Гравировщик и Рита

  Надежда Иосифовна заходила и выходила, мило улыбалась и просила не торопиться, сделать все как следует.

  - Нам с вами ведь никто не мешает.

  Он стоял на тумбочке, заворачивая последний шуруп.

  - И еще будьте так любезны, - с чарующей улыбкой попросила она. - Помогите новые шторы повесить.

  Вешали вместе.

  - Ну вот, совсем другое дело, - полюбовалась хозяйка обновленным интерьером. - Ой, а что это вы глаз трёте?

  - Да так, попала соринка, когда сверлил.

  - Что ж вы молчите! - забеспокоилась Надежда Иосифовна. - Это очень серьезно. С глазами нельзя шутить!

  - Да ничего, - отмахнулся он, досадуя на оплошность. - Просто мешает.

  - А ну-ка, дайте посмотреть.

  Подошла вплотную, и подняла руки к его лицу. При этом ей пришлось приподняться на цыпочки; она качнулась вперед и коснулась грудью его тела. Он отстранился, прогнувшись назад.

  - Да вы не беспокойтесь, у меня руки чистые, - она попыталась завернуть ему веко. - ...Нет, так ничего не получится. Вы такой высокий. Но знаете, у меня есть апробированный метод. Я им пользуюсь с давних пор и очень успешно.

  - Какой метод? - вежливо спросил он.

  - Сейчас продемонстрирую. Прилягте на кровать.

  Шаров взглянул: широкая двуспальная кровать нежно застелена голубым покрывалом.

  - Боюсь, запачкаю...

  - Ложитесь, кому говорят!

  Он подчинился. Да и соринка в глазу сильно мешала, глаз покраснел и слезился.

  - Мой метод заключается в том, что я язычком, - пояснила Надежда Иосифовна. - Больно не будет, может, маленько щекотно. И даже приятно.

  Наклонилась над ним, коснувшись большой, мягкой грудью, а потом и вовсе чуть ли не легла на него и заработала язычком. Очень старалась и, видимо, увлекшись врачеванием по своему методу, совсем перестала опираться на руки.

  - Ну, - спросила с улыбкой. - Теперь вам комфортно?

  У него возникло дьявольское искушение обнять её. Крепко, чуть не до крови, прикусил себе нижнюю губу.

  - Нет, по-прежнему не комфортно, - возразил, пытаясь высвободиться.

  - Погодите, я уж закончу, - упорствовала она.

  - Да ладно, глаз сам проморгается, - он с трудом вылез из-под неё.

  - С вами каши не сваришь! - сняв улыбку, досадливо бросила. - Просто уникальный случай. То есть... я хотела сказать, что у меня впервые не получилось.

  И сильно раздосадованная неудачной врачебной практикой проводила его до дверей, спросив напоследок, сколько должна. Он, порадовавшись, что удалось перебороть соблазн и освободиться от "тещеньки", замотал головой.

  - Ну, не буду настаивать, - холодно сказала она. - Рита вас заказала, с ней и рассчитывайтесь.

  Шаров надолго застрял у себя в комнате, заново переживая преодоленное искушение. А если б поддался? Надежда Иосифовна гораздо моложе мужа, полна страсти и романтических ожиданий. Да еще, наверно, курс омоложения прошла. Глеб всякое предполагал. И не совсем радостно отметил тот факт, что Рита представила его маме не женихом и даже не другом, а мастером по установке гардин. Иначе и Надежда Иосифовна иначе бы себя вела. Впечатлений осталось много. Правда, с Ритой он ими не поделился.

  Она позвонила с утра, упредив Глеба с выходом на работу. Сказала, что "надо немедленно встретиться". Да разве он против! Поджидала на дорожке с большой заполненной сумкой.

  Дворник Моисей увидел, что Шаров идет к девушке, бросил собирать мелкий мусор, выпрямился и улыбнулся поощрительно, однако вполне конспиративно.

  - Вы поразили маму, - сразу сообщила Рита. - Таких установщиков гардин, говорит, я сроду не видывала. Услужливый, говорит, интеллигентный, но не очень умелый... Как это вы глаз себе умудрились повредить?

  - Да ничего, уже проморгался.

  - Ну и ладненько. Глеб Константиныч, голубчик, у меня к вам еще одно небольшое поручение. Съездите, пожалуйста, в "Орлиное гнездо".

  - К-куда?

  Она подробно разъяснила. Надлежало съездить за город, в детский спортивный лагерь, и навестить там Сашу, потому что самой Рите "ужас как" некогда, а она получила задание от мамы, которой тоже некогда.

  Пришлось сделать себе дополнительный выходной. Рита вручила сумку с продуктами и посадила на автобус. Он больше часа ехал за город, в курортную зону, и там еще, на местном рынке, прикупил кое-что. Наконец нашел "Орлиное гнездо" и примерно с полчаса ждал, когда к проходной подойдет вызванный Саша. На территорию лагеря не пустили. Мальчик, конечно, решил, что к нему приехала сестра или родители, и удивился, увидев за воротами хотя и знакомого, но не достаточно близкого человека. Дежурный охранник, вышедший из будки, заподозрил неладное.

  - А кем вы доводитесь мальчику? - Пока Шаров размышлял, как ответить, верзила-охранник повернулся к Саше. - Ты этого мужика знаешь?

  - Ага, - ответил Саша. - Дядя Глеб иногда угощает меня конфетами.

  - Понятное дело, - кивнул охранник. - Прикармливает. - И дальше, обратившись к Шарову, ляпнул такое, от чего у гравировщика уши завяли. - Хочешь украсть ребенка и затребовать выкуп?

  Саша выручил, опередил с ответом.

  - Нет, дядя Глеб засвечен и, в случае чего, никуда не скроется. У меня на полке его книжка с экслибрисом.

  - С экс... Чего это?

  - Личная печать.

  - И фамилия указана? - продолжал допытываться охранник.

  - Указана, - подтвердил малец, - и имя с отчеством, только наоборот, в перевернутом виде.

  Охранник опять насторожился. Гравировщик, наконец, и сам открыл рот - сообщил, что у него паспорт с собой. Верзила тотчас затребовал паспорт, полистал, посмотрел на пришельца, сличая его лицо с фото в паспорте, и после неизвестных Шарову умозаключений решил, что мальчика доверить можно.

  - Окей. На два часа, не больше, - определил он. - К мертвому часу чтоб вернулись.

  Свернули в рощицу. Шаров раскрыл сумку, расстелил на траве газету. Начал выкладывать, что передала Рита и что по собственной инициативе прикупил сам. Сытно пообедали, наперебой угощая друг дружку. Саша быстро распознал, где - чье, и предлагал своему взрослому другу пирожки, состряпанные мамой, вареную курицу и магазинные, слегка подавленные сливы, а гравировщик пододвигал поближе к мальчику сочно-пахнущую клубнику, темно-бардовую черешню и раннеспелые яблоки. Насытившись, Саша побегал по полянке, повоевал с лопухами, а потом еще маленько поел, попил соку и рассказал о лагерной жизни. Перед расставанием положил руку на плечо Шарова и сказал ломающимся баском:

  - Хотите совет, дядь Глеб?.. Как мужчина мужчине. Не волочитесь за моей сеструхой. Она ведь дрянь порядочная.

  В первую секунду, услышав от мальчишки такое заключение, Шаров оторопел. Но потом пришел в себя и шутливо опроверг:

  - Что ты, Саша! Дрянь не может быть порядочной.

  Пацан настаивал:

  - Бросьте даже думать о ней. Она такая противная! Сама признала. Я, грит, такая противная, смотрюсь в зеркало, и хочется плюнуть на свое отражение. Только неохота потом отмывать.

  - Она ошибается, - Шаров высказал мысль, которая уже приходила к нему. - Дело в том, что она себя еще плохо знает.

  - Ну, она, может, и плохо себя знает, но я-то её очень даже хорошо. Тринадцать лет с ней живу!

  В общем, не убедили друг друга.

  Домой Шаров вернулся поздно вечером, добравшись на попутных, на последний автобус опоздал. Ощущая приятную усталость, прилег на диван. И, кажется, вздремнул. К нему заглянула Виктория Павловна. На лице соседки сочеталась сложная гамма чувств. Радость по поводу того, что несет соседу желанную новость, и сильная озабоченность, сдобренная ревнивой досадой.

  - К вам приходила девушка.

  - Какая девушка?

  - Из соседнего подъезда.

  - А когда приходила?

  - С полчаса назад.

  Виктория Павловна вышла, а он подосадовал на себя. Прикинул, где в пути можно было сэкономить эти тридцать минут. Да, следовало бы настырней останавливать попутные - все подряд, а то ведь выбирал машины попроще, психолог недоделанный. За этими расчетами его застал квартирный звонок. Шаров вскочил и раньше соседки очутился у дверей. Она, Рита! Впервые пришла к нему и тут же, у порога, попеняла: "Вы еще до сих пор не приглашали меня в гости, так вот я сама... насмелилась".