Атаманский клад

- А ты хотел оставить его в покое. Того пидора в бомбоубежище тоже не стали сразу трогать, так он устроил нам проверку в подвалах, - гоготнул как-то несмело русский отпадок. - Надо было заковать казака в наручники и отбивать по порядку внутренности, тогда бы что-нибудь получилось. Хорошо, что я карманы прошмонал, - пушка, пика, кастет, если чего не выгреб, так гранатомета. И в кармане у этого ишака тоже завалялся газовый. Давай к делу приступать.

- Еще ты не заметил у казака сотового, который тот спрятал потом под кучу мусора. Мы до сих пор не знаем, воспользовался он им, или нет, - медленно процедил кавказский абрек сквозь зубы, скосив злые зрачки. - А когда решил, что деваться Скирдачу некуда, ты ослабил ему веревки. - Добавил. - Чтобы призывать к активным действиям, надо не забывать собственных ошибок.

- Я про свои ошибки помню, - заюлил отморозок тощей задницей. - У казака мобильник был засунут в один из внешних карманов на рукаве. Кто бы о нем догадался?А руки я ему развязал тогда, когда тот задышал на ладан.

- Едва этим ладаном Скирдач не дохнул на нас, - чеченец дал резкую отмашку. - Не мешай мне сосредоточиться.

Кавказец некоторое время пристально всматривался в лицо валютчика, ушедшего вновь в беспамятство, долго водил по нему лучом фонаря, прощупывая каждую черточку. Потом проверил трубу, наручники, последил, как над головой менялы поднимается пар, как подернулась ледком лужа под ним. И молча полез в карман.

- Ты надумал его отстегнуть? - запаниковал русский, заметив в руках у чеченца ключи от браслета. Наверное, он понимал на подсознательном уровне, что земля круглая - что пошлешь вперед, то в спину и возвратится. - Давай работать, не расколется - добьем.

- Меняла уже добит, сам собой, - сказал чеченец жестко. - Это он ковырял трубу, чтобы снять браслет, ноги у него отморожены, голова ошпарена, руки раздроблены. Нам здесь делать нечего.

Он отомкнул наручники, последил, как безвольно шлепнулась кисть вдоль тела валютчика, чувствовалось, что не впервой ему приходилось наблюдать подобную картину. Затем брезгливо протер о брюки Сороки стальные кольца, сунул их в карман короткой дубленки. Они еще должны были сослужить службу.

- Я не могу его так оставить, - русский заметался глазами по сторонам, наткнувшись на половинку кирпича, поднял ее рывком над головой и опустил со всей силы на лицо менялы, словно тот успел вырезать всю его семью. - Подыхай, падла, будешь знать, как хапать без спроса драгоценности у больших людей.

Подобрав камень, замахнулся с ненавистью во второй раз. Чеченец, следивший за его действиями, презрительно скривил рот, спросил с отвращением:

- Ты что, животное? Сейчас ты ничем не лучше его.

- Но и не хуже, - отозвался с одышкой русский, опуская камень на голову валютчика. - Не хуже, понял?

… Во дворе трехэтажного дома на Нахаловке, недалеко от Железнодорожной больницы, не могли никак о чем-то договориться Артур Хачикян с Полиной Голопузовой, девятиклассники, возвращавшиеся со школы. Артур жил через пару кварталов отсюда, Полина в этом доме на втором этаже. Свечерело, двор погрузился во тьму, подсвечиваемую лишь расплывчатыми пятнами света из окон. Морозец градусов под пятнадцать со смурноватыми порывами ветра, обычными в донских краях, от которого дубели не только щеки, но и ноги в теплых ботинках, поддавливал, обещая начать к ночи прессовку по серьезному. Двор был пустым, даже бродячие собаки попрятались по потаенным щелям. Артур забрался рукой в кожаной перчатке за пазуху подружке и разминал ей с нагловатой усмешкой на красных губах выросшую грудь. Подружка стояла рядом, словно описалась, на покорно подогнутых ногах, с дебильной миной на круглом лице, с большими карими глазами овцы, влюбленной в своего барана. Родители ее, потомки крестьян из российской глубинки, переехавших в двадцатые годы на великие стройки, не уставали приводить в пример кавказцев. Мол, они работящие, денег, а хоть наспекулированных на перепродаже овощей с продуктами питания, наворованных бандитскими наездами, наверченных на паленых джинсах с водками, у них нераспечатанные мешки. Вот за кого надо замуж выскакивать, а не за русских дурбалаев, хлеставших эту паленую водку и сотнями тысяч сдыхавших от нее. Однажды девушка не выдержала и задала матери вопрос:

- А что же ты сама надумала выскочить за русского? За безвылазно ломающего хребет, вместо накручивания денег, на стройках пятилеток.

На что мать не задумываясь ответила:

- Милая, я бы выскочила замуж и за цыгана. Да не берут.

Полина запомнила накрепко материнские наставления, и теперь млела от счастья, что сам красавчик Артур обратил на нее внимание. Пусть он в школе двух предложений связать не мог, не отыскивал на карте ни одной страны, даже родной Армении, не был в силах перемножить одно число на другое, это проблемой для него не являлось. Он переходил из класса в класс, его отец имел сразу две машины, домяра на том краю, где обосновались они, беженцы из Азербайджана, не уступал цыганским хоромам. Единственное, что смущало, это половые с ним связи, перешедшие в почти ежедневные, и там, где приспичивало Артурчику. В школе - в дальнем углу гардероба, или на захламленной лестнице на чердак, вне школы - летом где придется, зимой - за выступом любого здания. А еще странные ощущения в области живота, начавшиеся месяца через два после прекращения менструации. Артурчик не предохранялся, несмотря на рекламы вокруг, а она стеснялась об этом сказать. Вот и сейчас Полина поняла, что дело движется к тому, от чего рада бы отказаться, да дружок немедленно перекинется на ее подружку. Их, блядей, было много, а такой как он - один.

- Ну, пойдем, Полина, - гундосил Артурчик. - Я начал уже замерзать.

- Куда, Артур, люди кругом, - жевала она все те же сопли, не поднимая век.

- В твой подъезд, я же сказал, станешь раком между этажами. Или отсосешь.

- А кто увидит! Потом будут в морду тыкать, - отнекивалась она, вспоминая запах его немытого члена, но боясь покривить губы. - Да и холодно вокруг, в подъезде тоже.

- В первый раз, что-ли, тогда сношались вообще на ледяном ветру. У меня член покрылся коркой.

- А у меня все внутри огнем пылало. Думала, сдохну.

- Не сдохла же? - хохотнул Артурчик участливо. Скосил выразительно красивые черные глаза в сторону высокого фундамента дома. - У вас подвал есть, помнишь, мы летом уже там были. Давай заберемся туда.

- Я боюсь, на отдушину бродячие собаки воют, - Полина уткнулась лицом в мягкий мех его дорогой курточки. - Я отцу сказала, тот отмахнулся, мол, там какая-нибудь из них концы отдала.

- Подумаешь, собаки …, - поморщившись, почмокал он сочными губами. - Пусть бы в ЖКО кто-нибудь сообщил.

- Кому это надо.

Но желание Артурчика оказалось сильнее собачьего воя, он крепко прихватил подружку за рукав простенького пальто.

- Пошли, носы, если что, платками заткнем.

- Там темно.

- Далеко заходить не будем, у меня спички.

Маленькая дверь под лестничной площадкой держалась на замке, проржавевшем насквозь, дужка, просунутая в петли на честном слове, не желала открываться.Кто-то, видимо, срывал эти петли, а потом заколотил как попало. Артур, повозившись немного наощупь, завертелся по темному подъезду волчком в поисках рычага, мимо пугливо прошмыгнули двое жильцов, за ними еще один. Наконец, дружок нащупал в углу какую-то метлу, подсунул черенок под петли и, заставив Полину посветить спичками, дернул на себя. Хлипкая конструкция отвалилась с глухим звяком, деревянная дверь скребнула низом по бетону. Во тьму подвала вели каменные ступени короткой лестницы, оттуда пахнуло сыростью и чем-то приторным.

- Я боюсь, - снова заканючила подружка, уцепившись за рукав курточки Артура. - Чувствуешь, запах неприятный?

- Разве это запах? В вашем подъезде пахнет тошнотней, - с нервной дрожью в голосе откликнулся беженец, проталкивая Полину вперед. - Спускайся, я ворота прикрою.

- Я ничего не вижу.

- Спичку зажги, у тебя коробка.