Страница 16 из 18
Завершая краткий обзор проблем формирования теоретических представлений об истории журналистики, можно прийти к следующим выводам. К настоящему времени созданы достаточно прочные предпосылки для того, чтобы поиск историей журналистики ответов на актуальные вызовы теоретико-методологического плана завершился в среднесрочной перспективе формированием новых теоретических моделей, а возможно и теорий. Интенсифицировать эти процессы, на наш взгляд, могла бы систематическая постановка вопросов теории и методологии историко-журналистского исследования в отраслевом научном дискурсе. При этом принципиально важной является необходимость диалога и сохранения плюралистической картины теоретических представлений, необходимой для дальнейшего развития историко-журналистской сферы научного знания.
2. Социальные теории журналистики
Глава 2.1. Социально-философское знание о журналистике
2.1.1.Философские контуры теории журналистики
«Рассматривая науку как деятельность, направленную на производство нового знания, важно принять во внимание историческую изменчивость самой научной деятельности… исторически меняются способы формирования нового научного знания и механизмы воздействия социокультурных факторов на этот процесс»[116].
Тяга к современности некогда предопределила приоритетность идентификации журналистики в категориях политической философии, политизированных концепций специалистов, изучающих массовую психологию, массовую культуру и пр. И это обстоятельство до сих пор питает представление о журналистике как составной части уже устоявшихся дисциплин. К тому же научное знание о журналистике еще не обрело своей канонизированной истории, как это присутствует в других сферах науки, где на страницах учебников закреплено, кто и когда создал ту или иную теорию, какими открытиями она была подтверждена / опровергнута позднее, какие непонятные и неизведанные явления лежат в основе исследований современных ученых. О журналистике как науке можно сказать, что в несобранном виде ее научная биография присутствует во многих работах исследователей, но как стройное повествование еще не создана. Попутно следует подчеркнуть: если так и не подведены итоги прошлого, то подобная «несобранность» становится тормозом в поступательном развитии научной дисциплины.
Каждая система не только сложно устроена, не только функционирует во взаимосвязях с другими системами – подобными ей и отличающимися от нее, но также обладает исторической динамикой, которая предопределяет современное состояние системы, дает понимание ее будущности. История здесь понимается не изложенным в последовательности перечнем фактов и событий, а изучением смены социально-политических и духовно-нравственных парадигм существования журналистики, определяемых сутью острой идейно-политической борьбы внутри социума. Поэтому справедливо подчеркивать динамику познания медиа – «истина не столько открывается, сколько создается в процессе социальной коммуникации», выступает результатом научного познания «коллективных субъектов»[117]. Анализ парадигмы бытия журналистики прошлых времен перетекает в настоящее – через научное осмысление ее функционирования в социальном целом.
Теоретическое знание о журналистике видится в двух сопредельных измерениях.
Первое формируется социальными и этическими законами, имеющими наднациональный характер. Эти законы устанавливают функции журналистики (информирования, агитации, пропаганды, организации, публичного взаимодействия индивидов и социальных общностей), предопределяют борьбу за свободу печати, нахождение своего места во взаимодействии общественных сил, понимание социальной ответственности журналиста.
Другое измерение образуется с учетом конфигурации социальной и этнокультурной систем, в которых функционирует национальная журналистика. В такой системе складывается собственная, не похожая на другие, история журналистики, а ее содержание раскрывает особенные взаимосвязи конкретного социума и его медиа. Скажем, применительно к России исторически возникшие взаимосвязи обусловлены особым статусом журналистики как служения обществу.
Эти положения широко декларируются, но крайне редко сопоставляется с факторами этнокультурной идентичности социума. И это странно, тем более что фактор этнокультурной идентичности исторически глубже всех других исканий и борений за то или иное общественное понимание журналистики. Уже обозначенное верховенство идеи журналистского служения людям – то же проявление этнокультурного фактора. Потому что любые философские традиции (а их суть – понимание мира), перенесенные откуда бы то ни было на российскую почву, все равно оказываются под постоянным и неослабевающим влиянием новой для себя среды обитания. В. И. Ленин некогда афористично сказал, что Россия выстрадала марксизм, и то были не только верные и публицистически точные слова, со временем их смысл оказался и глубже, и шире: Россия перерабатывает, перестраивает на свой лад любые вероучения – философские, политические, религиозные. Однако в начале прошлого века еще не было понятно, что «философия не является ни творцом, ни, в принципе, средством распространения мировоззрения эпохи, что она – просто один из каналов культуры»[118]. Отсюда и следствия, в том числе в сфере понимания смысла и назначения публичного слова, следовательно, и теории журналистики.
Представление о журналистике, выраженное в политических документах и отечественной научной литературе двадцатого века, остается верным слепком своего времени. Потому справедливо как прямое, так и обратное прочтение известного правила: если по тем целям, которые стояли перед обществом, по тем задачам, которые оно решало в череде войн и строек, «в сплошной лихорадке буден» (В. Маяковский), по тем средствам, которые в экстремальной обстановке применялось им для решения своих очередных задач, можно представить себе соответствующую эпохе журналистику, то и по тем требованиям, которые предъявлялись к печати, потом к радио и телевидению, можно воссоздать облик и характер общества в целом, особенности его важнейших политических и культурных институтов. Поэтому, например, для современной французской философии характерно «замечать мир коммуникаций и делать на основе этого выводы о природе общества»[119].
Итак, не может быть достоверной картина минувшего ХХ века без анализа идей о предназначении массовых коммуникаций страны на протяжении всего столетия. Безусловно, подобного рода задачи сами по себе порождают другие, охватить и решить их невероятно сложно. Тем более важно сосредоточить внимание на предмете нашего интереса, а это взаимодействие социокультурных / политических приоритетов общественного развития и доминант в теоретических представлениях о смысле и назначении журналистики. Приоритеты общественного развития рождаются в социальной практике, а находят выражение в философском политическом дискурсе. Особенностью такого философского дискурса является то, что он «не приемлет внутренней однозначности. Для него характерна универсальность и нацеленность… на широкий мировоззренческий круг проблем»[120].
И еще не забудем, что «философское познание способно генерировать новые мировоззренческие смыслы и тем самым вносить мутации в культуру, подготавливая кардинальные изменения социальной жизни… заготавливая заранее идеи, которые могут понадобиться в будущем»[121]. По мнению историка российской прессы XIX века А. И. Станько, «становление теоретических знаний о печати непосредственно зависело от познания закономерностей процесса мышления, изучаемых логикой»[122]. Утверждение носит объективный характер, и это значит, что философия в принципе устанавливает прообразы ценностных и политических ориентиров общества и его медийных институтов. Ориентиры конкретизируются как доминанты общественно-политических, эстетических и морально-нравственных требований к журналистике.
116
Степин В. С. История и философия науки: учебник. М., 2011. С. 8.
117
Актуальные проблемы философии науки: учеб. пособие / М. И. Терехина и др. М., 2015. С. 23.
118
Гуревич П. С., Палеева Н. Н. Философия культуры. М., 2014. С. 101.
119
Назарчук А. В. Теория коммуникации в современной философии. М., 2009. С. 6.
120
Зубова М. В. Феномен философской коммуникации. Орел, 2012. С. 81.
121
Степин В. С. Указ. соч. С. 265.
122
Станько А. И. Становление теоретических знаний о периодической печати в России (XVIII в. – 60-е гг. XIX в.) в.). Ростов н/Д., 1986. С. 143–144.