Страница 10 из 28
Утверждения, будто Кларендон не видел в политике Карла I ошибок, неверны. Он связывал происхождение конфликта, приведшего к гражданской войне, с взаимным непониманием, порожденным отсутствием гармонии в отношениях короны и парламента во второй половине 1620-х гг., и писал: «Парламенты собирались и распускались. Тот, что собрался в четвертый год (после роспуска двух предыдущих), был детерминирован в действиях и декларациях убеждением, что не приходится ожидать созыва ассамблей такого рода в дальнейшем. В высказываниях о парламенте все были ограничены страхом цензуры и наказания. Никто не сможет показать мне иной источник, из которого проистекают все сегодняшние реки горечи, чем неразумные, неумелые, опрометчивые роспуски парламентов, которыми из-за вспышек гнева, высокомерия и амбиций отдельных людей, двор испытывал настроение и привязанность страны. Теми же стандартами народ оценивал честь, справедливость и добродетельность двора. Так что в те печальные времени они (двор и страна – А. С.) отдалялись без уважения и снисхождения друг к другу» [10, 68]. В отдельных документах, принятых парламентами, в речах депутатов были положения, задевавшие достоинство короля и его правительства, но «я не знаю акта любой из палат, который противоречил мудрости и справедливости» законов королевства. Возлагая главную долю вины за взаимонепонимание на королевских советников, Хайд признавал, что Карл I «не использовал удобство» привлечения к себе тех, кто мог улучшить отношения с парламентом, и это вызывало «подозрение, если не отвращение» народа.
После 1629 года Карл не созывал парламент в течение одиннадцати лет. Это не нарушало традицию, так как созыв парламента был прерогативой короны. Яков I не созывал парламент семь лет, но никому в голову не пришло назвать 1614–1621 гг. «беспарламентским» правлением. В годы «политики напролом» началась взрослая жизнь Эдварда Хайда.
Глава первая
«Высшая степень благополучия, когда-либо существовавшая»: 1608–1638
Так Кларендон написал о положении Англии в те годы, когда он наслаждался творениями ученой мысли и начал профессиональную деятельность как юрист, а король Карл I легко справлялся с управлением без парламента.
Мы знаем о молодых годах Хайда главным образом из автобиографии. Он писал ее на склоне лет, в начальный период своей последней эмиграции, адресуясь, в первую очередь, к семье, надежду на воссоединение с которой не оставлял до конца дней. Говорят, что память человека ненадежна, и события, произошедшие десятилетия назад, стираются в ней. Отчасти это так. Современная психология утверждает: пик жизненных воспоминаний приходится на возраст между 15 и 30 годами на фоне относительно низкого количества событий, относящихся к другим возрастным периодам. Это противоречит «классическому» закону немецкого психолога Г. Эббингауза, основателя ассоциативного направления в психологии, считавшего, что с годами ассоциации ослабевают, а с ними и память: память пожилых людей ненадежна. Современный российский психолог определяет автобиографическую память как «субъективное отражение пройденного человеком жизненного пути, состоящее в фиксации, сохранении, интерпретации и актуализации автобиографически значимых событий и состояний, определяющих самоидентичность личности как уникального, тождественного самому себе психологического субъекта» [129, 19]. У такого рода памяти три типа функций. Первая, интерпсихологическая группа функций, заключается в налаживании и сохранении социальных связей и межличностных контактов; воспоминания позволяют быть «своим» в любом окружении. Автобиография Кларендона «закрепляет» его отношения с семьей, а в более широком смысле, с тем благородным и уважаемым сословием, из которого он происходил. Вторая, интрапсихологическая группа, связана с саморегуляцией: вспомнить, чтобы было легче на душе. Как же нуждался в этом Кларендон, будучи оторванным от своего окружения! Третья группа экзистенциальных функций связана с осознанием уникальности своей жизни, она направлена на финальную интеграцию личности (вся жизнь прошла перед глазами). Что следует из этого? Нельзя ожидать от Кларендона любимой позитивистами точности фактов: они имели для него личностный смысл. Он искал опору в своей семейной истории и традиции, в прошлых дружеских и социальных связях. Означает ли это, что Кларендону нельзя доверять в части описания молодых лет? Историк, писавший о Хайде, что «он не был оригинальнее любого другого отставного государственного деятеля, принявшегося писать мемуары в появившееся у него свободное время» [70, 224], был неправ. Настойчивая устремленность к справедливому и объективному освещению событий, приверженность к «моральному измерению» истории делает его описание заслуживающим доверия. Что касается умолчаний и отсутствия некоторых деталей, то какой документ может претендовать на всестороннее и полное описание прошлого или настоящего?
В представлениях нашего времени Кларендон не был стар, когда в последней эмиграции писал автобиографию. В шестьдесят лет на память можно полагаться. Хайд родился 18 февраля 1609 года. В некоторых публикациях указывается 1608 год. В этом нет противоречия: парламентский акт заменил в Англии юлианский календарь григорианским в 1752 году. Тогда после 2-го сентября сразу наступило 14-е. Тем же актом поменяли и начало нового года. До 1752 года новый год наступал в Англии 25 марта, в День Пресвятой Девы Марии. Празднование нового года в день весеннего равноденствия, по-видимому, отражало древнюю традицию. Говорят, что в Англии и сегодня уплата налогов приурочена к этой дате. Датировку событий, произошедших до 1752 года, принято обозначать по григорианскому календарю, с учетом наступления нового года 1 января. Любой учебник истории сообщает: Карл I был казнен 30 января 1649 года, однако в современных документах фигурирует 30 января 1648 года. Для большей точности можно упомянуть, что для жителей европейских стран, которые к тому времени уже перешли на григорианский календарь, это произошло 9 февраля 1649 года.
Эдвард Хайд появился на свет в доме Генри Хайда в местечке Динтон в графстве Уилтшир, на юго-западе страны. В том же графстве семейству принадлежало поместье Пертон. Род Хайдов происходил из Чешира, где был известен, по крайней мере, со времени короля Генриха III, в правление которого, в 1265 году, возник английский парламент. Кларендон заметил в автобиографии, что его предки владели манором Норбюри еще до норманнского завоевания 1066 года, но данное сообщение ничем не подтверждается: это поместье было приобретено путем женитьбы именно в XIII веке. Основателем той ветви рода, к которой принадлежал будущий канцлер Англии, был его дед Лоуренс, заложивший семейную традицию заключения выгодных браков: женившись на Энн Сибилл, он стал владельцем поместья Динтон, ставшего родовым гнездом. У Лоуренса было четверо сыновей, образованию которых он придал большое значение, направив их в Оксфорд. Обучение в этом знаменитом университете тоже стало семейной традицией. Двое сыновей Лоуренса, дяди будущего канцлера, сделав успешную карьеру, помогли ему в продвижении и обеспечили доступ ко двору. Умерший в 1631 году Николас Хайд, занимал в последние годы жизни, не много не мало, должность Верховного судьи Англии. Лоуренс, умерший в 1641 года, служил главным поверенным королевы Анны Датской, супруги Якова I и матери Карла I.
Генри, отец героя нашего повествования, также обучался в Оксфорде и некоторое время занимался адвокатской практикой, однако его больше тянуло к путешествиям, что, как писал в автобиографии Кларендон, было необычно для елизаветинского времени – страну легко покидали только купцы и те, кто нанялся на военную службу. Историк Ричард Оллард заметил, что «путешествовать ради любопытства в те времена заговоров, конспираций и переворотов означало вызвать подозрение со стороны правительства, а также обостренное внимание обычных информаторов» [74, 8]. Тем не менее, после смерти своего отца в 1590 году Генри Хайд побывал на континенте. Он поднялся по Рейну и прибыл в Италию, остановившись на какое-то время во Флоренции и Сиене, а затем в течение нескольких месяцев в Риме. Будучи последовательным протестантом, Генри, однако, установил хорошие отношения с кардиналом римской католической церкви, англичанином по рождению Алленом. В пребывании Генри Хайда в Риме есть что-то непонятное. В ситуации такого рода английские власти легко могли увидеть попытку завязать подозрительные контакты с католиками, тогда как последние заподозрить в путешественнике шпиона. Никаких видимых последствий заграничная поездка для Генри не имела, но по возвращению мать поторопилась настоять на женитьбе. Избранницей оказалась Мэри, одна из дочерей и наследниц уилтширского эсквайра Эдварда Лэнгфорда из Траубриджа. Генри дважды пытался заняться политической деятельностью: он был избран в парламент в 1588–1589 гг. и позднее в 1601 году. Сведений о его деятельности в парламентах не сохранилось. Известно, что тюдоровские парламенты были в целом послушны короне. По-видимому, ни адвокатская, ни политическая деятельность его не привлекали. Генри предпочитал спокойную жизнь благородного сельского джентльмена, «в бодрости и довольстве». После смерти Елизаветы I он ни разу не побывал в столице, а мать, по словам будущего историка, в Лондоне не была ни разу. Кларендон судил об этом так: «Мудрость и бережливость в те времена была такой, что лишь немногие джентльмены ездили в Лондон или совершали другие дорогие путешествия иначе, как по важному делу, а их жены никогда; благодаря такой предусмотрительности они улучшали жизнь в своих поместьях и наслаждались ею; они были гостеприимны, хорошо воспитывали своих детей» [10, 10]. В этих словах трудно не увидеть опосредованной критики нравов эпохи Реставрации, как и ностальгии по «доброй старой Англии», свойственной людям «страны».