Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 52



Но вернемся к моим клиенткам.

Скоро мне удалось восстановить старые связи с так называемыми 'кремлевскими женами'. Какой только чепухи о них теперь не понаписано в угоду любителям подглядывать через замочную скважину. А женщины эти были, между прочим, особенные. Обычный человек проживает свою жизнь в каком-то одном слое. А им довелось познать и богатство, и нищету, и огромную власть, и жизнь в лагерных бараках...

Чаще всего я имела дела не с заоблачными небожительницами - замшелыми супружницами членов Политбюро, а со слоем их подстилающим: женами и любовницами наркомов - впоследствии министров, крупных военных и партийных начальников, внешторговцев, дипломатов. В их круг меня ввела Света Аллилуева, которая, вообще говоря, сама в него не входила, даже сторонилась его. Она тогда снова была в разводе, расставшись с Юрой Ждановым, сыном Андрея Жданова в пятьдесят втором, то есть еще при жизни Сталина. Имея папашей диктатора, державшего в кулаке чуть ли не полмира, она оставалась совершенно свободным по духу человеком и не боялась ему перечить.

Через своих клиенток я добывала иностранные журналы. На Западе был бум на татуировки, процветал Лес Скьюз, и мода покрывать свое тело загадочными красивыми рисунками проникала даже сквоь наглухо закрытую границу. На нашей социалистической родине, где каждый второй мужик носил на руке восходящее солнце с надписью 'Север' и перстни с извилистыми фиолетовыми лучами, фотографии этих татуировок производили ошеломляющее впечатление.

Я начала работать, одновременно учась по этим журналам. Помогало знание английского. Почти три года мы с Груней даже не заговаривали о нашем сокровище. Оно казалось недосягаемым, как другой мир, другая планета. Ощущение жизни переменилось в корне. Кончилось грозное и волшебное послевоенное время, когда возможность мгновенно и сказочно обогатиться была такой же реальной, как и риск в любой момент свернуть себе шею. На смену 'весне победы' пришел пресловутый 'железный занавес'. Сейчас трудно представить наше тогдашнее ощущение заграницы. Не считая шпионов, 'там' бывали только дипломаты, моряки, спортсмены, артисты и партийные деятели. Правда, уже тогда начинали поощрять заграничными поездками знатных доярок, шахтеров-рекордсменов и передовиков-комбайнеров. Но их посылали только в так называемые страны социалистического лагеря, и находились они там под круглосуточным присмотром стукачей. Мы же с Груней никак не тянули на представительниц трудовых коллективов. Да и с судимостью моей нечего было даже думать о заграничных поездках...

Мир после войны радостно объединялся, срастался заново, как сломанные в автокатастрофе кости, а Советский Союз ощетинился, отгородился от вчерашних союзников в надменной гордыне победителя. Для всего мира победа была радостью и обновлением, а для красной Москвы - возможностью лицемерно заявить о торжестве замшелых коммунистических догм и попутно наложить свою лапу на все, до чего удалось дотянуться. Непримиримое противостояние двух систем, двух миров настолько отравило сознание нескольких советских поколений, что когда Союз развалился, сближение России с Западом уже не могло произойти быстро и безболезненно, как не бывает быстрым выведение новой породы крупного рогатого скота. Для достижения успеха требовалось несколько поколений кропотливой селекции, а России история отпустила всего лишь десяток лет в девяностых, после чего все покатилось назад, минуя коммунизм, прямо в средневековье. Въевшийся в сознании нации ресентимент не позволил России безболезненно слиться с Западом...

- Что такое ресентимент? - наморщила лобик Мила.





- Враждебная злопамятность, - подсказал Алик.

- Это не просто злопамятность, - покачала головой Сима. - Это описанное еще Ницше коллективное ощущение неполноценности, доросшее до уровня общественной морали. В попытке избавиться от этого ощущения неизбежно создается образ врага. Ресентиментом, жаждой реванша была охвачена Германия после первой мировой войны, и это стало главной причиной второй. Но Германия позже прошла через позор капитуляции и муки послевоенного покаяния и в итоге сумела преодолеть свои комплексы. С Советским Союзом же победа сыграла злую шутку. В то время как мир стремительно менялся, кремлевская власть все больше дряхлела, упрямо продолжая культивировать коммунистические небылицы, якобы позволившие одержать верх в глобальной схватке. Холодная война и полунищая жизнь создавали в стране атмосферу безверия и идеологического вакуума, апогей которого пришелся на развал СССР. Неизбежное поражение коммунистической модели состоялось, но не произошло главного - покаяния. В результате, после недолгой перестроечной оттепели произошел рецидив этого самого ресентимента. Причем, настолько мощный, что во врагах у России сегодня ходит весь цивилизованный мир, которому из Кремля уже грозят ядерной дубиной...

Но тогда, в феврале пятьдесят шестого года неожиданно, как всегда в России, где все перемены происходят только сверху, а народа как будто и вовсе нет, состоялся двадцатый съезд нашей замечательной партии. Тот самый, на котором якобы развенчали культ личности Сталина. На самом деле культ этот никто и не собирался развенчивать. Его тогда просто сдали на временное хранение, а сейчас вполне успешно возвращают к жизни. Да и невозможно развенчать культ в народе, большинство которого столь страстно верит не в собственные силы, а в доброго и справедливого царя, от которого и милость, и палка одинаково желанны...

Началось то, что потом назвали 'хрущевской оттепелью'. Под этой вывеской обычно понимают время от смерти Усатого вплоть до свержения Лысого, то есть от марта пятьдесят третьего до октября шестьдесят четвертого. На самом деле это полная чепуха. Не считать же оттепелью ликвидацию Берии, в бессильной злобе казненного вместо главного Людоеда. Казнь эта была жалкой местью трусливой шайки своему врезавшему дуба главарю, которого при жизни они боялись до зеленого поноса. При всей моей ненависти к Сталину, не могу не признать, что этот сухорукий параноик сделал их всех, а точнее - всю страну и полмира впридачу. И сам этот факт страшен не досадной невозможностью достать его из могилы, воскресить, подвергнуть ужасным пыткам, опозорить, снять со всех постов, осмеять перед народом, а тем, что этот самый народ безмолвствовал бы еще сто лет, если бы здоровье горца позволило ему их прожить. И еще страшно то, что никто из его окружения - из всех этих смелых военачальников и оппозиционных личностей разных лет - бухариных, блюхеров, якиров, рокоссовских, жуковых - не схватил во время банкета с крахмальной скатерти первый попавшийся под руку столовый нож с налипшими на него икринками и не засадил ему под ребро, не полоснул им по побитой оспой морщинистой шее. Впрочем, об этом я уже говорила, уж простите меня, старуху болтливую....

Хочу только добавить, что многие известные деятели той поры до сих пор считаются невинными сталинскими жертвами, патриотами, радетелями за народное счастье. Но разве они не понимали, что Сталин делает со страной? Разве не видели, как подминает он под себя все живое? И вместо того, чтобы обрекать на страдания и смерть тысячи и миллионы душ из этого самого народа своим узколобым управлением или бездарным командованием, неужели не мог кто-то из них пожертвовать одной своей жизненкой ради светлого будущего всей страны?

На самом деле все они были лишь жестокими сатрапами, винтиками в колеснице смерти и больше ничем. Даже против Гитлера был заговор, а против Сталина - нет. Сейчас умники говорят, что он-де уничтожил всю оппозицию и окружил себя преданными, но туповатыми исполнителями. Но если даже и так, то ведь это еще страшнее. Выходит, вся верхушка состояла из бездушных ничтожеств, а народ - поголовно из дебилов. И потому Сталин благополучно дожил до естественной смерти, а все остальные дрожали перед ним до тех пор, пока даже черт не подавил в себе презрение к России - матушке, не сжалился над ней и не забрал Рябого в теплое местечко в своем аду. И поселил тем самым невыносимую досаду в сердцах оставшихся в живых трусов, возомнивших себя смельчаками-реформаторами, которым для полного счастья не хватало только сознания собственной, пусть даже мнимой победы над Сталиным или хотя бы над его наследием.