Страница 11 из 19
С трудом упросил Серёжу проиграть пластинку ещё два раза. Удивительно было то, что с каждым новым разом мой интерес к исполнению только возрастал! Игра Крейслера была столь насыщена звуковыми красками и нюансами в музыкальных фразах, что было невозможно всё схватить с одного раза! Это был момент, когда я впервые услышал игру гения скрипки.
Одновременно с этим у меня возник невольно вопрос – какой же это был инструмент, который позволил Крейслеру так полно выразить себя?! Я не мог избавиться от навязчивой идеи узнать, на какой именно скрипке было возможно создать такое звуковое чудо!»
Теперь иногда приходится читать совершенно поразительные вещи: «В том доме не было запаха граммофонных пластинок…» Причём это подаётся как признак «хорошего тона» – вот ведь люди обходились «чистой музыкой», не засоряя и не замутняя свое сознание «ненужным» хламом знания исполнительского искусства величайших мастеров: вокала, фортепиано, скрипки, виолончели, великих дирижёров. Для такого рода исполнителей, пожалуй, они сами для себя были так сказать самодостаточными, имея одного, двух таких «идолов» местного производства, так что «железный занавес» в СССР был для них даже очень кстати и весьма желателен.
Вернёмся к рассказу Альберта Маркова. В будущем Марков даже играл на этом инструменте Крейслера в Библиотеке Конгресса США. Этот инструмент мастера Гварнери по прозвищу Дель Джезу был подарен Крейслером Библиотеке Конгресса в 1952-м году. Великому артисту был предъявлен иск от налогового управления США на огромную сумму (возможно, что и за годы отсутствия в США? Теперь это установить очень трудно). Крейслер в счёт этого подарил Библиотеке конгресса свой бесценный инструмент «Дель Джезу», очень дорогой смычок мастера Франсуа Турта и ряд манускриптов из своей коллекции, собиравшейся десятилетиями за годы жизни в Европе: среди них манускрипт Концерта для скрипки с оркестром И. Брамса с редакторскими пометками первого исполнителя Концерта Йозефа Иоахима и манускрипт «Поэмы» Шоссона для скрипки с оркестром.
Крейслер любил посещать музыкальный магазин Ремберта Вурлитцера в Нью-Йорке, куда приходили все самые знаменитые скрипачи мира – посмотреть на коллекцию инструментов, иногда что-то подправить в своих собственных «Страдивари» и «Гварнери» (у Вурлитцера работали тогда самые выдающиеся скрипичные мастера тех лет: Симон Саккони, Жак Франсэ, Луис Беллини, Дарио Д’Аттилли, Рене Морель). Часто Крейслер брал какой-нибудь недорогой инструмент чешского или немецкого мастера, ценой в 30–50 долларов и извлекал на нём те же «крейслеровские» звуки, как и из своего легендарного «Дель Джезу»! Так что «секрет» звука Крейслера заключался всё же не в инструменте, а в самом артисте!
Лондонское Бетховенское общество в начале 1930-х годов всё же сумело организовать запись всех Сонат для фортепиано и скрипки Бетховена в исполнении Фрица Крейслера и пианиста Франца Руппа. Первоначально предполагался дуэт Крейслер-Рахманинов, но из-за различных гастрольных планов обоих великих артистов совместить расписание записей с их одновременным появлением в студии, оказалось невозможным и Бетховенское общество остановилось на варианте Крейслер-Рупп, Это была первая в мире запись всех Сонат для ф-но и скрипки Бетховенеа на граммофонные пластинки. Записи в основном производились в Лондоне, так как имя Крейслер было в «Лексиконе», изданном нацистами для всех радиостанций, кинотеатров, студий звукозаписи и магазинов, а также концертных агентств и импресарио с именами артистов еврейского и даже полуеврейского происхождения, которых было запрещено популяризировать по радио; им было также запрещено выступать публично на концертах, записываться на пластинки на всей территории Рейха, а также продавать пластинки, выпущенные даже заграницей!
Эмми Бианколли посвятила этому главу своей книги, озаглавленную «Крейслер-еврей, Крейслер-католик», где подробно рассказывает о перипетиях тех лет. Казалось, что Гарриет сама поверила в собственную ложь, что её муж – не еврей. В действительности в возрасте 12 лет его мать настояла на его крещении, дабы иметь возможность её сыну поступить в одну из лучших гимназий Вены – Гимназию Пиаристов. Но в 1930-е годы всё это перестало иметь какое-либо значение – это был вопрос расы и только, нацистам было безразлично к какой конфессии принадлежал тот или иной профессор или известный учёный – достаточно было иметь лишь двух предков еврейского происхождения – бабушку и дедушку, чтобы считаться евреем со всеми вытекающими отсюда последствиями – лишением гражданства и т. д.
Вилла Крейслера на Бисмаркаллее в Далеме под Берлинолл. Их близким соседом в этом районе богатых вилл был будущий министр иностранных дел Рейха Иоахим Риббентроп. Здесь частыми гостями Крейслеров были дипломаты, выдающиеся артисты, учёные.
Первый американский посол в нацистской Германии Томас Додд записал в своём Дневнике 9-го июля 1934 года: «…Гости разошлись в половине седьмого, а через час мы поехали на обед в Далем, в роскошный особняк Фрица Крейслера. Крейслеру запрещено выступать – дирижировать, давать сольные концерты в Германии, потому что он еврей. Среди гостей были немцы и американцы, но все держались замкнуто; откровенно высказывались только о Соединённых Штатах и об искусстве, причём я заметил, что искусство в Европе гибнет.
В самом деле, странно, что в Германии, после Гёте не было яркого нового литературного дарования; в Англии после мировой войны не появилось великих писателей; в Соединённых Штатах нет ни одного историка после Генри Адамса, и ни одного великого писателя после Марка Твена; да и во всём мире немного великих художников подлинно творческого сьслада. Крейслер, который в это время гордо показывал мне портрет Муссолини с его автографом, сказал: «Всё это потому, что во всех странах сейчас демократические правительства, кроме Германии и Италии, где под властью диктатуры ещё не успели сформироваться большие таланты».
Это ложь (довольно сильное и необычное выражение для либерального профессора истории тех лет, даже для дневниковой записи – А.Ш.), потому что все великие писатели и историки сформировались вопреки диктатуре и насильственной опеке, а отнюдь не благодаря им».
Пока Австрия оставалась свободной республикой, а Крейслер, будучи её гражданином, пользовался ещё всеми правами артиста даже в Германии (как «иностранный артист» в первые годы нацизма – здесь посол Додд не совсем точен), он мог жить в Берлине и наслаждаться своим имением в Далеме и пока свободно разъезжать по Европе. Но он сам прекрасно понимал, что со дня аншлюса Австрии он потеряет и своё австрийское гражданство, и свою независимость от Рейха и его властей. Странно, что уроки 1917 года так быстро забылись как самим Крейслером, так и его женой, которая мечтала о получении её мужем в Германии звания «почётного арийца». А пока что, в начале бурных 1930-х по свидетельству книги Эмми Бьянколли, над виллой Крейслеров в Далеме развевался нацистский флаг…
Так и не помогло самое нейтральное и даже лояльное отношение к нацистским властям, и даже выступление в фонд безработных немецких музыкантов в 1936 году в Шпортпаласе (совместно с Рахманиновым). Вскоре пришлось воспользоваться дарованным Э. Эррио французским паспортом и уехать в Париж, а оттуда в 1938 году – в США. Улаживать дела, в том числе и финансовые, помог почитатель великого артиста Эрнст Ханфштенгль – младший сын владельца издательского дома Ханфштенглей в Мюнхене. Эрнст Ханфштенгль был пианистом и композитором-любителем – довольно одарённым, но никогда профессионально не работавшим в качестве музыканта. Он, если можно так выразиться, был «придворным пианистом» у Гитлера, и его довольно близким приятелем – именно в его доме Гитлер прятался в первые часы после неудачного путча в ноябре 1923 года. Ханфштенгль помог Крейслерам улаживать все дела после их отъезда в Париж. В 1945-м году их виллу в Далеме разбомбила союзная авиация. Всё же главное – коллекции скрипок, смычков, редких рукописей и другие ценности – всё удалось вывезти из Берлина ещё до войны. Помог ли ли Эрнст Ханфштенгль в действительности? По его словам в книге мемуаров – он очень помог, но иных подтверждений этой помощи кроме его свидетельства нет.