Ярго

Я не была победоносным героем. Последние остатки моей новообретенной силы имели печальную смерть там в космосе. Я сошла с корабля в сопровождении чьих-то сильных рук одного из членов экипажа, но я заметил, что Санау сошла точно так, как ожидалось. Вертикально, как обычный ярджинин до конца.

В тумане моего ступора, я обещала невидимому свидетелю, что там было то, что там было, я бы никогда не показала это как Санау, деноминирующая свою «слабость». Я помню, я сделала эту клятву, и, конечно, с удовольствием приняли это моральное обязательство, я позволила себе упасть в общую бессознательность, с благодарностью людей, страдающих от бессонницы, получавшим приход сна.

Я никогда не узнаю, как долго я оставалась в этом состоянии. Я лежала в постели, когда я открыл глаза, и хоть я пропустила окружение вокруг себя, я была уверен, что я в королевском дворце.

Это была великолепная спальня со стеклянной стеной, открывавшая живописный вид на горы семей. Еще одна из стен была открытой дверью на террасу.

Затем два ярджинса говорили с серьёзным видом.

Я была в состоянии сидеть на подушках, а затем сделала тщетную попытку выбраться из постели. Мучительная боль в боку удерживала меня от выполнения моего намерения. Я упала, и мелкие капли пота затопили мой лоб. Была очень серьезная проблема со мной.

Мои движения обратили внимание группы на террасе, которая бросилась готовая для меня.

Одна из женщин говорила по-английски с запинками: - Я желаю вам хорошего дня.

Несмотря на мою боль, я слабо улыбнулась. Эта речь, конечно же, была украшена с усилием, специально подготовленная тогда, когда я проснулась.

Женщина, по-видимому, - довольная своим выступлением, торопливая, предположительно, чтобы объявить о своем возвращении в мир живых. Я лежала, боясь, что любая задержка с ее стороны, сделавшая это возвращение бессмысленным временным визитом, пока я на самом деле боялась за свою жизнь. Боль была похожа на раскаленный нож и, если бы не пример мужества, показанный Санау, я уверена, что мои крики привели бы сюда весь дворец, чтобы все бросились в мою сторону. С мощной имитацией ярджинской крепости, я закусила губу и пусть пот тёк с моего лба и выражал ту боль, которую я испытывала.

Санау почти сразу появилась. Если бы я была сильнее, она бы протянула руки с радостью обнять её; но после того, как холодно пал беглый взгляд на её зеленые глаза, и я был рада, что спасла меня от нового унижение. Это была старая Санау, холодная, контролируемая, полностью яржинианка в балансе и нечувствительности. Санау цела. Только пустой рукав засунутый за пояс служил напоминанием, что когда-то действительно она чувствовала человеческие эмоции.

Она глубоко поклонилась.

- Я знаю, что вы не чувствуете себя хорошо.

Я кивнула. Я хотела кричать и умолять ее вернуться к женщине, которую я знала в течение короткого дня, полная боли.

Я хотела крикнуть: «Мы друзья, Санау! Я прошу вас, не скрывать механическую защиту оболочки».

Но я ничего не сказала; я просто сделала кивок.

Мои глаза отчаянно искали в ее лице знак дружбы, разделения горя в течение некоторого времени, но не было ничего, и я знала, что это никогда не вернется. Я чувствовала себя больной, а не только физически вредной.

Она никогда не имела близкого друга на Земле. Я знала, но не имела никогда настоящего друга. Во время нашего опыта на Венере, даже без этого было её намерение, Санау говорила мне об эмоциях и о том, как жизнь шла наперекор.

Я слушала и охотно принимала её мудрость; у меня застряло в горле. Она предложила мне защиту и бескорыстное мужество перед их собственным уничтожением. Даже мать не сделала бы лучше. Моя настоящая мать всегда заботилась о моем благополучии, но вне эгоистичного по отношению ко мне просто обнять меня или ухаживать за мной, и я считаю, что она чувствовал ко мне смесь страха и преданности. Никогда не забуду спокойный голос Санау, твердивший мне, чтобы я не боялась, и никогда не забуду, как просила меня спастись, оставив ее умирать.

На обратном пути я позволила отплатить часть долга Санау, так же, как мне разрешили выпустить некоторые из переполненной любовью запреты в моем сердце.

Дэвид никогда не был ласковым. Редко брал меня за руку, и когда он это делал, то это был жест товарищества, не более чем романтично. Когда я жаловалась на отсутствие любви, он отвечал: «Смотри, дорогая, люди, которые сами так высказываются, являются такими же, присматривающимися к еще одним маленьким, целуя кончики собственных пальцев. Всегда с осторожностью относятся к поцелуям. Что касается меня, я не могу сказать много хороших вещей, но я буду демонстрировать свои действия. Я буду заботиться о тебе, когда ты будешь больна. Я буду любить тебя, даже когда у тебя появятся морщинки на лице и фигура потеряет свой прежний вид. Я буду любить тебя, и это то, что имеет значение».

Это были мысли, которые были отсоединены от моих мучений, пока я смотрела с молчаливым разочарованием на женщину, отвергавшую мою дружбу. Короткая дружба, полная во всех отношениях, но с таким отказом я сталкиваюсь всю жизнь.

Как будто там решили идти прямо к делу, Санау обратилась ко мне почти отрывисто: - У вас есть аппендицит.

Почти села на кровать.

- У меня что?

Она указала на человека, который стоял на террасе.

- Выдающийся врач обнаружил этот факт очень необычный. Небольшой орган на правой стороне воспален.

- Он будет работать? - спросила я, чувствуя нормальную панику к идее хирургии.

- Если вы позволите.

Если я позволю! Было ли это необходимо? Это было серьезно? Я задала вам эти вопросы.

Впервые безмятежное выражение сходило с её лица, и проблеск интереса вошел в её глазах.

- Мы не можем знать о серьезности их состояния. Это для вас, чтобы разрешить операцию.

- Но если вы так далеко ушли вперед, должны быть в состоянии сказать, если там всё сильно воспалено.

- Мы никогда не видели аппендикс - был ее ответ.

Теперь настала моя очередь смотреть с глупым лицом. Она продолжала объяснять, что кишечник был совершенно бесполезным органом, поэтому они избавились от него, так как они избавились от зубов мудрости, миндалин и копчика костей. Кишечник было первым, чтобы исчезнуть, и не существовал на их планете двадцать тысяч лет. Это было редкостью так, что не было даже одного из экземпляров в медицинских центрах. У них были только фотографии в документах, которые существовали. Конечно, открытие существования такого тела в моем теле было событие и так. На самом деле, Санау продолжала объяснить, Ярго был бы очень заинтересован изучить этот объект.

С большим достоинством, я сделала жест, махнув рукой и сказала, что он позволил бы операцию. Это было бы для меня большим удовольствием пожертвовать мой аппендицит культуре ярджининов.

А следующие события развивались с поразительной скоростью, мое состояние онемело, я нереально праздновала то, что последовало. Санау, помню смутно, сделала знак врачу, который должен оперировать меня. Я почувствовала знакомое жало на руке и была в сознании того, чтобы быть принятой к очень яркой аудитории, казалось, существующие операции на Земле, но в гигантских масштабах. Я помню даже, когда, наконец, упала в полное беспамятство, это было немного досадно, что такая большая аудитория будет смотреть на то, что я считала очень личной операцией. В сильно освещенной комнате, я увидела ряды ярджинсев, и на мгновение ощутила силу гнева, что почти заставило меня возразить против этого вторжения в мою личную жизнь. Я считаю, что даже попыталась сесть; Однако, в действительности, вероятно, не моргнула. Потом я почувствовала, что анестезия ухода взяла меня и проспала за один раз.

Я полтора дня спала и ночь провела в туманном сознании. Свет фонтана фланга, каждый шаг я делала как подтверждение, что операция была выполнена. Я понял, что Санау поднимала голову время от времени, чтобы заставить меня выпить немного сока.

В противном случае, я только спала.