Страница 28 из 44
В мае 1919 года мы видим Георгия Димитрова среди делегатов XXII партийного съезда. По сложившейся традиции, он выступил с отчётом о парламентской деятельности партии. Съезд принял программную декларацию, в которой объявил о переименовании БРСДП(т. с.) в Болгарскую коммунистическую партию (тесных социалистов) – БКП(т. с.), секцию Коммунистического Интернационала. Название «Болгарская рабочая социал-демократическая партия» осталось за партией широких социалистов. «Преображение» партии тесняков в секцию Коминтерна произошло без осложнений, внутренней борьбы и раскола, что нередко случалось в других социал-демократических партиях, в том числе и германской. В решениях съезда подчёркивалась необходимость освоения болгарскими коммунистами опыта русской революции и партии большевиков. Впервые были названы в качестве средств революционной борьбы массовая политическая стачка и вооружённое восстание. При региональных партийных организациях стали создаваться нелегальные группы. В них состояли наиболее подготовленные в политическом и военном отношении коммунисты, пользовавшиеся абсолютным доверием руководства. Они добывали оружие, собирали сведения о полицейских и карательных органах, обеспечивали охрану партийных мероприятий и нелегальные связи партии. На основе таких групп при ЦК БКП был образован впоследствии Военный комитет (Военная комиссия, Военно-техническая комиссия, Военный центр).
Результаты парламентских выборов, состоявшихся в августе 1919 года, показали значительный рост доверия населения к левым силам. За Земледельческий союз проголосовало 27 процентов избирателей, тесняки получили 18 процентов, а всего партиям левой ориентации (включая широких социалистов и радикалов) досталось две трети депутатских мест. Георгий Димитров вновь стал секретарём коммунистической депутатской группы из 47 человек.
Радостное настроение победы было омрачено событием, которое, впрочем, ожидалось как неотвратимость: сгорел от рака Георгий Кирков – второй по рангу руководитель партии тесняков. Ему было всего 52 года. В течение трёх дней в партийный клуб, где был установлен гроб, шли люди – те, кто хорошо знали Киркова, и те, кто лишь читали его блестящие полемические статьи и остроумные памфлеты. Едва ли кто другой в партийном руководстве значил для Димитрова столько, сколько Кирков. Он был наиболее близким ему по духу наставником, живым примером, старшим братом. В прощальной речи у гроба Георгий назвал Киркова первым трубачом пробуждения и организации болгарского рабочего класса.
XVIII Обыкновенное народное собрание открыло в болгарской истории недолгий, но яркий период, когда большинство в правительстве, а впоследствии и весь кабинет целиком, составляли члены БЗНС. Хотя в результате выборов земледельцы не получили абсолютного большинства в Народном собрании, Александр Стамболийский, согласно парламентской традиции, получил возможность сформировать коалиционное правительство. Он обратился к Димитру Благоеву с предложением о сотрудничестве в будущем кабинете министров. Но и на сей раз, как во время Солдатского восстания, получил отказ. Польститься на министерские кресла или пристроиться в фарватере «партии мелкой буржуазии» для болгарских коммунистов-тесняков значило перейти в стан оппортунистов и предателей пролетарского дела. Широкие же социалисты в ответ на предложение затребовали портфели ведущих министерств. Тогда новоиспечённый премьер включил в правительство трёх министров из буржуазных партий. Так реальная возможность союза левых сил, возникшая в Болгарии, не превратилась в действительность: понимание возможности политических союзов и компромиссов к коммунистам ещё не пришло.
Депутатская группа коммунистов, занявшая в Народном собрании привычные левые скамьи, вновь стала выступать как оппозиционная сила, критикуя непоследовательные и нерешительные действия правительства, ориентированные на демократические преобразования. Не раз адресовал гневные филиппики Александру Стамболийскому и Георгий Димитров. Очевидно, не последнюю роль в критическом настрое играла его уверенность в скорой победе всемирной пролетарской революции, «девятый вал» которой докатится и до Болгарии. Такая вера не представляла собой чего-то особенного, в то время она была свойственна и рядовым коммунистам, и партийным вождям.
Александр Стамболийский стремился любой ценой изжить прошлое страны. На мирной конференции в Нейи, близ Парижа, он попытался убедить представителей держав-победительниц ослабить железную хватку. «Этот мирный договор – наказание прошлой Болгарии, – твердил премьер. – Сегодняшнюю Болгарию пощадите, она хочет жить, чтобы показать свою работоспособность и своё миролюбие». Кое-кто аплодировал этим словам, но условия мирного договора, продиктованные Болгарии, принесли ей дополнительные тяготы. Общая сумма репараций, которую страна была обязана выплачивать в течение 37 лет, соответствовала 20 процентам её национального богатства. Сербии, Греции и Румынии передавались в счёт репараций десятки тысяч голов скота, сотни тысяч тонн угля и ряд других ценностей. Под контролем Антанты оказались шахты Перника, главные железнодорожные узлы и Варненский морской порт. Болгарии пришлось нести расходы по содержанию французских оккупационных войск; иметь полноценную армию не разрешалось. Таким образом, страна оказалась в столь же унизительном положении, что и её старший партнер по Четверному союзу Германия (опять же с учётом разницы в масштабах).
От сознания своего бессилия Стамболийский сломал ручку, которой подписывал договор, – то был жест отчаяния человека, заключённого прежним режимом в тюрьму за антивоенную деятельность, а теперь вынужденного расплачиваться за преступное безрассудство того режима.
В позиции ЦК по отношению к установленному Антантой порядку присутствовали мотивы патриотические и классовые. В заявлении парламентской группы коммунистов Парижский договор был назван актом бесподобного насилия, грабежа, варварства и жестокости, а вина за положение, в котором оказалась страна, возлагалась на буржуазию и монархию. В качестве кардинального решения балканских проблем партия вновь выдвинула старую идею создания федерации Балканских государств. В тех условиях это был, разумеется, лишь броский лозунг, но такой лозунг, который снова сигнализировал о необходимости поиска альтернативы военному решению национального вопроса. Выступая в печати и на многолюдных митингах в Варне и Пернике, Димитров столь энергично протестовал против нового порабощения страны внешними силами, что французский генерал Франше д’Эспере, командующий оккупационными войсками, рассердился и пригрозил в отместку прекратить возвращение болгарских пленных из Салоник на родину.
Неизбежным результатом наказания Болгарии стало формирование в обществе специфического морально-психологического комплекса национального унижения и государственной неполноценности, взывавшего к реваншу, что, разумеется, привело к возникновению политических сил соответствующей окраски. И вновь беспристрастная хроника событий, различных по масштабам и историческим последствиям, обращает наше внимание на многозначительные параллели. В Германии и Болгарии почти одновременно создаются националистические офицерские объединения – это были соответственно «Стальной шлем» и «Военная лига». В январе 1919 года в Мюнхене возникла Немецкая рабочая партия. Через год она приняла новое название – Национал-социалистская немецкая рабочая партия (НСДАП), а в мюнхенском пивном ресторане «Хофброй-хаус» состоялось первое публичное выступление Адольфа Гитлера, огласившего официальную программу партии.
Димитров без устали, как в молодые годы, объезжал промышленные центры страны, восстанавливал распавшиеся в период войны профсоюзы, помогал стачечникам формулировать требования и добиваться их выполнения. Его неоднократно арестовывали, но он был неуёмен. И, как в молодые годы, много читал. Он готов был снова и снова повторять фразу, которой закончил одно из писем Любе: «Работа и книги доставляют мне наибольшее удовольствие».