Страница 21 из 53
Но барахтался Мора до самой весны - скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. За это время наведалась к арестанту прекрасная госпожа Шкварня, привезла трактирные яства, высоко оцененные караульными, пообещала ждать и помнить. "Жди, дура, - думал Мора, - освобожусь - и попа к попе, кто дальше прыгнет".
Солнышко растопило сосульки на крыше барака - толстые и мощные, как сталактиты, одна такая сосулька убила зимою собаку. Прояснилось небо, начал оседать снег. Самозабвенно орали вороны. Мора стоял во дворе, смотрел на реку и думал, не зальет ли вода по весне его тайник.
- Мора Михай, в караульню! - прокричал истошно стражник, - И с вещами!
- Под счастливой звездой ты, Мора, - завистливо проговорил Фома, - мне бы твою фортуну!
- Не сглазь, дурак, - осмотрительно напомнил Шило, - твоя фортуна в том, что опять кормильца обретешь.
- Поторопись, цыган - там в караульне такое чудо тебя ожидает! - стражник был сам не свой. Мора даже подивился - кто же произвел на солдата подобное впечатление?
В караульне ждали его пастор с женой. Медянкин во все глаза смотрел на черную Венеру, и пасторша от смущения прикрывала лицо шалью.
- Он внес деньги за тебя, - капрал кивнул на толстенького, важно надутого пастора, - Видать, его светлости по душе такие слуги, как ты.
- Мора добрый слуга, - возразила Софья, - а с лица ведь воду не пить, так вы говорите?
- Мы говорим - сколько волка ни корми, он все в лес смотрит, - отвечал капрал, - и еще - на вкус и цвет товарища нет (тут и пасторша, и пастор почему-то сделали оскорбленные лица). Так что забирайте ваше нещечко, пока я не передумал.
- Ты хоть обпередумайся, деньги плачены полицмейстеру, - тихо по-немецки прошипел пастор, но капрал все же услышал:
- Я вас прекрасно понял, падре, - ехидно отвечал он тоже по-немецки. Пастор побагровел.
- Господин капрал изучает язык Лютера и Томазиуса, - пояснил Мора, - и достиг значительных успехов.
- Иди уже с глаз моих! - замахнулся на Мору капрал, - Что стоишь, как сосватанный?
- Пойдемте, сын мой, - пастор хотел было взять Мору за руку, но тот отстранился:
- Не нужно, отец мой. Вошки на вас перескочат...
Капрал услышал, расхохотался, и уже беззлобно напутствовал Мору:
- Помни, цыган, из-за чего ты сюда попал, и прежних ошибок не делай. Ступай себе с богом.
- Прощайте, ваше благородие, - отвечал Мора, - Обещаю не возвращаться.
Отмытый, избавленный от вшей Мора стоял перед домом старого князя. Прежняя его партикулярная одежда теперь болталась на нем свободно, и недавнего арестанта, казалось, мог подхватить и унести резкий весенний ветер.
На крыльце маялись два сонных солдата.
- Его светлость ждет меня, - скрывая волнение, обратился к ним Мора.
- Арестант вернулся! - солдаты переглянулись, - Сейчас кликнем твою жертву, пусть тебя проводит.
Один из них ушел и через минуту вернулся с поручиком. Херувим ничуть не изменился - явился с тем же недоуменным лицом, только в руке вместо книжки держал вязание и спицы.
- Явился, шельма, - поручик с удовлетворением оглядел отощавшего, жалкого Мору, - будет тебе наука. Сразу бы признался, что не умеешь ворожить.
- Его светлость ждет меня, - повторил Мора.
- Так ступай - куда идти, ты знаешь. Мне недосуг тебя провожать, я занят, - поручик тряхнул локонами и предъявил вязание, - госпожа Дурыкина презента от меня к вечеру ожидает.
Мора вошел в дом, потрясенный произошедшей переменой. Поручик же уселся в прихожей на кушетку и вернулся к своему занятию - продолжил вязать какую-то салфетку. Мора проследовал по пустынному коридору, постучал в дверь той единственной комнаты, в которой бывал здесь. Услышал сердитое "Herein!", и бесшумно вошел, прикрыв за собой дверь.
Князь писал что-то за своим пюпитром - возможно, те самые мемуары, "Семьдесят интересных лет" - и головы не повернул, когда Мора вошел. На стене прибавился гобелен внушительных размеров, с вытканными на нем изображениями жителей Севера, и каждый житель держал в руках свое охотничье орудие. Так святые на иконах держат в руках орудия, которыми были убиты.
- Ваша светлость, вы звали меня? - напомнил о себе Мора. Князь повернулся, отбросил перо - и чернильные брызги запятнали бумагу и белый его манжет.
- Ты обошелся мне втрое дороже, чем в прошлый раз, - сердито признался старик, - Ты стоил мне так дорого, что сейчас я готов обнять тебя.
- Так обнимайте, никто не видит, и вшей на мне уже нет, - усмехнулся Мора.
- Не могу, - признался князь, - гордыня не позволяет.
- Тогда не надо, - и Мора заговорил на всякий случай по-французски, - Вы желаете продолжить то, о чем просили меня?
- Продолжай, - со своим чудовищным акцентом отвечал старик, - видишь, я даже стреножил нашего поручика. Сидит в уголочке, вяжет.
- Теперь я еще больше вам должен. Но я постараюсь расплатиться за вашу милость...
- Мне не нужно служить семь лет, как той твоей даме. Я выкупил тебя из острога - так это самому мне нужно было больше, чем тебе. Просто сделай то, о чем я тебя просил - и будем в расчете.
- Я слышал, вы были больны? Как сейчас здоровье вашей светлости?