Страница 5 из 8
На улице начало смеркаться. В подъезде зажегся свет. Кто-то поднимался снизу. Вера встала с подоконника и отправилась домой.
В квартире было тихо, но в зале горел свет. Вера скинула ботинки и прошла в комнату. Отец, в костюме и при галстуке, сидел в кресле и смотрел в темный экран телевизора. Мать лежала на диване. Она встала, когда Вера вошла. Отец тоже поднялся, пересек зал и сел на диван рядом с матерью. Выглядели они как два нашкодивших первоклассника.
– Вы что, разводиться собрались? – спросила Вера без обиняков, наблюдая классическую сцену, после которой обычно следовали слова: «Нам нужно серьезно поговорить. Мы решили развестись, но тебя это не касается».
– Нет, что ты! – Отец опять вскочил и зашагал по комнате, потирая подбородок.
– Доченька, мы просто хотели поговорить… – пролепетала мать.
– Ну, если не о разводе, тогда о чем? – Вера скинула куртку и бросила на пустое кресло.
– Мы консультировались с Никитой Сергеичем, он настаивает на повторной операции. Верушка, это очень важно. Каждая минута…
– Нет! – отрезала Вера и развернулась, чтобы уйти в свою комнату.
Отец подскочил к ней, схватил за плечи и, как всегда эмоционально, проговорил:
– Это твой последний шанс, ты понимаешь?
– То же самое ты говорил и в прошлые два раза. Шансов больше нет, – спокойно сказала Вера и высвободила руки.
– Вера! – заревел отец.
– Оставьте меня в покое! – не выдержала она. – Ведь вы не для меня стараетесь, вы для себя стараетесь… Чтобы, когда меня не станет, сказать себе, что вы сделали все возможное, не поскупились. Отвяжитесь, понятно! Займитесь собой, своими отношениями. Сексом займитесь, наконец! А меня оставьте! Мозг мне не выедайте, от него и так ничего не осталось.
Вера выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.
Она прошла к письменному столу и включила лампу. Начала выкладывать из рюкзака учебники. Больше в школу она не пойдет, хотя, кажется, уже зарекалась.
После сказанного сгоряча Вера чувствовала себя мерзко. Жестокие слова, родители не заслужили, особенно мама. Ее жалко больше всего. Тяжело смотреть, как она мечется от бессилия, стараясь сделать невозможное. Еще тяжелее осознавать, что ты причиняешь кому-то острую, невыносимую боль, но ничего не можешь изменить, как бы ни старался. Отец нашел утешение, а мама увядает на глазах. Этот год стал для нее десятилетием.
«Скорей бы все закончилось», – подумала Вера.
Она решила, что немного погодя пойдет к ней и попросит нарисовать ее, Верин, портрет. Мама так давно не брала в руки кисти и краски. Оставила невыполненными заказы. Подготовку к персональной выставке забросила. Даже мольберт сложила и убрала в кладовку. Нужно попытаться расшевелить ее, заставить хоть отчасти вернуться к нормальной жизни. Пусть она рисует Веру, пусть вспомнит свои прежние эмоции.
«Истинное счастье в творчестве, в созидании», – говорила мама.
Когда-то они рисовали вместе, и мама поправляла ее, помогая «правильно видеть». У Веры неплохо получалось. Даже думала, не поступить ли на культурологический. Отец склонял к экономике и праву. Теперь уже неважно. Больше не нужно беспокоиться о плохих оценках, несданных зачетах, ЕГЭ… Не нужно ломать голову над выбором профессии. Она вдруг стала свободной от мирской суеты и социальных формальностей. Она не обязана становиться кем-то и что-то из себя представлять. Теперь она может быть любой – небрежной, грубой, в плохом настроении, отстраненной, безучастной… Когда ты умираешь, тебе наконец позволяют быть собой.
Вера разделась и легла в кровать.
Ей опять снилась чертовщина. Она стояла в длинной очереди мужчин, женщин и детей. Вокруг – ничего, лишь тускло освещенные стены длинного, без начала и конца, коридора. Очередь медленно двигалась. Каждые несколько секунд Вера делала короткий шаг вперед. Изредка к очереди подходил человек. Он что-то спрашивал у одного из стоявших, внимательно слушал. Вера все ждала, когда же подойдут к ней, но человек ее игнорировал. Ей хотелось спросить у рядом стоящих, кто он и о чем спрашивает, но она не решалась. Люди молчали, их взгляды были отстраненными, лица ничего не выражали. Никто не пытался пройти а начало или конец очереди. Только Вера все озиралась по сторонам и старалась понять, где она, и зачем эта очередь.
Вера проснулась в половине девятого утра и поняла, что ей обязательно нужно в школу. Она прекрасно помнила, что первым уроком стоит физкультура, и ей там делать нечего, но все-таки начала собираться. Оно самое! Будто кто-то настойчиво зовет ее, а если она воспротивится, останется в кровати и попытается опять уснуть, сознание просто отключится, и она все равно окажется в школе. Провалы в памяти пугали сильнее, чем приступы головной боли.
Вера нашла в шкафу старые джинсы и водолазку, быстро оделась и закинула рюкзак на плечо.
Хотела выскользнуть из квартиры незамеченной, но замешкалась в коридоре, пытаясь найти свою куртку. Из зала вышла мама. На ней были те же юбка и черная водолазка, что и накануне вечером.
– Я купила тебе куртку, – сказала она, подавая Вере хрустящий бумажный пакет, из которого торчала голубая ткань. – Хотела вчера показать, но ты была не в настроении.
– Мне не нужны новые вещи, – Вера сосредоточенно шарила в шкафу, уже поняв, что старой куртки там нет. Она злилась. В последнее время мать задаривала ее дорогостоящими вещами на целую жизнь вперед. Разве не понимает, что скоро это некому будет носить?
– Она вся в грязи, – сказала мать. – Я бросила ее в стирку.
Она достала из пакета новую куртку с нелепыми завязками в виде бантиков.
– Мне понравилась, такая веселая… Наденешь ее, и настроение сразу улучшится.
– Что не так с моим настроением? – бросила Вера и осеклась, вспомнив, что собиралась помириться с мамой.
Внутреннее напряжение нарастало, нужно было торопиться. Вера схватила новую куртку и, чмокнув мать в щеку, скрылась за дверью.
Тучи пятнами ржавчины низко летели над городом. Вера быстро шла через сквер к школе, едва огибая лужи. На урок она уже опоздала. Вряд ли кто-то ожидал ее появления, но она торопилась. Что-то подгоняло ее. Она решила срезать и, пробравшись через дырку в решетке забора, вышла на стадион.
Варвара Сергеевна, фанатичная физкультурница, выгнала 10«Б» на улицу. Вера сразу увидела одноклассников, ребята стайкой инвалидов вяло бежали по кругу. Училка остервенело дула в свисток и щелкала секундомером, когда кто-то из учеников пробегал мимо.
Вера пересекла стадион и устроилась на небольшой трибуне напротив спортивной площадки. Скоро туда потянулись парни из их класса. Они столпились возле турника и начали по очереди подтягиваться. Девчонок взяла в оборот Тамара Михайловна, заставила их прыгать в длину. Холод стоял собачий. Вера и сама с удовольствием пробежалась бы или попрыгала, а еще лучше – просто ушла, но ее будто кто приклеил к мокрой скамье. Она с трудом привстала, подсунула под себя рюкзак, натянула поглубже капюшон. Подбородок утонул в вороте водолазки.
Зачем она пришла на урок? Зачем сидит здесь под моросью? Чего именно ждет? На душе стало тревожно. Вера оглянулась и увидела на самой верхотуре трибуны щуплого мужика, на вид лет пятидесяти. Погруженная в свои мысли, она заметила его только сейчас. Незнакомец, как и Вера, ежился от холода, пряча руки в карманах и втягивая голову в стоячий воротник короткой кожаной куртки. Заметив, что Вера наблюдает за ним, тут же встал и начал спускаться вниз по трибуне. Проходя мимо, мужик смачно сплюнул в сторону. Вера от неожиданности вздрогнула.
«Старый отморозок!» – подумала она.
Мужик пересек стадион и скрылся в той самой дырке, через которую пришла Вера.
«Может, педофил?»
Вообще-то, их район считался благополучным. И школа – самая приличная в городе. Все старались сюда попасть. Даже конкурс вступительный завели. Хотя оценивали скорее благосостояние родителей, чем умственные способности детей. Вера училась здесь с первого класса. Она любила свою школу. И с классом, и с учителями была в самых хороших отношениях. Училась преимущественно на пятерки. Все пророчили ей медаль, пока не… случилось то, что случилось. Теперь про медаль не вспоминали.