Ниоткуда с любовью

Были неустойчивы, так и не научились переживать потери. И сегодня вечером Катька все выложила. Брякнула во время ужина, что отец был актером. Она, мол, сама слышала в тот день, когда Полина впервые за много лет появилась в их доме. Отец и Полина разговаривали об этом, не явно, намеками, но Катька все равно все поняла. Все и так было явно.

Катька уже почти тараторила, заметив, быстро разливающееся в воздухе напряжение. Родион посмотрел на отца. Покачал головой. Без комментариев.

Вилка ударилась о тарелку. Он встал.

- Я не хочу больше ничего слышать от тебя о театре.

- И тебе ни капельки не интересно, почему я все это тебе говорил? — поинтересовался Андрей Валентинович, используя последнюю возможность выплыть на поверхность им всем.

- Знаешь… — Родион подумал мгновение. — Нет.

Он ушел. И лишь на ступеньках театра ему стало немного легче. Как будто очень долго он не мог дышать, а теперь вздохнул полной грудью. Завтра вечером у него спектакль — последний экзамен, а затем ночным поездом он уедет в Москву.

Послышались шаги — уже по этим шагам Расков знал, кто сейчас сядет рядом с ним на ступеньки.

- Ты всегда приходишь сюда перед спектаклями, — вздохнул Мишка. Родион посмотрел на него и улыбнулся.

- Так и не понял, хорошо или плохо, что ты знаешь об этом, — признался он.

Они помолчали, ощущая странное хрупкое равновесие, внезапно промелькнувшее между ними впервые с момента возвращения Родиона из Москвы.

- И зачем ты здесь?

Мишка присвистнул.

- Потому что ты не умеешь разговаривать о себе в театре. Только в такие моменты, как здесь и сейчас, можно вывести тебя на откровенность.

- Смело, — покачал головой Родион.

- И не каждый бы тебе это сказал, поверь, — усмехнулся Яковинцев. Потом посерьезнел. — Я знаю про тебя и Полину.

Родион напрягся, и Мишка улыбнулся, заметив это.

— О чем ты? Я же сам рассказал, что мы были друзьями.

- Нет. Я имею в виду сейчас.

- Между нами ничего нет, — покачал он головой. Обстановка резко накалилась, звуки вокруг резко отодвинулись на задний план, шум с дороги стих.

— Да. Может быть. Но дело даже не в этом. А в том, что я вижу со стороны. Периодически я провожаю ее до дома. Я знаю ее друзей, а в последнее время мы видимся довольно часто. Она всегда вежлива, предупредительна до невозможности. Однажды она даже сказала мне, как мало вероятности, что мы сможем встречаться. Она решила высказать все честно, хоть для этого и потребовалось много сил — я видел. Наверно ей все-таки интересно со мной, как с другом. И каждый день, когда мы стоим у ее подъезда и продолжаем что-то обсуждать перед прощанием, каждый раз, когда она машет рукой, улыбается немного грустно — как всегда — я думаю: как можно быть таким идиотом, как ты, жить в доме напротив, общаться с ней, и не сделать ни шага навстречу? Как можно не пойти дальше намеков и полуслов и полу-взглядов, прекрасно зная, что уж другом-то ты явно не будешь? Как можно настолько придавать значение воспоминаниям, чтобы забыть о настоящем в угоду прошлому? Как, Расков?

Родион бросил на него быстрый тревожный взгляд и судорожно пропустил волосы сквозь пальцы. Происходящий разговор казался ненастоящим — таким неожиданным он был.

— О, она ничего не говорила мне, поверь. Я не услышал от нее не единого слова о том, что произношу сейчас. — Продолжал Мишка безжалостным тоном самоубийцы. — Но я достаточно пообщался и с ней, и с тобой, чтобы кое-что понять. Наверное, слишком много — для себя.

— Странно, что ты вдруг решил поговорить со мной на эту тему, — наконец выдавил из себя Родион.

— Я и не решился. А потом увидел тебя и понял, что если не скажу сейчас, не скажу и потом. И момент уйдет.

Они посидели еще немного, наблюдая, как сгущаются сумерки, как июнь благоразумно подпускает к городу ночь.

Напоследок Мишка спросил то, что должен был, иначе не был бы Яковинцевым:

- Ну и как тебе там, понравилось?

Родион сразу понял, о чем он.

— Даже не знаю, — честно признался он с кривой полуулыбкой.

- Понимаю. — Вздохнул друг. — И знаешь, ты должен это услышать. Мы за тебя рады. Никто не обижается, это просто временная актерская блажь. Так что… все в порядке.

Родион едва не расхохотался в голос — так все было иллюзорно и эфемерно в эту ночь.

- Я знаю, я и не ожидал от тебя других слов.

Мишка подмигнул ему, и оба растворились в темноте.

* * *

Она открыла дверь почти сразу, как будто сидела тут же, прислонившись к двери спиной. Завернутая в плед, волосы рассыпались по плечам и спине и уже не выглядят освещенными солнцем изнутри. Синяки под глазами. Усталость.

Вмиг его захлестнуло острой силой нежности, смешанной с жалостью, но сказал он то единственное, что и собирался сказать с самого начала:

- Почему ты не рассказала, что мой отец был актером?

И ответила она как раз то, что он ожидал услышать:

- Потому что он сам должен был сказать тебе это. — Возможно, прежняя Полина и добавила бы нечто язвительное, но новая — просто открыла пошире дверь, давая пройти.

- Я ушел из дома. Не хочу возвращаться, — признался Расков, входя в комнату и садясь на диван.

- Можешь остаться здесь, — пожала она плечами. Будто ей было все равно. Родион посмотрел по сторонам. На кровати были веером разложены листы бумаги, исчерканные разноцветными маркерами, рядом с кроватью стояла стопочка книг.

- И конечно, мучаешься бессонницей, — произнес он. Она поймала его взгляд и спешно собрала все листы в одну кучу.

— С чего ты взял? Просто не хочу спать. К тому же, послезавтра последний экзамен.

— А я завтра уезжаю, — вдруг сказал он.

— Я знаю. — Спокойно ответила она. Произнося эти слова, она перекладывала билеты на стол, и потому он так и не увидел ее лица.

— А еще завтра у нас последний спектакль.

— Это я тоже знаю, — с той же бесцветной интонацией в голосе ответила девушка. И Расков не выдержал. Потянул Орешину за руку, разворачивая к себе.

— Полька! — его руки легли на ее предплечья. — Не делай вид, что тебе все равно.

— Расков, я же вроде бы не бегаю за тобой. Так с чего ты взял, что мне не все равно? Это ты постоянно приходишь ко мне, зовешь на крышу, приходишь переночевать… — Полина сбросила его руки и отодвинулась, отгородившись от него скрещенными руками.

Расков отступил на шаг назад. На лице его отразилось смятение.

— Я не бегаю за тобой. — Наконец, сказал он. — Я просто…

— Что? Что просто? — она смотрела ему прямо в глаза и во взгляде ее была странная решимость.

— Я не знаю. Но я знаю, что не хочу прощаться. И я знаю тебя. Если просто уеду, то потеряю тебя. — Откровенность далась ему явно нелегко.

— Расков, я что-то не заметила, чтобы ты держался за меня, чтобы я тебе была особенно нужна. Со мной непросто, ты же знаешь. У тебя десятки фанаток, каждая из них готова быть с тобой и преданно смотреть тебе в рот. А от меня ты сам не знаешь, чего хочешь.

— Мне не нужны те десятки фанаток! — вспылил он.

— Возможно, но тогда тебе никто не нужен.

— Мне нужна ты, — прошептал он. Сердце Полины дрогнуло и сжалось.

- Нет, не нужна, — словно на автомате ответила она. Она сделала глубокий вдох, пытаясь вынырнуть. — Родион, я устала от наших непонятных игр. Непонятных отношений. Я хочу сказать тебе правду, но ты ведь сбежишь, прикрываясь маской равнодушия.

Как сбежал в Москву, ощутив лишь намек на какое-то наше воссоединение со стороны. Она не сказала этого. И Родион не стал уточнять. Все и так было понятно.

Их отношения действительно были неопределенными. Балансировали, пытаясь поймать равновесие, пытаясь удержаться, а не проскользнуть мимо.

— Если бы ты только знала правду. Но ты ведь ее не знаешь, — бросил он, глядя прямо ей в глаза. — Ты все хочешь найти ответ в письмах своей сестры, в ее словах, ты все время обращаешься к ней — я же чувствую это! А сейчас — когда пришло время самой искать ответы на вопросы, когда ответственность за твою жизнь лежит только на тебе, ты не можешь принять решение, ты растеряна, ты боишься жить своей жизнью!