Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 12

   Этот поцелуй ворвался в ночное пространство золотым мотыльком. Урирун протянула вперёд руку в грубой кожаной перчатке для верховой езды, и он затрепетал над ней нежными полупрозрачными крылышками, рассыпая вокруг себя сияющие искорки. Ни тени высокомерия не осталось на лице принцессы Ночи, озарённом ласковым отблеском этого прощального привета. Уголки губ тронула улыбка, и она потянулась устами к щекочущей ласке крылышек. Веки задрожали и сомкнулись от наслаждения...

   Пришпорив Мрака, Урирун помчалась домой. Конь летел быстрее мысли, оставляя позади мрачные скалы, густые тёмные леса и долины извилистых рек. Чёрный плащ реял за плечами принцессы — стройной и сильной, искусной наездницы.

   Вскоре показался дворец, окружённый парком. Копыта коня цокали уже размеренно и неторопливо по аллее, озарённой гирляндами огней, растянутых по ветвям вековых деревьев; повсюду журчали фонтанчики и мерцали огоньки светлячков. Растения были приспособлены к скудному освещению: иного они и не знали на этой земле. Более того, многие цветы сами излучали свет, молочно-белый и прохладный.

   Урирун оставила Мрака заботам конюхов и стремительным шагом бросилась в свои покои. При каждом её шаге позвякивали шпоры и поблёскивали голенища начищенных ботфорт. Слуги предупредительно распахивали перед нею двери, пока наконец она не достигла своей опочивальни.

   Сбросив плащ и перчатки, Урирун достала из-под подушки маленький портрет светловолосой принцессы и долго созерцала его влажным от слёз взором. На обороте портрета было начертано имя: «Виви». Убедившись, что ничей любопытный взгляд не следит за ней, Урирун расцеловала голубоглазое личико, а следом за ним и имя — да, несерьёзное, детское, наивное, но самое драгоценное на свете, крепко проросшее корнями в её сердце.

   Потом Урирун бродила по берегу пруда в королевском парке. Уголки её губ были уныло опущены: «Она считает меня скучной занудой». Всё, чему её учили наставники, разбивалось о светлый звонкий смех Виви; все эти уроки королевских манер — пустая чушь, никому не нужная и лишняя ерундистика... Искренняя, милая простота светлой принцессы — вот тот недостижимый идеал, который Урирун тайно лелеяла в своём сердце. С младых ногтей её учили сдержанности; никому не показывать своих истинных чувств — вот высшее искусство, которым обязана владеть каждая правительница Ночи. Это внушали ей с детства, и она верила в науку светского обхождения. Но Виви внесла в её душу сладкий беспорядок.

   «Почему я не могу просто сказать ей это?» — размышляла принцесса Ночи, отбросив наскучившие учебники. В учёбе она была прилежна, но сейчас решительно не могла сосредоточиться на науках. Перед её мысленным взором стояла Виви — дразнящая, смеющаяся, ослепительно светлая.

   Королева пригласила её в свои покои для серьёзного разговора. Отблески пламени камина играли на её седых волосах, и печальная торжественность проступала в каждом её движении. Они были похожи как две капли воды — как один человек в разных возрастах.

   — Урирун, подходит к концу твоё ученичество, — промолвила королева. — Вскоре тебе предстоит сменить меня на престоле. Я надеюсь, ты с должной серьёзностью осознаёшь важность этого шага.

   — Да, ваше величество, — проговорила Урирун.

   — Ты вступаешь в новую эпоху своей жизни — эпоху зрелости, — продолжала правительница. — Юношескую горячность следует оставить позади: эмоции — не лучший советчик в государственных делах. На этой стезе следует руководствоваться трезвым рассудком.

   — Я знаю это, ваше величество, — сказала Урирун с почтительным поклоном.

   — Это хорошо, дитя моё, — кивнула королева. — Но при всей важности роли разума, о чувствах тоже не следует забывать. Скажи, в твоём сердце поселилась любовь?

   Бледные щёки Урирун снова покрылись румянцем. Белая лошадка, смеющиеся глаза, золотой мотылёк... Но её уста смыкала печать трепещущей тайны, и принцесса смущённо промолчала. Королева проницательно улыбнулась.



   — Что-то мне подсказывает, что за твоим молчанием стоит большое чувство. Но я не хочу настаивать и давить: не хочешь — не рассказывай. Позволь дать только один совет: береги это чудо.

   С этими словами королева поцеловала наследницу в лоб и величественным жестом руки дала знать, что аудиенция окончена. А Урирун, благодарная царственной сестре за деликатность, поспешила вернуться в свои покои — к размышлениям и сладким сердечным мукам.

   Спустя несколько дней она вновь каталась верхом неподалёку от границы. Сердце ей подсказывало, что Виви должна быть там... И предчувствие не обмануло: светлая наездница красовалась на своей белой лошадке среди цветущего луга.

   — Желаю здравия, ваше высочество, — поклонилась Урирун, скомкав в тесную шкатулочку светской учтивости весь трепет своей невысказанной нежности.

   — А, это снова вы, госпожа зануда, — усмехнулась дневная принцесса.

   — Вы несправедливы ко мне, Виви, — пробормотала Урирун. — Я лишь стараюсь следовать той науке, которую мне внушали с детства.

   Солнечная синева глаз девушки просияла ласковой улыбкой.

   — Поступайте так, как вам подсказывает сердце, и вы не ошибётесь, — засмеялась она.

   Урирун протянула ей букет ночных цветов — влажных белых кувшинок, собранных ею собственноручно на королевском пруду. Для этого ей пришлось приблизиться к границе совсем вплотную, так что лиловый закат озарил иссиня-чёрную гриву её коня.

   — О, как мило! — смутилась Виви, кокетливо опустив ресницы, но голубой огонь её глаз говорил красноречивее слов. Он был выше любого кокетства — подлинный свет её чистого сердца.

   В этот раз они просто катались вдоль границы, беседуя обо всём подряд. Урирун была в ударе, и Виви то и дело покатывалась со смеху над её шутками.

   — Вот видите! Вы умеете быть славной, когда захотите, — молвила она, протягивая руку принцессе Ночи.

   Урирун вспыхнула, не зная, что делать с этой прелестной ручкой. Прозрачный фарфор этих пальчиков хотелось покрывать поцелуями, но она не смела осуществить такую дерзость. Сняв жёсткую перчатку, она бережно приняла руку Виви на свою жаждущую прикосновений ладонь. Глаза светлой принцессы сияли мягко и поощрительно, и Урирун пролепетала: