Страница 18 из 38
использовали евреев в своей политической, общественной, культурной борьбе с консерваторами. В этом (а вовсе не во внезапном порыве человеколюбия) заключается главная причина «юдофильства», обуявшего [их] после первых погромов. Поначалу им выгодно было ассоциировать враждебное царское правительство и консерваторов именно с погромами, именно с чертой оседлости и с еврейским бесправием, как с самым вопиющим явлением российской действительности (в особенности, что немаловажно, с точки зрения западных идейных союзников) [ТАРН].
Горький был писателем, включенным в гущу политической борьбы, и слова Жаботинского, несомненно, были адресованы и в его адрес. Однако в его юдофильстве отчетливо прослеживается сугубо личностная нота. Алексей Пешков смолоду стоял «за евреев», в первую очередь потому, что, как он писал в очерке «Леонид Андреев» (1923 г.):
еврей вообще симпатичен мне, а симпатия – явление «биохимическое» и объяснению не поддается.
Ни у кого из классиков русской литературы нельзя обнаружить такого рода откровения. Да и вообще Максим Горький – единственный (sic!) среди этой славной плеяды декларативный филосемит.
Осмысление онтологической сущности еврейства являлось одной из составляющих духовных поисков писателя, а «еврейский вопрос» – неизменной темой его общественно-политической деятельности.
Манефестируя свое отрицательное отношение к любым проявлениям антисемитизма, Горький, конечно же, в первую очередь выступал как политик, борющийся за коренную перестройку общественного уклада в России. Он считал антисемитизм одним из проявлений той унизительной социальной несправедливости – пресловутого гнета, что являлась вековечной составляющей русского общества в целом. В контексте же межчеловеческих отношений он утверждал, что:
Антисемитизм – это не только «социализм дураков», как его называл Бебель, но также и импотенция бездарностей, которые вымещают свой бессильный гнев побеждённого соперника по отношению к более сильному противнику за неимением другого оружия посредством темного суеверия и сознательной лжи[41].
В евреях и их религии Горький, будучи человеком нерелигиозным, неприязненно относящимся к церкви – «для меня мощи церкви – не святыни, “истинная Шехина[42]” это человек» [АГУРСКИЙШКЛОВСКАЯ. С. 318], усматривал в первую очередь «народ Божий»[43],
который дал миру величайших пророков правды и справедливости и который по сей день одаряет мир людьми великого таланта и ума [ «О евреях». ГОРЬКИЙ (V)].
Такого рода взыскующую «патетику видения» можно объяснить, помимо свойственной писателю страстности, порой переходящей в запальчивость, также чрезвычайной остротой еврейского вопроса в России предреволюционного времени.
Например, в речи, которую Горький произнес 12(25) апреля 1906 года на еврейском митинге в Нью-Йорке, он утверждал, что
… в России евреи, действительно, поставлены правительством в невыносимое положение. Правительство делает все, чтобы умертвить их физически и подавить духовно. Невозможно перечислить все гонения, которым подвергаются евреи с целью их подавления.
<…>
Сущность еврейского вопроса в России сводится к следующему: русская бюрократия <…> жестоко преследует евреев, считая их своими злейшими противниками из всех рас и наций, населяющих империю [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 113–116].
Нельзя не отметить, что правая печать из провокационно-полических целей не раз старалась обернуть запальчивость Горького в еврейском вопросе против него самого, выставив дело так, что и сам Горький якобы антисемит. Здесь особенно отличилось суворинская газета «Новое время» в лице ее лондонского корреспондента. Горький писал Е. П. Пешковой из Финляндии 6 января 1906 года:
Черносотенная пресса травит меня вовсю. Диллон[44], корреспондент «Дейли Телеграф», получающий от Витте 12 т<ысяч> в год, дал телеграмму по всем агентствам Европы, что я – антисемит [АрГ. Т. V. С. 170].
30 октября (12 ноября 1905 г.) суворинская газета «Новое время» под рубрикой «Телеграммы наших корреспондентов» оповестила, что в заграничной прессе появились сообщения об антисемитизме Горького. Клеветнически извращая воззвания в защиту еврейского населения от черносотенцев, печатавшиеся в легальной большевистской газете «Новая жизнь», где Горький был одним из ведущих сотрудников, газета представляла эти материалы как призывы к насилияю против евреев [ГОРЬКИЙ и ЖУРНАЛИСТИКА. С. 69].
Горький разоблачил эту провокацию в «Письме редактору <«Нового времени»>, напечатанному в № 7 газеты «Новая жизнь» за 1905 год:
В № 10647 «Нового времени» помещена корреспонденция из Лондона. Между прочим, в корреспонденции этой есть такие слова:
Здесь произвела большое изумление весть, что М. Горький – антисемит (?) Популярность его вдруг упала, зато многие подумали, что у еврейского вопроса есть обратная сторона.
Не может ли «Новое время» спросить своего корреспондента, откуда он почерпнул эту лживую «весть». И не объяснит ли он смысл подчеркнутой мною фразы? В ней ясно чувствуется какой-то гнусный намек – одна из бесчисленных выходок против евреев. Но честному человеку трудно понять, в чем дело?
Всегда смелый в провокации, всегда беззастенчивый в травле евреев – быть может, орган А. Суворина-отца на этот раз откровенно изложит, что именно хотел сказать его корреспондент темными словами: «Зато многие подумали, что у еврейского вопроса есть обратная сторона». Какая же это «обратная сторона»?
М. Горький.
На последующие инсинуации подобного рода «Нового времени» и других газет Горький не отвечал. Он писал тогда по этому поводу Е. Пешковой:
Особенно раздражает их то, что я не возражаю на все инсинуации, они даже письма присылают с вызовами – почему же вы не отвечаете, когда про вас говорят и пишут такие вещи? Молчу [АрГ. Т. V. С. 170].
Горький видел в нерешенности еврейского вопроса предвестие о грядущей буре. Да, он страстно жаждал бури! Однако во многом это все же было сугубо эстетическое чувство. Его как художника зачаровывала картина высвобождения сил огромной мощности. Но как человек и гражданин он «великих потрясений» страшился, теша себя надеждой, что если взяться с умом да всем миром, то перемены, которые освободят русского человека и сделают Россию действительно великой, можно будет осуществить путем реформ, без крови и чудовищных человеческих страданий. На этом пути хорошим началом послужит полное уравнение евреев в правах с русскими согражданами.
Пора нам выступить на защиту евреев со всей силой, какую мы способны развить, пора оказать им полную и всемерную справдли-вость [ГОРЬКИЙ (V)].
По своему мировоззрению в национальном вопросе – более подробно об этом речь пойдет в следующей главе, Горький может быть охарактеризован как радикальный русский националист-западник. Он являлся горячим патриотом России, но не как застылой в самой себе, в своих традициях и предрассудках – «азиатчине»[45], феодальной империи, а как великой многонациональной державы, имеющей огромный потенциал для развития в направлении прогресса, по которому движутся передовые страны мира.
Вот, например, некоторые выдержки из программной статью Горького «О евреях», увидевшей свет в виде отдельной брошюры почти сто лет назад – в 1919 году, и, к сожалению, во многом актуальной и в наши дни.
Свои рассуждения «О евреях» Горький публикует в политической ситуации, когда по его мнению,
41
Интервью газете «Винер морген цайтунг» от 23 июня 1923 года [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 312].
42
Шехина, шхина – в иудаизме и каббале термин, обозначающий присутствие Господа, в том числе и в физическом аспекте; определялся как ощущение присутствия божественной силы и в этом значении, по всей видимости, используется Горьким, апологетом гегелевской концепции «человеко-божества» – см. об этом [КОВАЛЕВ].
43
Воспевающий «Человекобога» Горький в этом случае следует по стопам Владимира Соловьева, развивавшего в своих богословских работах идею «Богочеловека», впервые в русской литературной традиции озвученную Достоевским.
44
По-видимому, речь идет о Э.М. Диллоне, который в 1890 г. вместе с В. С. Соловьевым обратился к Льву Толстому с письмом, предлагая принять участие в протесте против предполагавшегося в то время ухудшения правового положения евреев. Толстой подписал вместе с другими русскими писателями и общественными деятелями соответствующий протест, составленный В. С. Соловьевым [ТОЛСТОЙ ЛЕВ. Т. 87. С. 253].
45
В современной культурологии представления Горького о присущих русскому типу культуры кодов «азиатчины» интерпретируются в таких терминах, как «манихео-гностический комплекс» [ЯКОВЕНКОМУЗЫКАНТСКИЙ].