Страница 12 из 19
Маша со всех ног припустила к нам, а Митя не побежал навстречу, спрятался за меня.
Я возмутилась. Что за пацан? Ведь мечтал с Машей встретиться. А теперь, когда мечта – вот она, сдрейфил.
– Что, друг дорогой, домой пойдём?
– Нет, – Митя шагнул к Маше. Безоговорочно сообщил: – Мы будем играть, как я скажу.
Здрасьте вам с кисточкой. Да с такими замашками диктаторскими вряд ли он найдёт понимание у милой Машуни.
– Хорошо, – согласилась эта славная девочка. – Сначала мы поиграем, как ты хочешь, а потом как я.
Пока дети, по желанию Митьки, в полицейских играли – а в кого же ещё? – и то один другого в тюрьму сажал, то этот другой сбегал, мы с Настей не могли нарадоваться, наглядеться друг на друга.
Прибежал Митя:
– Я не хочу играть в лошадей.
– А ты через «не хочу», дорогой. Ведь теперь Машина очередь.
– Я люблю скакать, – Маша фыркнула по-лошадиному, – я скакаю быстрей, чем бабана.
– А я, – заверил Митя, – ещё быстрей.
Они ускакали, и я посмеялась:
– Полиглоты. Уже и по-турецки чешут: бабаанне. Но это бабушка по отцу. А ты ей – аннеанне.
Настя тоже засмеялась:
– Я – баба На. Маша просто сокращает. Вторую бабушку, Лизу, Маша зовёт не ома Лиза, а О'Лиза.
– Да? А почему не просто по имени?
– Дочка против. Дочка хочет, чтобы всё было правильно: «баба Настя», «ома Лиза».
– Попробовал бы Митька меня «бабой Люсей» назвать, я бы ему!.. Ну, расскажи, как отдохнули?
Настя с Кришаном и Машей были в Турции. Там – почти никого, немцы туда перестали летать, боятся терактов и Эрдогана. Но одна наша знакомая турчанка запротестовала: ах, ерунда! Это пропаганда! Там (на Турецкой Ривьере) тихо, спокойно, солнце, море – тёплое, ещё и купаться можно.
Дети набегались и пошли кататься на горке. Я с изумлением наблюдала за перевоплощением Мити – он по-рыцарски помогал Маше забраться наверх, за ручку держал, когда они вместе скатывались.
Ну и дела. В считанные минуты Маша превратила пацана в «рыцаря».
Мы, кстати, были единственные бабки на всей огромной площадке. Да нам с Настей медали нужно дать! Здесь бабки и дедки, за исключением турецких, не очень-то с внучатами носятся.
Может, и носились бы, если б им деток давали.
Здесь мамаши рожают, когда им самим впору бабками быть, вот детишек от бабок и ограждают, чтоб конкуренции избежать!
– Одно плохо, – пожаловалась я, – Митька вечно ревёт, не хочет домой…
– И у нас то же самое, – пожаловалась Настя.
Настин рассказ
– Ich bin ein Mensch[15], – сказала Маша, и я запомнила дату: 25 ноября 2016 года. Мы втроём были в Аланье, на турецкой Ривьере. Я думала, тяжело будет с четырёхлетним ребёнком. Но все страхи оказались напрасны. Маша не унывала, если был ливень:
– Ничего, наденем плащи, сапоги и пойдём гулять, я обожаю дождь и лужи.
Мы пошли и, став «лягушонками», квакали все втроём в унисон. Не просто так квакали, как вскоре выяснилось, выводили мелодию «Эх, полным полна моя коробушка, есть и ситцы, и парча…»
Маша всплёскивала ручонками и повторяла:
– Как красиво! Море! Пальмы! Ещё, ещё погуляем!
– Темно уже…
– Да, в темноте!
Мы пошли к светящимся фонтанам, цветникам, на детских площадках в кого только ни играли… Вернулись в отель.
Тихо легли, читали шёпотом (Кришан сразу заснул), у меня тоже глаза закрывались, но Маша попросила:
– А теперь расскажи сказку своим ротом.
С утра, пока мы собирались на пляж, Маша рисовала кошек и подписывала: ГОР. На четвёртом рисунке она написала: ГОРА.
Это первые слова, которые Маша написала сама.
Построили дом из песка. Маша спросила:
– А зачем тебе вымечки?
– Титечки. Я кормила твою мамочку молоком.
– Да, я раньше была мамочка, а теперь я стала детка.
Мистика. С учётом, ха-ха, «ГОР», «ГОРА»…
Мы сидели в кафе. Маша ела пирожное, пила турецкий чай, рассказывала:
– Когда ты была маленькая, я кормила тебя. Я была твоя мама. В коляске тебя тащила. Из вымечки (показала на свою левую грудку) кормила. И деду тоже.
Маша перешла на немецкий язык и всё это пересказала Кришану, показывая на правую грудку.
– Als du, Djeda, klein war, ich habe dir Milch gegeben. Ich war deine Mutter[16]. И дала ему, – рассказывала Маша дальше по-русски, – котлетку. Он съел, а ты не хотела есть. Я построила вам… нет, я построила нам ваш красивый старый дом. Фотографировала вас много-много. Покажу потом фотографии.
Я слушала и думала про Гора. Всё закономерно, во всём цикличность – ребёнок, ещё не умеющий читать (мы ещё только-только буквы в слоги складываем) и писать, подписывается «ГОР» и знает априори наши корни.
Гор – египетский бог с головой сокола, он – высота, небо, крылатое солнце.
Гор есть в нашей книге «Семь чудес света». Маша, как и я, любит эту книгу с картинками, и мы её перед сном разглядываем, читаем.
В музее Машу поразил Геракл. Маша его долго разглядывала.
– У него мускулы, – заключила.
Вечером в отеле Маша рисовала меня и себя с мускулами…. Ха-ха! Это мы с ней спортом занимаемся. Мускулы – кружочки на плечах, по одному на каждом.
– Замечательный рисунок, – говорю. – Подарим его деде на рождество?
– Подарим! А тебе я подарю украшение! Бусы! И браслет!
На следующий день они с Кришаном зашли в магазин и купили мне серёжки-снежинки.
И весь день потом Маша готовила подарки. Заворачивала в салфетки изюм, орешки, морские камешки.
То, что для других, может, обычно: ребёнок говорит на двух языках, для меня всё ещё – чудо. Дочка, незадолго до рождения Маши, мне вдруг объявила: зачем ей русский, если она в Германии? Я рыдала неделю. Не поговорить с родной внучкой по душам? Пушкина не прочесть? Наши песни не спеть? Но дочка перерешила:
– Мы поговорили с мужем. Он сначала сказал: «Я не буду вас понимать!» А сам учил русский в школе. И да, это было бы грустно, если ребёнок не будет знать языка своей матери.
«Зарницы», – говорит Маша, имея ввиду: «жениться».
– Тут зарницы, – она показывает на свадебный кортеж.
– Баба На, это чьи зоки?[17]. Деды?
– Да, это его носки.
– А эти зонненбрылы?[18].
– Эти солнцезащитные очки тоже его.
– А где наши?
– Где наши, не помню, давай поищем.
Долго искали, нашли, надели. На море пошли. Маша пела:
– Я на солнышке лежу, Я на солнышко гляжу…
Я зашивала дырки на колготках. Маша подавала мне нужные нитки, ножницы, спросила:
– Что это?
– Это метр. Сейчас покажу, как им измерять.
Час или два Маша измеряла высоту и ширину стола, стульев, наших ног и прочего.
Я пошла в душ, вернулась, смотрю, Маша сделала пару стежков.
– Ты шила?
– Да… – Маша глазки опустила, не знала, плохо это или хорошо.
Вдела я нитку в иголку, дала ей, и мы обе, как сказала Маша, работали. Я подшивала штанишки, Маша одежку для куколок… Занималась словообразованием:
– Вкусно – вкуснятина. Дружно… нужно сказать: дружнятина.
Дружно рисуем. На пляже. Я – отдыхающих, Маша – «Гору в Аланье». Над горой – две фигуры.
– Это ты, баба На, а это я.
– А деда где?
– Вот он! На солнышке греется!
И правда, внизу у горы – третья фигурка.
Маша хохочет.
Радостный человек!
– Мы здесь долго-долго будем жить, ещё одну Wochenende[19] и ещё одну…
То есть она, ха-ха, отмеряла время выходными.
Мы бродили по берегу, набирали воду в ведёрко, строили крепость для лошадок.
«Advent, Advent, das erste Lichtlein bre
15
– Я – человек.
16
Когда ты, деда, был маленький, я давала тебе молоко. Я была твоя мать.
17
Socken.
18
So
19
Выходные.
20
К первому адвенту зажигают одну свечку на венке с четырьмя свечками.