Страница 28 из 107
- Ирина, да. Но по-моему тебя это особо не смущало. Мы же говорили уже…
- Да. Но теперь они узнали о нас и…
- О нас? Они узнали? — Олег комически приподнял брови, так и не посмотрев на нее.
- Красовский, прекрати, мне не смешно совсем! Они же теперь шагу не дадут ступить.
- Маш, они пообсуждают день, ну два — им же надо что-то обсуждать, в конце концов! Потом все это забудется. Или они выберут новую жертву!
- О нет. Чует мое сердце, в моем случае все так просто не будет. Они же и до этого меня звали… ну как там…
- Маш. Не преувеличивай. Тебе есть до них дело? Мне — нет.
— Разумеется, ты ведь шеф!
- Так, Сурмина! Прекрати немедленно истерику. И вообще — я звал тебя? Не мешай мне работать.
- Ах так… — Маша вскочила, решительно оправила идеальное платье и двинулась к выходу. — И если что, мне передали, что ты меня звал!
— Тебя обманули. Я такой глупости сказать не мог.
Маша резко остановилась у входа. Развернулась.
- Ты зря так наслаждаешься ситуацией.
— Я ни капельки не наслаждаюсь, — отрываясь от компьютера, заявил Красовский. — Я пытаюсь сосредоточиться на работе.
- Извините, — взмахнула Маша ладонями. — Извините, что помешала вам проявлять вашу типично мужскую позицию по отношению к проблемам!
Она вышла, едва слышно закрыв за собой дверь. Красовский в раздражении сдвинул стакан с ручками на дальний край стола. Стакан покачался, пытаясь не упасть, а потом замер, так и не завершив начатого.
* * *
Поначалу Полина поступила так, как и задумала. Она закинула письмо в самый дальний ящик стола, аккуратно собрала и спрятала все Нинины бумаги и письма, сложив их в папку, убрала в квартире и начала новую жизнь.
Ходила на пары, не пропуская их ради провисания в столовке с однокурсниками, писала для газеты новые тексты, встречалась с друзьями, посещала десятки мероприятий и еще на десятке обещала быть. Она как всегда развлекала публику и развлекалась сама, была по-прежнему легким человеком, которому совершенно не трудно было доверить все свои секреты. Но сама она… словно замкнулась. Как будто что-то переломилось у нее внутри, что мешало спокойно дышать, как раньше, без потрясений.
Новая жизнь продлилась недолго. Примерно до тех пор, пока она не пришла в театр, чтобы показать очередной текст Игорю Борисовичу — художественному руководителю ее любимых театралов.
Его подопечные как раз собрались на репетицию, когда она вошла в зал. Это была рецензия на их последний учебный спектакль. Полине не улыбалось оставаться здесь больше положенного — она все время чувствовала на себе какие-то косые взгляды, а когда ловила себя на этих мыслях, упрекала себя в паранойе.
— Отлично, Поленька, — подытожил режиссер, поднимая очки на лоб. — Вы, конечно, не должны были этого делать, но спасибо, что показали перед публикацией.
— А нам дадите почитать? — насмешливо заметил Миша Яковинцев с невинной улыбочкой на лице.
- Вот выйдет в газете, и почитаете. — Сурово отрезал режиссер. — А сейчас не будем задерживать Полину. Вы ведь к нам придете еще?
- Если позовете, — улыбнулась Полина.
- Ну конечно, о чем…
- Если им, конечно, нужно приглашение. — Заметил Расков, глядя не на своего преподавателя и Полину, а на обитые красным бархатом ровные ряды кресел. Обычно самые важные в жизни люди приходят без приглашения и уходят, не попрощавшись. И — он не забывал сегодня об этом ни на минуту — также ушла его мама. Также исчезла та девочка, что по воскресеньям вызывала его на улицу, а он выносил два яблока — себе и ей. И Родион злился на Полину, быть может, за то, что своим внезапным появлением без приглашения она нарушает его теорию о самых важных людях и его память о той девочке, чей голос в один из воскресных дней, просто не раздался под его балконом.
— Хорошо, я постараюсь больше не появляться здесь, — раздался Полинин голос, и ему показалось, что она расстроена. Хотя… разве его комментарии могли как-то повлиять на нее?.. Она улыбнулась режиссеру, который не слышал последней ее реплики, разговаривая с кем-то из актеров, пробормотала что-то вроде: «я позвоню вам, когда материал опубликуют», и направилась к выходу.
Выходя из здания театра, она вдруг почувствовала себя странно одинокой и разбитой. Она не понимала, с чем это связано — ведь, по сути, никто ни с кем не ссорился. Даже в своих подкалывающих репликах Родион Расков был типичен до безобразия. Ее уже ничто не должно было удивлять в его поведении. Но дело было не в нем. Скорее всего не в нем.
Дело было в пустых стенах родной, знакомой с детства квартиры.
— Мне хочется домой, в огромность квартиры, наводящей грусть… — прошептала Полина любимые строки из стихотворения Пастернака. Пустая комната молчала, и тогда Полина добавила: — войду, сниму пальто, опомнюсь, огнями улиц озарюсь… — равнодушно тикали часы на полке, колыхалась занавеска от ветра, влетающего в приоткрытую форточку. За окном царила ночь. Вдалеке с проезжей части слышался шум машин, и Полине хотелось туда, где город дышал и жил полной грудью. — В отличие от меня, — заключила она, опустив голову, и вдруг крикнула (глаза ее при этом сверкнули): — Чертова Нинка! Паршивка Нинка!
И тут же, как по заказу, вдалеке насмешливо раздалось: «Иду-иду!»
Сестра сидела в кресле, подобрав под себя ноги. Темные волосы ее, такие же, как у Полины, если бы она ничего не слышала про краску, были забраны; несколько кудрявых прядей выпали, и Нина нетерпеливо заправила их за уши.
- Ну что тебе? — лицо ее раскраснелось, она только что танцевала. — Давай быстрей, у меня мало времени.
- Мало времени? — ревниво произнесла Полина. — Давай, проваливай!
- Как это? Сама тут орет-надрывается, а как я пришла — «проваливай»! До чего же это похоже на тебя, сестренка! — болтая ногой, заметила Нина.
- Прекрати называть меня сестренкой, братишка! — Полину едва не затрясло от знакомого обращения, которым Нина любила подчеркивать, что она старше.
— Мда, — Нина вздохнула, по губам ее блуждала улыбочка. — Ты так ни капельки и не повзрослела!
- И не поумнела — все тебе на радость. Зато поняла, что совсем тебя не знаю…. Ты молодец, — прошептала Полли, оборачиваясь к темному окну. — Это было достаточно жестоко и достаточно в моем стиле — вот так вот пропадать.
- Ну что ж, я училась у лучших. У тебя.
- Плохо ты училась. Я никогда не делала это из злых намерений.
- А есть ли разница? И существуют ли добрые намерения в таком деле? — неожиданно тихо возразила сестра.
- Да. Существуют. Я знаю абсолютно точно. В любом случае, это были лишь детские глупости, которые прошли с возрастом.
- А дети — они очень жестоки, знаешь ли…
- Так все это из-за меня, да? Это месть? — Полина подняла голову, притихла, выпрямилась. Один ответ мог изменить все.
— Нет. — Через какое-то время ответила сестра. — Нет. Это очень трудный вопрос.
- Это был твой план. Только ты знаешь на него ответ.
Полина обернулась. В комнате, разумеется, никого не было, компьютер мерно гудел, часы тикали. Она сходила с ума?
Пока еще нет.
Но тишина в комнате давила на мозг, заставляла сердце колотиться безумным боем. Полина не была готова к такому всплеску пустоты внутри себя и именно сейчас, когда, казалось бы, в ее жизни все начало налаживаться. Без Нины.
Но она ошибалась. Ее сестра была всегда сильнее нее. Она знала, что Полина чувствует и что именно она предпочитает не чувствовать. Не в силах больше выносить этих лихорадочных мыслей в голове и этого безмолвия, Полина решительно подсела к фортепьяно в углу комнаты и открыла крышку с легким щелчком и при этом так просто, как будто делала это каждый день.
На самом деле Полина не играла уже несколько лет. Она едва не заплакала, ощутив знакомый запах старого дерева, рука ее легла на белые и черные клавиши. И тут ее глаза увидели свернутый вчетверо лист в клеточку. Она почувствовала, как сердце ее заколотилось.