Волжане

— Предположим! Только предположим, что не станет тебя и на твое место придет другой, всему нашему делу враждебный. Продаст с потрохами наши тайные знания и станет жить поживать, в злате-серебре купаться под защитой Булгара ли, Суздаля ли, Киева ли. И нам, ветлужцам, пути перережет на Дон. Долго мы протянем без хлеба от воронежцев? А они без нашего железа? Не пойдем ли силой через твои земли?

— Знания тайные, говоришь? У нас по сию пору чугунные чушки в ковкое железо переделывают лишь твои люди и то сугубо малым, числом! Мои кузнецы даже не знают, как к ним подступиться!

— Вот узнают, а во власти не ты? Тогда уж, твой преемник торговлю с Суздалем и Муромом точно на себя замкнет, и народы наши станут если не врагами, то соперниками. Будем цены сбивать друг у друга и всячески пакостить.

— Хм…

— Потому и говорю, что держава должна быть одна. А чтобы обид не было у боярств наших, каждый от нас поочередно будет становиться во главе ее. Один срок я, потом ты или кто-то из черемисов. По готовности, не сразу. Сначала вы своих людишек ко мне приставите в обучение, потом я их возвышу потом…

— Потом я буду править, а твои людишки будут за мной присматривать! Помню.

— А потом твои за новичками в свою очередь присматривать будут. Как без этого? Все помощники нового владыки должны пройти обучение у наместников предыдущего властителя и только потом тот волен заступать на воеводский пост, ибо без знаний прошлого нельзя вершить грядущее. Да и с другими воеводами или князьями совет надобно держать, чтобы им не чудилось лишнее. Целее держава будет.

— Целее ли? В итоге каждый народец, за власть верховную с остальными собачиться будет! В вечном раздрае может оказаться держава такая.

— В корень зришь, но человеческую натуру сразу не переделаешь. Да и не сразу неподъемно будет. Даже в невеликом государстве бояре меж собой за сладкий кусок драться будут, а уж в большой державе… Выход лишь один, договариваться меж собой, противу же те кто раздор вносит, объединяться всем. Да, через кровь пройдем наверняка, будут союзы одних против других. Но зато не будет у нас такого, что измельчавшая порода какого-нибудь властителя приведет к всеобщему упадку. В собачьей своре наверх выбивается сильнейший!

— Слишком уж необычно все.

— Уклад наших народов тем отличен от Киева или Булгара, что нет у нас наследной власти, и привыкли мы вождя ратного выбирать всем скопом. Так что ничего зазорного не будет, если в землях ветлужских, мерских, чудских, черемисских, да эрзянских мы созовем совет властителей, кои и будут выбирать «великого» князя, скажем раз в семь или десять лет. А общий совет старейшин будет следить, чтобы ряд меж нами соблюдался честно. Он же и рассудит, если кто захочет власть под себя на большее время подмять или совсем в свою сторону одеяло перетянуть.

— В одной палате князья с воеводами сидеть будут, а в другой старейшины?

— Хоть бы и так! Я всего лишь предлагаю, а законы будем вместе придумывать!

— И все-таки не пойдут мои родичи на такое! Меж собой еле сговариваются!

— А почему нет? Узнают рода  эрзянские, что их ставленник встанет над союзом племен, пусть и на время, будут меньше тебя кусать, больше думать о том, как сами возвыситься смогут вместе с тобой.

— Дрязги те же будут, даже еще сильнее, разве что ступенькой повыше!

— Знаю! Выгода в том, что через пару сотен лет, смешавшись семьями, мы станем одним народом. И тогда уже с другими землями и племенами будем делиться властью, расширяя свои пределы. Но к тому времени мы уже должны говорить на одном языке, чтить одну веру, дабы не было раскола меж нами по этим хрупким чертам…

— Твою веру! И говорить будем по-словенски!

— Возможно это лучший выход, хотя я и не настаиваю на нем. Наш язык знает большинство народов окрестных, если выберем другой, то не сможем, потом с ними общаться, а значит придем к непониманию и раздорам! К примеру, с теми же вятичами, что не прибились еще к Руси!

— Да ты с ними и так мира не найдешь, пусть даже они племенем словенского языка были бы! А уж в них столько намешано…

— Во-первых, мы их все-таки понимаем, хотя бы и через пень-колоду. А во-вторых, еще пару десятков лет и суздальцы их подомнут так что если хотят выжить как особый народ, то выучатся говорить и по медвежьи! Кстати, не догадываешься, кто следующий после вятичей у князей русских на заклании?

— Язык, вера… — тяжело вздохнул Овтай. — Что еще попросишь?

— Так я не прошу… Смотри что получается! Казалось бы, каждый, кто встанет во главе союза, сможет сделать свой выбор, но ведь следом  придут другие, со своим поконом! И они могут сделать свой! И что в итоге?.. Так что это должна быть общая договоренность и общая выгода! Решим, что три языка должны знать все отроки в школах, так и сделаем! А решим, что дети наши на сей вопрос ответ дадут, на них все свалим! Однако сам я считаю, что победит в этом мире тот, кто под одной верой и языком объединит как можно больше людей. Хоть силой, хоть постепенно, исподволь, что по мне более разумно! И это будет достойная цель для наших внукой и правнуков. Уточню! Наших с тобой, внуков, потому как Иван мне брат по крови и я себя от него по сию пору не отделяю!

— Даже так? — поднял брови Овтай. — Тогда спрошу тебя о главном, ради чего и желал этой встречи… Что будет с моей сестрой и ее дитем? Еще раз благодарю тебя за ее спасение из рук премерзких, но слухи чудные среди воев ходят. Мол, младенец этот от Ивана, хотя сам знаешь, что силой ее брали и по все срокам он не от него!

— А сама что говорит?..

— Плачем лишь заливается в ответ!

— Ты же знаешь, что в последней своей речи Иван посулил, что вольна твоя сестра в своем выборе, но признает он любое ее дитя своим, если та захочет этого! И я тебе говорю то же! Да и не было бы его слова, союз  меж нами стоит того! Если признает Важена его своим суженым, то ребенка ее я буду воспитывать, как сына своего! До взросления или той поры, когда Ивана найдем!

— Верно говоришь?

— Клянусь тебе! — размашисто перекрестился Трофим. — И о сестре твоей буду заботиться, если позволишь! Более того, в случае такого признания мы с тобой одной большой семьей станем и доверять друг другу пуще прежнего будем… Как, Кстати, она? Лишь плачет?..

— Пока не в себе, поверить не может, что все ее страдания закончились. Ивана требует сыскать. Не поверишь, но мне и правда кажется, что у них под конец все сладилось. Как с поисками?

— Как?.. — Трофим прокашлялся и начал медленно рассказывать, с трудом подбирая слова. — Пока мы с тобой общей ратью по всей округе людишек своих ставили, лодьи нашей младшей дружины через Пижму до устья Вятки дошли и по Каме, что иные Агиделью зовут, вверх поднялись. Вечор гонец приплыл с вестями и я сразу к тебе…

— Про Ивана что-нибудь донес?

— И про него тоже. Именно туда его увезли, как панок и болтал. Еще вестник поведал, что в тех местах Иван из плена сбежал вместе с товарищем своим, но далее следы его вновь теряются. Ныне не спокойно там, силы булгарские по всей округе рыщут, мятеж всеобщий гасят. Провидчики наши еле ноги унесли, хотя и были о шести лодьях. Одно могу сказать, жив он.

— Добрые вести. Что еще творится в земля дальних?

— Поведаю, за тем и пришел… — крякнул воевода. — До сих пор не могу поверить! Судя по всему через некоторое время в наш союз еще свежая кровь вольется, пусть и не скоро. Путь в Закамье открыт, лишь бы сил хватило на дальнейшее. Правда, кое-кто на Вятке взял на себя лишнее, тамгою несуществующей бряцая, но победителей не судят!

— Чем отдарился? Не поверю, если скажешь, что за красивые глава тебя туда пустили…

Золотыми приисками на Вятке и другими подобными безделицами в Уральских горах, о которых доподлинно известно, что они есть. Теперь можно и не скрывать сие. И богатства эти по нашей правде будут на всех союзников делиться, кто пожелает в освоении участвовать! Там столько всего, что насильно будем оные земли с приисками в руки совать! Богаче Киева и Булгара вместе взятых будем, если не перессоримся меж собой!