убежать достаточно далеко – крики «Сжечь! Сжечь!», наконец, стихли.

Он тщетно пытался отдышаться, лежа на спине и жадно глотая капли дождя пересохшими губами. Как вдруг желудок скрутило, Парук перевернулся, упершись дрожащими руками в землю. Дождь скрыл шум их приближения, но не запах. Сырость сделала свое дело, усилив то, от чего и прежде хотелось вывернуться наизнанку.

Его еще сотрясали спазмы, когда в шею уткнулось что-то острое, а над ним застыли два мертвеца в потемневших от дождя лиловых накидках со знакомым гербом.

Желудок был пуст, но стоило ему вдохнуть, как внутренности сворачивало узлом, а по телу пробегала судорога.

Нежить была немногословна. Один все еще держал приставленным к его шее клинок, а второй, наспех обыскав, связал руки и ноги.

Парук не знал, откуда только у него нашлись силы, чтобы подняться на ноги. Его шатало. Несколько раз снова рвало по дороге.

А в той стороне, куда вели стражники, вонь только усиливалась с каждым шагом. Даже ослабевший и истощенный, то и дело сгибающийся в спазмах, Парук понимал, что дело его плохо. Не осталось и следа от былой воинственности, проявленной им при случайной встрече с городскими дозорными.

Пришла пора быть честным с самим собой – он обещал не сопротивляться смерти. Она шла за ним, верхом на живых лошадях, в искрах пожарах, которые, без сомнения, совсем скоро охватят все королевство нежити. Парук оказался между молотом и наковальней. Его бегство сейчас только отсрочит неизбежное.

Нежить вела его за собой на веревке, как животное на скотобойню. Парук спотыкался, из-за связанных ног он семенил следом за ними, как девица на балу.

А неутомимые небеса рыдали серой пеленой дождя, размывая и без того глубокие рытвины дороги, и сводя на ноль любые попытки Парука разглядеть хоть что-то вокруг себя.

Он видел только наспех сколоченные, скособоченные телеги, укрытые плотной мешковиной. В таких случаях стражники отводили его на обочину, где ноги утопали в грязи едва ли не по колено. В такой миг Парук и оглядывался кругом, потому что пока его вели, все его внимание было приковано к земле под ногами.

Он видел разбросанные пятна желтого света, вероятно, факелы, скрытые от дождя под каким-то укрытием. Между пятнами света темнели массивные кривые тени. Парук решил, что это горы? Или здания? Пока одна из теней не двинулась в бок, оглашая окрестности протяжным стоном.

Дождь по-прежнему заглушал большинство звуков, а остальное поглощали раскаты грома, но иногда Паруку все же удавалось выхватить протяжные стоны, глухое рычание и звон стекла. Звуки, от которых у него еще сильнее сводило живот.

А потом свежий воздух просто кончился.

Один бесконечный смрад заживо гниющих, размокших под дождем, тел. Конвой остановился. Парук не сразу понял из-за него или просто они пришли. Он лежал в грязи, не в силах справиться с собственным телом. Каждый вдох усиливал тошноту.

Его тащили какое-то время, как упрямого осла, надеясь, что он все-таки поднимется на ноги, но он все не поднимался. Протащив его совсем немного, нежить остановилась.

Доносились голоса, кашель и отрыжка, но вряд ли это была та самая сытая отрыжка после плотного обеда. Уж кто-кто, а Парук это  понимал.

Натужно заскрипели ржавые петли, две пары костлявых рук толкнули его куда-то в пышущую жаром тьму. Парук споткнулся из-за связанных ног, упал, головой уперся в чье-то тело, еще живое, попытался подняться, но кто-то наступил ему на руки.

– Закрывай, – проскрипел голос позади.