Страница 3 из 11
Я считаю, японцы самые злые в мире. Я никогда не забуду их дел. Когда я вижу их флаг, сразу сержусь. Скоро будет семьдесят лет, как закончилась война. Я часто рассказываю моим студентам, какой она была на самом деле.
У нас в доме работала одна старуха. Она убирала дом и разбила очень дорогую вазу, инкрустированную золотом. Она заплакала. Я спросил: «Бабушка, почему плачешь?». Она: «О, я умру, я умру…». Я: «Почему?». Она: «Я разбила вазу». Я тоже заплакал. Она сказала: «Если хозяин узнает, меня убьёт». Мне было жалко её. На полу валялись осколки. Я взял один и вот здесь порезал руку. До сих пор видно, остался шрам. Крови много было. Сначала я думал, если я скажу, что это я сделал, отец не так сильно рассердится. Но крови очень много было. Я плакал. Громко. Папа проснулся. Встал: «Что с тобой?». Я сказал: «Я разбил эту вазу». Вот так… Папа сказал: «Ничего, ничего, ничего… Не плачь. Купим тебе ещё, другую».
Бабушка подумала: ой, какой мальчик добрый. Однажды её сын приехал к нам забрать свою мать домой. Японцы уже ушли. Перед своим отъездом она мне сказала: «Володя, сейчас я скажу тебе что-то. Только никому, никому нельзя сказать. Скоро я поеду домой. А ты скоро закончишь начальную школу. Ты должен знать: хозяин Лю – не твой родной отец». Я взвился: «Что, что, что?». Она сказала: «Хозяин – это твой приёмный отец. Родной отец – в другом городе живёт». Я сказал: «Это неправда! Я не верю тебе». Она сказала: «Это правда, но никому не говори. Когда тебе было два года с лишком, ты приехал к нему». Я знал, что мой отец очень хорошо относится ко мне. Ещё ближе, дороже, чем к своим родным. И не верил. Но она сказала, что это правда. Она сказала, как зовут моего родного отца. Сказала, что мама родная жива, тоже в другом городе. Она так серьёзно, тихонько, говорила, что я поверил. А после этого я такой хмурый, скучный был… Я всё время думал: «Как так? Как?». Ох… Скоро приёмный отец заметил, что мальчик стал такой хмурый, скучный. Всё время о чём-то думает. Много раз спрашивал меня: «Почему? Что с тобой, мой сынок?». Я не стерпел и заплакал. И рассказал ему то, что бабушка мне рассказала. Тогда она уже уехала домой. Он внимательно слушал. Потом долго думал. И мне прямо сказал: «Мальчик, я давно думал, что ты будешь знать. Но не думал, что это произойдёт сейчас. Думал, ты будешь знать, когда станешь взрослым. Но хорошо… Она рассказала, кто твой родной отец?». Я ему сказал, что я хочу видеть своих родителей. Он сказал: «Хорошо». Через, наверное, полмесяца один человек с женой – тогда ему было лет сорок – приехали. Незнакомые. Его жена так пристально на меня смотрела и даже плакала. Я удивился и спросил: «Папа, кто они?». А он сказал: «Вот это твои родители». У моего приёмного отца жизнь была хорошая. Мы были богатыми. А у этих мужчины с женщиной одежда была простая. Я не верил, что это мои родители. А мама плакала. И я подумал: «Да, может быть». Я ничего не сказал и убежал в сад. У нас хороший большой сад был. В саду было озеро. Я сидел на берегу у камня и думал: «Это что такое?». Не верил…
Ещё через, наверное, несколько дней родная мать снова приехала. В главные ворота она не смогла войти. У нас были западные ворота в сад. Она тихонько прошла, села в кухне. Другая служанка сказала мне: «Вот, мама пришла». Я спросил: «Чья мама?». «Твоя мама». Я спросил: «Где?». «В кухне». Я прошёл в кухню. Она там сидела и плакала. Она сказала: «Сынок, это из-за твоего отца. Он всё время слушает своего начальника. Начальник дал приказ. Он выполнил. Я тогда не согласна была с ним. Я всё время думала, что тебе грустно тут. Переживала». Я тоже плакал. Она сказала: «Ну как, поедем домой, сынок? Хотя у нас не такая богатая семья. Ещё бабушка живёт с нами. Ей семьдесят лет, ходить трудно. Не могла сюда приехать». Я сказал, что подумаю.
Сад чиновника Юйюань. Шанхай
Однажды приёмный отец весёлый был: «Володя, иди сюда, садись!». Позвал сесть к нему на колени. Тогда мне уже лет одиннадцать было. Очень любил меня. Я сказал: «Папа, я хочу ехать в другой город». Он сразу понял. Он спросил: «Хочешь жить с ним?». Я сказал: «Да». «Я не верю, – сказал он, – они бедные. У них ничего нет. А у нас всё есть. Ты привык к нашей жизни. Если ты поедешь, как жить будешь?». Я сказал: «Всё-таки я хочу видеть бабушку. Она живёт с ними, ей скучно». Он сказал: «Ну ладно!» Подарил мне золото, ещё много денег, я не знаю, сколько-точно. Дал машину, выделил двух служащих, и мы поехали. А сам уехал в командировку. Когда мама увидела чемодан с подарками, удивилась, как там много золотых вещей. Приёмный отец говорил другим: «Пусть он едет! Скоро он захочет вернуться! Он у нас очень хорошо живёт, а там бедная семья. Никак не сможет жить». Он так думал. Но бабушка и мама были очень добрые. Наверное, я только десять дней провёл в своей семье, а приёмный отец уехал в провинцию Шаньдун. Он тогда работал губернатором провинции Шаньдун. И мы потеряли связь с ним. У мамы осталось много денег, золота. Тогда, до революции, у нас в городе было много капиталистов. Один возьмёт у мамы, к примеру, сто юаней, через год вернет сто двадцать. Год было всё хорошо. А потом этот капиталист пропал. В то время была огромная инфляция. Сейчас у нас жэньминьби, а тогда в обращение ввели бумажный «золотой юань». Сегодня хлеб стоит десять юаней, завтра пятнадцать, а послезавтра вообще двадцать. Гоминьдан передумал и ввёл «золотой юань», а потом и его заменил на «серебряный юань». И этот капиталист тихонько убежал. Мы стали бедными. Родной отец куда-то уехал. Мы остались с бабушкой и матерью. Мама помогала другим стирать белье и шить, чтобы прокормить меня с младшим братом и бабушку. Тогда, в 1947 году, мы чуть не умерли от голода. Бабушка умерла. Мама со мной и младшим братом везде искала отца. Потом она узнала, что он живёт в одном городе далеко от Уханя. Мы с трудом нашли его. Мой родной отец был нехороший человек. Завёл там другую жену, временную. Он считал мою маму некрасивой, неграмотной. Меня он тоже совсем не любил – потому что в детстве я не жил с ним. Я его тоже не любил. До сих пор во сне я часто ругаю его. Мы поехали к нему и жили с ним два года. В 1949 году народная армия освободила бо́льшую часть Китая. Мы убежали в провинцию Сычуань, в Чэнду. После освобождения Чэнду отца не поймали, он сам перешёл в народную армию и служил там два года. Его простили и горячо приняли. Некоторые другие начальники Гоминьдана тоже перешли в народную армию. После освобождения Китая в школе я не учился. Мы жили вместе с отцом в военном гарнизоне. Там было много детей бывших начальников Гоминьдана.
Володя в молодости
Потом мы вернулись в родной город. Когда мне было девятнадцать лет, я участвовал в экспроприации. У помещиков было много земли, власти отбирали её и делили между крестьянами. Я в этом участвовал. Секретарь партии города подумал: такой юноша, умный, активный, пошлём его в университет. Я поступил в Институт иностранных языков в Харбине. По-русски говорил свободно, но только не читал. Был такой случай. У нас в институте почти все были русские – повара, врачи, медсёстры. Даже уборщицы русские. Одна старуха мыла пол. Я шёл в туалет. А какой мужской, какой женский – не знал. Я не читал тогда. Я спросил эту старушку: «Бабушка, будьте добры, скажите, пожалуйста, где мужская уборная, а где женская». Она рассмеялась: «Молодой человек! По-русски так свободно говоришь, а даже не знаешь, где мужская, а где женская». – «Не знаю». – «Не читаешь?». – «Я неграмотный». – «Вот это чудеса! Студент свободно говорит по-русски, но не читает!». – «У меня была няня русская, но я не читал тогда». Она очень удивлялась: как так?..
А моя няня, после того как японцы ушли, поехала в Харбин. Там жили её младший брат, жена брата и племянницы. Она мне сказала: «Володя, не забывай меня. Я поеду домой. Мы победили. Японцы уже ушли. Меня ждут мои родные». Я плакал, плакал. Она сказала: «Володя, никогда не забывай, что у тебя есть русская бабушка. Россия – это моя родина. Хотя сейчас Советский Союз, но моя родина – Россия. Мои родные – русские. Не забывай никогда русский язык». Я сказал: «Хорошо».