Гравировщик и Рита

"Она была отчаянно красива".

Прудков Владимир

Прудков Владимир

Гравировщик и Рита

1. Почему подмигивают звезды

    Симпатичная девчушка лет двенадцати подошла к кабинке гравировщика, несмело спросила, до которого часа он работает и, смущаясь, пояснила, что это велел выяснить папа. Шаров охотно ответил и при этом предположил, что ее папа, очевидно, очень занятой и вместе с дочкой готовит подарок маме. Девчушка напомнила ему давнее время, когда Рита ходила в школу, в младшие классы, и первой здоровалась с ним, юношей. Теперь-то все изменилось. Рита проходит мимо, не замечая. Но, может, сам виноват? Приветствует её негромко и невнятно?..

  Мужчина в квадратных очках протянул бронзовую медаль-тарелку; Шаров включил машинку и старательно вывел надпись. Но когда отдавал, мужчина недовольно высказался:

  - Я вижу, вы написали "любимой Кларе", а я вас просил написать "дорогой Кларе". И что ж это такое?

  Гравировщик смешался и попросил минуточку подождать. Он знал, что тарелка-медаль куплена в штучном отделе "Подарки" и направился туда. Но мужчина в квадратных очках догнал его и сообщил, что он позвонил Кларе, и она сказала, что сойдёт и так.

  Следующий клиентом оказался самоуверенный гражданин в кепке-аэродроме. Этот попросил написать на дорогих часах: "Незабвенному Сергею Марковичу". Шаров слегка удивился, не поняв зачем покойнику часы. А когда услышал, что Сергей Маркович жив-здоров и подарок приурочен к юбилею, слегка засомневался в уместности надписи и предложил свой вариант. Клиент попыхтел и сказал, что подарок коллективный, и ему надо согласовать новую редакцию с коллегами по работе. Об окончательном варианте он сообщит позже, и попросил номер мобильника. Услышав, что у Шарова такового нет, укоризненно покачал головой, забрал часы и ушел. Наверно, обратится к другому гравировщику.

  "Еще один прокол", - вынужден был признать Шаров. Но, как ни странно, никакой практической надобности в мобильной связи до сих пор не имел. Дома по обычному телефону с шумным номеронабирателем иногда звонил единственной родственнице - тетушке Анастасии. Она тоже пользовалась старинным телефоном. Но теперь Шаров понял, что без мобильника никак не обойтись.

  Долгое время никто не подходил, и он выбрался из кабинки и направился в отдел "мобильных систем связи". Знакомый продавец-консультант Митя, тоже скучавший, обрадовался свежему покупателю и, не раздумывая, предложил самую продвинутую модель, довольно дорогую. Шаров сказал, что у него с собой такой суммы нет.

  - Не беда, Глеб, - Митя ни на секунду не задумался. - Давай оформим в кредит!

  Приобретенный мобильник радовал глаз цветным дисплеем, имел фотокамеру и прочие прибамбасы. Шаров потренировался немного, сделав несколько снимков, не выходя из своей будки. Сухощавый мужчина в темных очках и шляпе, попавший в прицел объектива, возмутился:

  - А чей-то вы меня фотографируете? Кто вам разрешил? По какому праву?

  - Извините, я случайно.

  Мужчина принял извинение, но потребовал стереть кадр с его изображением. Шаров пока еще не знал, как удалять, и мужчина этим делом занялся сам. "Неужели шпион? - подумал гравировщик. - Его, в очках-то и шляпе, и так никто не определил бы".

  Без пятнадцати семь закончил работу, поужинал в кафетерии, купил в бакалее дорогих шоколадных конфет и побрел домой. Было тепло, многолюдно и казалось, что день только начался. С широкой центральной свернул на узкую старинную улочку и вошел во двор четырехэтажного кирпичного дома. Тут из группы ребятишек отделился темноволосый мальчик и подбежал к нему. Шаров по-мужски пожал пацану руку и спросил:

  - Книгу прочитал?

  - Нет еще.

  - Ну, прочитаешь, заходи. У меня уйма всяких. И фантастических, и приключенческих...

  - А про Джеймса Бонда есть?

  - Кажется, нет, - не совсем уверенно ответил Шаров. - Но зачем тебе Джеймс Бонд? У нас свои замечательные разведчики имелись. Штирлиц, например. Конфет хочешь?

  - Давайте, если не жалко. - Мальчишка запустил руку в пакет и набрал полную горсть.

  Это был Ритин брат, Саша. Шаров подумал: "Вот если б я так запросто общался с самой Ритой!" В почтовом ящике лежала газета и реклама; он извлек всё и поднялся на второй этаж. Ему принадлежали две комнаты в коммунальной квартире. В полутемном коридоре он нос к носу столкнулся с соседкой - цветущей женщиной бальзаковского возраста, которая в последнее время стала особенно обходительна с ним. Такое, периодами, случалось и раньше, только пока неясно, какая у нее цель на этот раз.

  - А, Глеб, здравствуйте!

  - Добрый вечер, Виктория Павловна.

  - Ужинать хотите?

  - Спасибо, я поужинал.

  - Нет уж, не увиливайте. Чашечка фасолевого супа вам не повредит. И потом, знаете, я хочу воспользоваться вашим присутствием. Пожалуйста, откушайте с аппетитом! Глядя на вас, и моя Виолетта поест.

  Виктория Павловна проживала с внучкой, которую на её попечение оставила разведённая дочь. Одно время она всерьез интересовалась гравировщиком, но на горизонте появился перспективный жених, и она переехала в Ростов.

  Уговорила-таки. Шаров сел за стол и начал хлебать фасолевый суп, стараясь есть "с аппетитом", а Виктория Павловна, показывая на него, кормила Виолетту.

  Тут-то и прозвенела мелодия мобильника. Странно, кто бы это мог потревожить? Ведь никому еще Шаров не сообщил номер своей сим-карты. Оказывается, оператор сети. Женский очень приятный голос предлагал новый тариф, включающий в себя розыгрыш ценных призов.

  - Дядя Глеб, дайте посмотреть!

  Виолетта выпросила мобильник, вертела его и так и сяк, пока не уронила в фасолевый суп.

  - Ой, - огорченно сказала она, выуживая аппарат из тарелки. - Я его сейчас оближу.

  - Ничего страшного, - успокоил Шаров девочку и протер мобильник носовым платком.

  Не помогло. Дисплей сначала поблек, а потом и вовсе почернел. Виктория Павловна была в шоке. Даже впервые при нем шлепнула девочку. Виолетта заплакала.

  - Да вы не ругайтесь, - Шаров стал успокаивать бабушку. - Аппарат у меня на гарантии. Завтра сдам в мастерскую.

  Поблагодарив за вкусный суп, он скрылся в своей секции. В большой комнате на стене висел портрет молодой женщины, которая, казалось, с мягкой, доброй улыбкой наблюдает за ним. Мама... Она предчувствовала, что с ним будет "не все, как у людей". Портрет написал отец - давно, лет сорок назад - еще до рождения сына. Он не был профессиональным художником, но знакомые сошлись на том, что портрет выполнен очень удачно. Если б Шарову передался талант отца, то можно бы рискнуть изобразить Риту. Но не стоит и пытаться: что может быть лучше оригинала - живой прекрасной девушки, которая не хочет его замечать.

  Маму такой, как она изображена на портрете, он не знал. Она осталась в памяти старенькой, седой и всегда озабоченной. Мама слегка расслаблялась только тогда, когда садилась за древнее черной полировки пианино. Сейчас Шарову ясно, что ее озабоченность была связана с думами о нем. Может, напрасно? Вырос нормальным мужчиной выше среднего роста, без видимых изъянов, живет неплохо, имеет работу, себя обеспечивает.

  Он глянул в угол, на минуту зажмурил глаза, надеясь в воображении увидеть мать, сидящую за пианино. И вполне представил. Только звуков музыки не услышал. А меж тем крышка инструмента откинута. Как будто мама только что играла и на минутку вышла. Но это не так. Скорей всего, Виолетта заходила; он никогда не запирал дверь. Встал, подошел к пианино и, прежде чем закрыть крышку, прошелся по клавишам. Звуки получились чересчур громкими и беспорядочными. Хотя он, по старой памяти, хотел сыграть "Амурские волны" - вальс, который часто играла мама.