Код бикини

'Падающего подтолкни, - мелькнуло в голове у Греты. - Кто это сказал? Ницше?'. Опершись о фальшборт, она вглядывалась в черную воду. Слезы на ее лице смешивались с дождевыми каплями и морскими брызгами. Поколебавшись, Грета сорвала со стены бублик спасательного круга и наугад швырнула его в пенные буруны за кормой.

Глава XVI. ГРУня.

- Вот тогда-то у меня и начались первые провалы в памяти, - Сима зябко повела плечами и поглубже запахнулась в халат.

- Вам устроили допрос с пристрастием?

- Нет, Милочка, ничего такого не было, просто не выдержали нервы. Нас не пытали и даже не били. Вот обыскали - это да. Такого шмона у меня даже в лагере не было. Они не только заглянули во все отверстия, но даже рентгеном нас просветили и три дня экскременты отбирали на проверку. Но это было позже.

А сначала Грета вернулась в нашу каюту - с ошалелым взглядом и в грязном платье на голое тело. Спустя полчаса явился майор-краснопогонник, устроил нам короткий допрос и запер в разные каюты. Всю ночь мы шли морем до Калининграда, а потом еще сутки тряслись в поезде до Москвы - под конвоем, в отдельных купе.

Но еще до того, как майор изолировал нас друг от друга, мы с Гретой успели договориться о главном: мы не видели, как с парохода исчез Иванько, и что в чемоданчике помимо золота были камни и валюта. Идея свалить все на утопленника первой пришла в мою голову, и этим я горжусь до сих пор. Если бы мы сказали, что в тайнике было только золото, они бы нас в покое не оставили. А так все выглядело очень убедительно: Иванько якобы заранее все спланировал и сбежал с корабля на каком-нибудь шпионском надувном плоту. Пусть теперь ищут его во всей Европе, в то время как его поганые кишки доедают балтийские крабы.

- Только все это имеет смысл, если он на самом деле утонул, - я обняла Грету за мокрые дрожащие плечи.

- Куда ж ему деваться, - всхлипнула девушка. - С отравой в брюхе и с прикованным к руке чемоданом. Он с этим золотом теперь никогда не расстанется на дне морском.

Допрашивал нас лично Бельский - на какой-то частной квартире. Мы держались намертво - тайник оставил еще генерал К., мы о нем знали, но нам было приказано не болтать. Так нам помог еще один дорогой покойничек. Что там было спрятано, мы якобы не ведали вплоть до того момента, когда Иванько при нас раскопал сверток. Камней было немного, валюты - тоже. Золота - одиннадцать брусков, все же кое-какую правду мы сказали. Я много раз в жизни потом убеждалась, что надежнее всего говорить именно связную, стройную полуправду. Чистая правда доверия не вызывает, поскольку в реальности, как в кино, всегда полно случайностей и совпадений, а в совпадения никто не верит. Заставить же поверить в чистую ложь - удел немногих талантов, способных врать нагло и вдохновенно.

Мне кажется, Бельский в итоге поверил, что Иванько скрылся с

ценностями или, по крайней мере, сделал вид, что поверил. Возможно, он сначала решил попытаться разыскать пропавшего подельника и какое-то время понаблюдать за нами. В любом случае, Бельский мог быть уверен в нашем молчании. Так или иначе, нас пока оставили в покое.

Когда мы вернулись домой, я сразу слегла. Не знаю, как все это выдержала Грета - вероятно из-за необходимости ухаживать за мной. Когда я оклемалась, то увидела, как она изменилась - лицо ее заострилось, и волосы она стала собирать в пучок, отчего голова ее стала похожа на редиску с хвостиком.

Позже выяснилось, что после изнасилования у Греты не могло быть детей. Узнав об этом, она окончательно порвала с театром. Театр был частью прошлого, от которого Грете хотелось отгородиться. Какое-то время она сидела дома, то валяясь целыми днями с книгой, то доводя себя до изнеможения какими-то сумасшедшими танцами. К нам часто приходил Коган, и Грета то гнала его с порога, то впускала в квартиру и подолгу сидела с ним на диване перед телевизором. Однажды она заснула, положив голову ему на колени, и бедный Фима, не смея ее потревожить, всю ночь не сомкнул глаз, тупо пялясь на надпись на экране 'не забудьте выключить телевизор'.

Именно Коган, стремясь как-то развлечь Грету, нашел для нее двух первых учениц - худеньких пятилетних близняшек Машу и Дашу - внучек своего соседа-пенсионера. Они были похожи на журавликов, когда, стоя у станка в атласных балетных туфельках, робко тянули вверх суставчатые лапки. Грета занималась с ними самозабвенно, и, спустя полгода, они с блеском выиграли новогодний смотр-конкурс в Доме пионеров, показав танец маленьких лебедей, хотя и в исполнении всего двух лебедят.

После этого у Греты не стало отбоя от родителей, желающих обучать своих дочерей танцам. Некоторые пытались пристроить и мальчиков, но Грета твердо решила заниматься только с девочками. Хотя и не говорила никому о своей мечте создать настоящее танцевальное шоу и переплюнуть Фридрихштадтпаласт.

Когану удалось договориться об открытии балетной студии при Доме пионеров. Это окончательно покорило Грету, и они с Ефимом стали, наконец, любовниками. Коган был вне себя от счастья и требовал немедленной свадьбы.

- Ты и так имеешь меня по нескольку раз в день, кролик ненасытный, - отмахивалась Грета. - Какого хрена тебе еще нужно?

- Хочу, чтобы ты стала моей женой, - настырно повторял Фима.

- Никакой штамп в паспорте не заставит меня варить тебе борщ и стирать носки, - заявляла Грета. - У меня есть дела поважнее...

Уже через несколько месяцев у нее занималось посменно полсотни девочек. Из самых способных она решила создать танцевальную группу 'Груня-ревю'. Когда до директора Дома пионеров, отставника из органов, дошли слухи о названии, он вызвал Грету к себе. 'Вы знаете, что такое 'Груня'? - хмуро спросил он'. 'Представьте себе, знаю. Это имя моей матери'. 'При чем тут ваша мать? - раздраженно отмахнулся отставник. - 'Груня' на сленге разведчиков означает ГРУ'. 'А что такое ГРУ?', - в свою очередь спросила Грета. Директор озадаченно посмотрел на нее, потом вздохнул и решительно произнес: 'Значит так. Никакой Груни в названии быть не должно - это раз. Слово 'ревю' - не наше, от него за версту несет низкопоклонством перед Западом - это два. И третье: коллектив будет называться 'Ансамбль народного танца 'Агриппина'. Вам понятно?'. 'Пусть будет 'Агриппина', - пробормотала Грета, - лишь бы разрешили репетировать'. 'Разрешим, - милостиво наклонил голову отставник, - если репертуар будет соответствующий. Никаких там буги-вуги, исключительно танцы народов СССР, в крайнем случае сцены из классического балета'.

Репетиции начались под бдительным оком директора. Однако времена постепенно менялись. Отступила тень Усатого, подзабылись хамские наскоки Лысого на интеллигенцию. Дряхлеющий Бровастый, с трудом двигая едва повинующейся челюстью, невнятно зачитывал по телевизору свои нескончаемые речи, что создавало в стране атмосферу какой-то благостной апатии. Люди жили все хуже, произносимое с экрана не имело никакого отношения к реальной жизни, с полок магазинов исчезали самые простые товары, но в народе, как ни удивительно, не чувствовалось никакого напряжения, не говоря уже о каких-то бунтарских настроениях.

Наш замечательный народ еще как-то реагировал на выходки самодура Хрущева: в шестьдесят первом в Краснодаре, когда разгромили крайком КПСС, в шестьдесят втором в Новочеркасске, где рабочие вышли на демонстрацию по поводу пустых продмагов и были расстреляны. В брежневские же времена селекционные работы по выращиванию расы советских рабов были в целом завершены, и окончательно сформировалась новая историческая общность людей, названная остряками 'хомо советикус'. 'Главное, чтобы не было войны!' - выражала по телевизору совокупное народное мнение ткачиха с Трехгорки. 'Да, наплявать!' - более емко высказывалась деревенская тетка в ватнике, выходя из сельпо, в которое уже месяц не завозили хозяйственное мыло.

Впрочем, была в семидесятых и некая прелесть. Тотальная ложь окутывала реальность таким плотным коконом, что в нем было по-своему уютно. Ушли в прошлое сталинские страхи и утомительные хрущевские реформы. Все двигалось по заведенному распорядку, ноябрьские парады чередовались майскими, стоявшие на трибуне старцы казались такой же незыблемой частью бытия, как застывший с задранными подбородками почетный караул у мавзолея, колокольный перезвон на Спасской башне или продовольственный 'заказ' в виде палки финской колбасы и пары банок болгарских маринованных помидоров, выдаваемый трудящимся на закуску после праздничной демонстрации. Веселые пьянки на работе сплачивали сотрудников до состояния родственной близости и заменяли советским гражданам распространенные на Западе клубы, дискотеки и дома терпимости. Невиданного расцвета достигла культура политического анекдота. Особая прелесть анекдотов была в том, что рассказывать их было занятием по инерции как бы рискованным, но по большому счету безопасным, как катание на американских горках. Запасы иронии, накопленные в народе за десятилетия советской власти, были неистощимы.