В золотой долине

  Мишка перевел недоумевающий взгляд на мать.

  - Да, не дождалась тебя Арина, - печально подтвердила Мария Сергеевна.

  - Что? Вот фраер я, а? Бумажными червонцами хотел купить... - глаза у него остекленели. Дальше забормотал отрывочно, вскочил из-за стола, схватил наволочку с деньгами, вывалил содержимое на пол и стал топтать. Движения его становились все более судорожными. Беспорядочно задергалось тело, ноги заплелись, и он рухнул на пол, корчась в припадке.

  - Ой, боже ж ты, мой! - запричитала мать. - Саша, сынок, придержи его, а то он всего себя переломает.

  Парень не растерялся. Навалился, прижал к полу. Мишка ослаб и затих. Лицо сделалось мертвенно бледным. Сашок с трудом поднял друга и положил на кушетку. Мать присела рядом и стала гладить сына по влажным волосам.

  - Успокоился, спит, - тихо заговорила. - Он же родился с черепной травмой. И лет до десяти его припадки били. Потом подрос, и они прекратились. Я так рада была. И на тебе - опять.

  - Рецидив, - вымолвил Сашка иностранное слово.

  - Ведь я сама виновата, что он вырос таким разгильдяем, - повинилась Мария Сергеевна. - Сильно жалела из-за болезни.

  - Нормальным вырос. Правильный пацан, - защитил друга Сашок и оценивающе оглядел разбросанные бумажки. - Деньги собрать?

  - Собери, сынок. Жить-то на что-то надо. Я позже утюгом проглажу.

  Сашок стал собирать и, когда это делал, глянул на Марию Сергеевну. Та сидела рядом с сыном. Так что у парня возникла мысль: а не сунуть ли в карман пару купюр покрупнее. Да легко! Тетя Маша по-прежнему не обращала на него внимания. Но это и остановило. Не мог он при таком, беспардонном доверии, стырить. "Лучше попрошу у Мишки потом взаймы", - подумал, складывая деньги в наволочку.

  Мишка через часик проснулся спокойным, безмятежным, как будто забыл, о чем ему сообщили. И с того дня стал намного молчаливей, сдержаннее. Он все больше походил на брата Петра. Однажды Сашок явился в гости с подругами - со своей Светой и еще одной девчонкой, которая предназначалась для Мишки. Эта оказалась с хитрецой. Она подольстилась к Марии Сергеевне, во всем ее слушалась и исполняла. Как-то засиделась допоздна и, Мария Сергеевна, раньше не допускавшая, чтобы кто-нибудь "из этих" оставались на ночь, сама же разрешила:

  - Да ладно, оставайся, Лизавета.

  И она осталась у них навсегда. Через год родила девочку. Мишка с роддома, не уступая никому, нес дочь на руках. Насчет имени заранее не подумали, уже дома, на небольшом семейном совете стали прикидывать, как назвать, перебирали имена. И Сашок шепнул:

  - Может, Изабелкой? Я так понимаю, это имя у те6я в фаворитах?

  Мишка притих и задумался. Вообще-то в памяти у него навсегда сохранился образ той девочки в белой шубке, к которой впервые в жизни он испытал новое, непонятно тревожащее чувство...

  - Нет, пущай будет Марией. Назовем, как бабушку.

  Больше он никуда не ездил. Устроился на постоянную работу в городе и, опять же, благодаря стараниям матери. Однажды она подсунула ему визитную карточку.

  - И кто ж это у нас Анатолий Витальевич? - спросил он, повертев картонку. - Не зря ведь я предполагал, что не всех твоих мужиков знаю.

  - Молчи, дурень, - обиделась мать. - Это твой кровный брат. Когда я санитаркой в больнице работала, много своей крови ему передала. Ни от кого ему не подошла, даже от близких родственников. Только моя почему-то сгодилась. Врач сказал, что у меня очень ценная кровь - всем подходит.

  Анатолий Витальевич оказался совладельцем нового крупного магазина. Он принял Мишку в личном кабинете. Степенный и объемный, как сейф, стоявший в углу.

  - Кем же тебя взять, Сорокин? - задумался он. - Может, торговым агентом?

  - Ни в коем случае, Анатоль, - Мишка с самого начала заговорил с ним запросто. - У меня аллергия на эту профессию.

  - Может, охранником?

  - Пустить козла в огород? - Мишка пожал плечами.

  - Ну, тогда даже не знаю, - встал в тупик "кровник". - Сантехнику обслуживать сможешь?

  - Запросто.

              * * *

  Прошло еще три года. Сантехник Сорокин обслуживал супермаркет и еще ряд торговых точек. Маша росла крепкой и здоровой девочкой. В свободное время отец частенько сидел с ней на крыльце. К июлю раскрылись бутоны золотых шаров. Они через перильца тянулись к крыльцу, и дочь подтягивала их к лицу, нюхала и сладко зажмуривалась.

  Сверху улицы, с подножия сопки, послышались звуки торжественной и печальной мелодии. Это брат Петр со своей дружиной кого-то опять хоронил. А через полчаса и сам он появился во дворе дома. В руках нес валторну без футляра. Маша выпросила у "дедушки" поблескивающую медную трубу с витой улиткой и широким раструбом, поиграла с ней, нажимая на клавиши, даже пыталась дуть, но ничего не вышло.

  - Нет, дедушка Петя, у меня воздухов не хватает. Ты сам поиграй, ладно?

  Он послушно взял валторну.

  - Ну, траурное меню на сегодня закончилось, - пробасил, протирая платком мундштук от Машкиных слюней. - Что-нибудь повеселее выдам.

  И заиграл, повернув раструб к небу. Заслышав музыку, вышла на крыльцо Лиза, взяла на руки потянувшуюся к ней дочь. А Мария Сергеевна, не отрываясь от дел, выглянула из открытого кухонного окна и замерла, слушая старшего сына.

  - Погоди, а что это было? - с удивлением спросил Мишка, когда брат, передыхая, опустил валторну.

  - Вальс "Синие сопки". Наш композитор написал.

  - Ай, стервец, Гера! - вскрикнул Мишка. - Закончил все-таки и не сообщил мне. Наверно, решил, что я в Италию умотал, за "Сампдорию" выступать. А я передумал. И на кой хрен мне Италия сдалась?.. Хороша страна Италия, а Россия лучше всех! - он припомнил, что в последний приезд сильно постаревший и сдавший Серафим Иванович склонял переезжать в Подмосковию, и добавил: - А в самоей России лучше всех наша золотая долина... Давай, Петро, на бис, а? А то ж мне ведь рецензию еще Герасиму писать. Надо как следует прочувствовать.

  Петр Алексеевич отдышался, опять приложил трубу к губам и, взгромоздив густые брови на лоб, выдул волшебные звуки. Все слушали. Соседи повыглядывали из своих ячеек. И синие сопки вокруг тоже слушали вальс о себе, но не могли закружиться под эти звуки по причине полной неподвижности. Они только молча, столетиями, наблюдали за потугами людей...