Супруги по соседству

– Что вы сами думаете относительно суммы? – спросил Расбах.

Энн выглядела смущенной, как будто ей было неловко вешать ценник на собственного ребенка. Она и правда не знала. Сколько будет слишком много? Сколько – слишком мало?

– Мы с Марко подумали, может, миллиона два, может, больше? – ее неуверенность бросалась в глаза. Она с беспокойством смотрела на мать с отцом. Не слишком ли много она у них просит?

– Конечно, Энн, – ответила Элис. – Мы сделаем все, что ты попросишь.

– Понадобится время, чтобы собрать такую сумму, – сказал Ричард. – Но мы готовы на все ради Коры. И ради тебя тоже, Энн. Ты знаешь.

Энн кивнула со слезами на глазах. Сначала она обняла мать, потом подошла к отцу и обняла его, а он – ее в ответ. Он держал ее в объятиях, и ее плечи сотрясались от рыданий.

У Расбаха промелькнула мысль о том, насколько все-таки легче живется богачам.

Он заметил, что Ричард смотрит поверх головы дочери на зятя, который не произнес ни слова.

9

Они остановились на трех миллионах долларов. Огромная сумма, но Ричард и Элис Драйзы переживут. У этой пары еще миллионы в запасе. Они вполне могут себе позволить отдать три.

Был ранний субботний вечер, меньше двадцати четырех часов прошло с того момента, как поступило сообщение о пропаже ребенка, и Энн с Марко опять предстояло встретиться с журналистами. Последний раз они общались с прессой в семь утра. Они снова составили заявление за кофейным столиком с помощью детектива Расбаха и вышли на крыльцо, чтобы его зачитать.

На этот раз Энн переоделась в простое, но стильное черное платье. Никаких украшений, кроме жемчужных серег. Она приняла душ, вымыла голову и даже нанесла легкий макияж в попытке казаться уверенной. Марко тоже принял душ, побрился и переоделся в чистые джинсы и белую рубашку. Они выглядели как приятная, достойная супружеская пара, подавленная свалившейся на них трагедией.

Когда они вышли на крыльцо, прямо перед выпуском шестичасовых новостей, их снова встретили вспышки камер. За день интерес к делу возрос. Марко подождал, когда шум уляжется, и обратился к репортерам.

– Мы бы хотели сделать еще одно заявление, – громко произнес он, но не успел начать, как его тут же перебили.

– Как вы объясните ошибку в описании одежды ребенка? – спросил кто-то с тротуара внизу.

– Как можно было перепутать? – допытывался кто-то другой.

Марко бросил взгляд на Расбаха и, не пытаясь скрыть раздражения, ответил:

– Полиция уже должна была дать объяснение по этому вопросу, но я повторю, – он сделал глубокий вдох. – Когда мы укладывали Кору вчера вечером, на ней было розовое боди. Потом, в одиннадцать часов, жена ее покормила, и она срыгнула. Жена в темноте переодела ее в другое боди, мятно-зеленое, но из-за всего этого стресса с похищением мы об этом просто забыли, – голос Марко был холоден.

Толпа репортеров молча переваривала информацию. С недоверием.

Марко, воспользовавшись тишиной, прочитал заготовленный текст:

– Мы с Энн любим Кору. Мы пойдем на все, чтобы ее вернуть. Мы умоляем похитителя отдать ее нам. Мы готовы предложить выкуп в три миллиона долларов, – в толпе прокатился изумленный вздох, и Марко остановился. – Мы готовы предложить три миллиона долларов тому, кто удерживает нашего ребенка. Я обращаюсь к тебе, к тому, у кого сейчас Кора: позвони нам, и мы поговорим. Я знаю, ты, наверное, нас видишь. Пожалуйста, свяжись с нами, и мы найдем способ передать тебе деньги взамен на благополучное возвращение нашей дочери.

Марко поднял голову и сказал прямо в камеры:

– Я обещаю человеку, у которого наша дочь, что мы не пойдем в суд. Мы просто хотим вернуть ее.

Последние слова были отступлением от заготовленного сценария, и детектив Расбах приподнял правую бровь.

– У меня все.

Под яростные вспышки камер Марко опустил листок. Репортеры атаковали его вопросами, но он развернулся и повел Энн обратно в дом. Детективы Расбах и Дженнингс последовали за ними.

Расбах знал: что бы ни заявлял Марко, преступнику, кем бы он или она ни были, не избежать наказания. Воля родителей здесь ни на что не влияет. И преступник, конечно, это тоже знает. Если они действительно имеют дело с похищением ради выкупа, то основная задача – доставить деньги в руки похитителя и вернуть ребенка невредимым так, чтобы никто не запаниковал и не совершил какой-нибудь глупости. Но похищение – преступление из разряда тяжелых, поэтому для похитителя велико искушение, если дело запахнет жареным, убить жертву и выбросить тело, чтобы избежать поимки.

Вернувшись в дом, Расбах произнес:

– Теперь будем ждать.

Марко наконец удается уговорить Энн пойти наверх и попытаться вздремнуть. За целый день она съела только немного супа и несколько крекеров. Периодически ей приходится, уединившись в детской, сцеживать грудное молоко. Но сцеживание едва ли может заменить кормление, и теперь она переполнена, горячие груди набухли и болят.

Ей нужно сделать это еще раз, прежде чем лечь и попытаться заснуть. Не в силах сдержать слезы, она садится в кресло для кормления. Как так получилось, что она сидит здесь и вместо того, чтобы смотреть на малышку у своей груди – ее сжимающиеся и разжимающиеся кулачки, большие голубые глаза с длинными ресницами, устремленные на мать, – сцеживает молоко рукой в пластиковый контейнер, чтобы вылить потом в раковину? Это занимает немало времени. Сначала одна грудь, потом вторая.

Как она могла забыть, что переодела дочь из розового боди в другое? Чего еще она не помнит из той ночи? Она уговаривает себя, что это все шок. В этом все дело.

Она закончила. Поправляет одежду, встает со стула и идет в ванную у лестницы. И, выливая молоко в раковину, смотрит в расколотое зеркало на свое отражение.

Расбах прошел несколько кварталов от дома Конти и оказался на улице модных магазинов, галерей и ресторанов. Стоял очередной жаркий и влажный летний вечер. Он остановился перекусить, прокручивая в голове, что ему известно. В 18:00 неожиданно отменилась няня – следовательно, ребенок к этому моменту был жив. Конти пошли к соседям около семи, а значит, времени между звонком няни и началом вечеринки было, скорее всего, недостаточно, чтобы убить ребенка и избавиться от трупа. К тому же никто не видел, чтобы кто-то из супругов выходил из дома между 18:00 и 19:00 с ребенком или без.

И Марко и Энн утверждают, что Марко ходил проверять ребенка (через задний двор) в двенадцать тридцать. По словам Марко, датчик движения на тот момент работал. Криминалисты нашли свежие следы колес в гараже, не совпадающие с машиной Конти. В 00:35 Пола Демпси видела, как по проулку со стороны дома Конти медленно едет автомобиль с выключенными фарами. Лампочка в датчике движения была явно выкручена.

Отсюда вывод: либо похищение случилось после двенадцати тридцати (в промежуток времени между тем, когда Марко проверил ребенка и когда супруги вернулись домой) и машина, которую видела Пола Демпси, не имеет отношения к делу, либо Марко лжет и выкрутил лампочку сам, а потом вынес ребенка к поджидающей машине. Ребенок не прилетел из кроватки в гараж. Его кто-то вынес, а единственные следы во дворе – это следы Марко и Энн. Водитель, или сообщник, если таковой имелся, скорее всего, не выходил из машины. Марко вернулся на вечеринку к соседям и вышел на задний двор покурить и пофлиртовать с соседской женой.

Одна проблема – няня. Марко не мог знать заранее, что няня не придет. Тот факт, что в доме должна была быть няня, противоречит версии со спланированным похищением в целях выкупа.

Но, возможно, он имеет дело с чем-то более спонтанным.

Мог ли кто-то из супругов убить ребенка случайно, например в приступе гнева либо между шестью и семью (возможно, ребенок пострадал, когда они спорили), либо во время вечеринки, когда они ходили ее проверять? И если так, могли ли они спешно организовать, чтобы кто-нибудь помог избавиться от тела посреди ночи?