Страница 68 из 89
Фейт, добавим, происходил из семьи надворного советника (стало быть, дослужившиеся до этого чина почтмейстер Шпекин и попечитель богоугодных заведений Земляника из «Ревизора» в социальном смысле были ровней его отцу). По семейному преданию, начало роду положили братья Герман и Мориц Фейты, которые бежали из Германии от Наполеона и в России стали купцами. Во время мировой войны Фейт, по тем же преданиям, вступил во французскую армию врачом-добровольцем, награжден Военным крестом. Вернувшись в Россию после Февраля, сразу же был кооптирован в ЦК левых эсеров, стал членом исполкома Петросовета, депутатом Учредительного собрания.
В фейтовской биографии мало красок, все шито-крыто. Кое-какие подробности находим у Варлама Шаламова. В свое время в журнале «Каторга и ссылка» были опубликованы интересные воспоминания бывшего эсеровского боевика Чернавского, которые писатель вставил в свой рассказ «Золотая медаль».
Есть там такой эпизод. В декабре 1910 года в одной французской деревне, близ Дьеппа, собралась группа эсеровских боевиков. Вечером один из них, некто Кирюхин, берется чистить картошку, но руки его не слушаются, и подруга Савинкова Наталья Климова начинает дразнить неумеху.
Завязывается пикировка. Кирюхин все чаще пускает в ход многозначительную фразу: «Знаем мы вас».
— И ничего вы не знаете. Ну, скажите, что вы знаете?
Кирюхин совсем рассвирепел:
— Сказать? А помните, у вас, максималистов, под флагом кутежа было совещание в отдельном кабинете ресторана Палкина? Тогда в общем зале ресторана сидел вице-директор департамента полиции? Помните? А после совещания, помните, куда вы поехали — и не одна! — торжествующе закончил он.
От изумления глаза Наташи выбежали на лоб, глаза пытаются выскочить из орбит. Она отзывает Савинкова и сообщает: все верно, под видом кутежа было совещание в отдельном кабинете. Им сообщили, что в общем зале присутствует вице-директор департамента. Совещание все-таки довели до конца и благополучно разъехались. Наташа уехала ночевать со своим мужем в гостиницу на острова.
Наутро Кирюхину ставится вопрос, откуда у него такая осведомленность. Отвечает, что ему рассказывал Фейт. Савинков едет в Париж, вызывает туда Кирюхина и скоро возвращается один. Оказывается, Фейт ничего не говорил и не мог говорить, так как факты, о которых идет речь, ему не были известны.
Выходит, Фейт был в доверительных отношениях с одним из виднейших террористов Борисом Савинковым, если тот мгновенно сориентировался и организовал его очную ставку с Кирюхиным. Фейт и вывел лжеца на чистую воду…
После октябрьского переворота Фейт вместе с Гоцем и Черновым встал на сторону Керенского и 11 ноября 1917 года был замечен в расположении его отряда в Царском Селе. По показаниям видного эсера Ратнера, Фейт в тот период был в числе руководителей Московской боевой организации (все-таки школа Савинкова даром не прошла!). Но дело стало, о чем в большевистском очерке сообщается следующее:
Если военная комиссия партии эсеров в Ленинграде, даже объединившись с «Союзом возрождения», еле влачила свое существование, то еще плачевнее обстояло дело с Москвой. Здесь после разгрома юнкерского восстания партия эсеров не могла наладить чего-нибудь цельного. Рабочих дружин не существовало вовсе, ячеек среди солдат — тоже. Существовало лишь несколько офицерских беспартийных военных организаций, среди которых было довольно много эсерствующих элементов. Руководителем всей военной работы в Москве был доктор Андрей Ильич Фейт[403].
Фейт проходил обвиняемым на известном процессе по делу эсеров в мае 1922 года, но аресту не подвергался. Впрочем, дело против него (и Верховского тоже) было прекращено по амнистии, объявленной еще в 1919 году; реабилитирован же Фейт был совсем недавно. Последнее выглядит весьма курьезно, если учесть, что еще при жизни сей «жертве репрессий» были оказаны высокие почести.
26 декабря 1925 года в Большом театре открылся Всесоюзный съезд политкаторжан, в президиуме которого сидел и Фейт (другие члены президиума имели еще более «заковыристые» фамилии). Из дневника съезда:
Первым слово для доклада о революции 1905 года получает член общества, тов. Л. Д. Троцкий, встреченный бурной овацией всех собравшихся.
Тов. Троцкий упомянул, что было выполнено обязательство революции по отношению к династии Романовых, но вы помните, что, когда это обязательство было выполнено, оно во многих шатких умах вызвало недовольство. Я должен вам напомнить, что Пестель в 1825 году ставил ясно и четко программу действий: уничтожить всю династию Романовых без остатка, чтобы ни один отпрыск не остался, чтобы он не мог мутить. В данном случае революция в 1918 года выполнила не только завет 1905 года, но и завет Пестеля (аплодисменты)[404].
Разумеется, этой дикости, уж не знаю, от души или нет, аплодировал и Фейт. В те годы он стал советским эпикурейцем: возглавлял санатории в Пушкино и на Воробьевых горах, лечил каторжан, читал лекции и даже насочинял книжку «Популярные очерки по физиологии». Похоронили его с почестями на Новодевичьем, пышная процессия проследовала чуть ли не через всю Москву.
Жена, Анна Николаевна Фейт (1867–1929), всегда активно помогала мужу. Ее хорошо знала семья В. Г. Короленко по Нижнему Новгороду. Судя по всему, у Анны Фейт в Нижнем был свой дом, где она (пока ждала мужа из читинской ссылки) устраивала собрания и дискуссии между социал-демократами и народниками. Здесь же у Фейтов родился сын Андрей (1903–1976), ставший актером (запомнился как непревзойденный исполнитель ролей разнообразных злодеев — от заграничных шпионов до злых колдунов, но играл под фамилией Файт). Его первая жена — Галина Кравченко (1905–1996), героиня немого кино, вторично вышла замуж за сына большевистского вождя Л. Б. Каменева. Старший брат Николай — чемпион республики по прыжкам в высоту.
Фейт был знаком с Троцким давно. В 1906 году он вместе с Троцким и другими членами исполкома Петербургского Совета (Авксентьев, Вайнштейн, Голынский, Злыднев, Киселевич, Кнуньянц-Радин, Комар, Немцов, Сверчков-Введенский, Симановский, Стогов и Хрусталев-Носарь) был лишен прав состояния и сослан на поселение в Обдорск (ныне Салехард)[405]. В книге «Моя жизнь» Троцкий так описывает тот памятный февраль 1907 года:
Пересекши сплошь зараженные тифом районы, мы 12 февраля, на 33-й день пути, доехали до Березова, куда некогда сослан был сподвижник Петра князь Меньшиков[406].
Запись из личного дневника уточняет:
Привезли нас непосредственно в тюрьму. У входа стоял весь местный гарнизон, человек пятьдесят, шпалерами. Как оказывается, тюрьму к нашему приезду чистили и мыли две недели, освободив ее предварительно от арестантов. В одной из камер мы нашли большой стол, накрытый скатертью, венские стулья, ломберный столик, два подсвечника со свечками и семейную лампу. Почти трогательно!
Здесь отдохнем два дня, а затем тронемся. Да, дальше… но я еще не решил для себя — в какую сторону… [407]
И снова вернемся к «Моей жизни»:
В Березове нам дали остановку на два дня. Предстояло еще совершить около 500 верст до Обдорска. Мы гуляли на свободе. Побега власти отсюда не боялись. Назад была одна— единственная дорога по Оби, вдоль телеграфной линии: всякий бежавший был бы настигнут. В Березове жил в ссылке землемер Рошковский. С ним я обсуждал вопрос о побеге. Он сказал мне: можно попытаться взять путь прямо на запад, по реке Сосьве, в сторону Урала, проехать на оленях до горных заводов, попасть у Богословского завода на узкоколейную железную дорогу и доехать по ней до Кушвы, где она смыкается с пермской линией. А там — Пермь, Вятка, Вологда, Петербург, Гельсингфорс!.. Дорог по Сосьве, однако, нет. За Березовом сразу открывается дичь и глушь. Никакой полиции на протяжении тысячи верст, ни одного русского поселения, только редкие остяцкие юрты, о телеграфе нет и помину, нет на всем пути даже лошадей, тракт исключительно олений. Полиция не догонит. Зато можно затеряться в пустыне, погибнуть в снегах. Сейчас февраль, месяц метелей…
403
Владимирова Вера. Год службы социалистов капиталистам. Очерки по истории, контрреволюции в 1918 году. М.-Л. 1927.
404
Корочкин С. Сто лет политической каторги. М., 1926.
405
Кстати, и в этом деле мы обнаруживаем след, ведущий к А. И. Верховскому. В «Обвинительном акте о членах сообщества, присвоившего себе наименование «С.-Петербургский общегородской Совет Рабочих Депутатов», посвященный А. Фейту абзац почти соседствует со следующим: «Аптекарский помощник Лев Хинчук, арестованный в помещении Исполнительного Комитета 3 декабря, принимал в деятельности Комитета активное участие, являлся в нем, по словам Алексея Шишкина, представителем крайних партий и произносил в заседаниях революционного содержания речи, призывая к ниспровержению существующего государственного строя». (См.: Троцкий Л. Д. Наша первая революция).
Из официальной биографии: Хинчук Лев-Гершон Михайлов-Хаимов (1868–1939, расстрелян) родился в еврейской семье владельца портняжной мастерской в Полтаве. Меньшевик. Став председателем Московского совета, в июле 1917 года возглавил делегацию, сопровождавшую «карательный отряд» полковника Верховского при усмирении солдатского бунта в Н. Новгороде (см. Главу III). Заместитель наркома торговли СССР (1927-30), советский полпред в Германии (1930-34), народный комиссар внутренней торговли РСФСР (1934-37), главный арбитр Государственного арбитража Совнаркома РСФСР (1937-38).
В «Википедии», вторящей советским источникам, утверждается, что Хинчук учился в хедере и гимназии, а затем на философском факультете Бернского университета. Хорошее образование получил помощник аптекаря!
406
Троцкий Л. Д. Моя жизнь. М. 1991, С. 191.
407
См.: Коняев Николай. Возмездие, или версия жизни и смерти гражданина из города Березова Коровьи-Ножки // Лукич (журнал). Тюмень. 1999. № 1.