Страница 17 из 53
- А сам граф?
- А ты как думаешь? Столько лет сидеть взаперти в такой дырище и мочь ходить только в церковь - при том, что в бога он не верит. (Тут граф стал Море еще симпатичнее) Да он готов босиком бежать по снегу через всю Сибирь - лишь бы прочь оттуда. Только некуда ему бежать.
- Не жалей графа, - отвечал Мора, - может, скоро ручку ему целовать будешь. Где-нибудь в Варшаве...
- Сам целуй ручку зубодеру Шкленаржу, - оскорбился гончий, - да и что мне делать в Варшаве? У меня в Москве невеста...
- Значит, ты женишься скоро?
- Так на что мне деньги-то? Женюсь, поселюсь в Коломне, дела оставлю, и ни ты, ни Матрена мне больше не указ. Лавочку открою и забуду про вас, как про страшный сон.
- Ты погоди забывать про нас, съезди со мной в последний разочек, - попросил Мора.
- Что ж не съездить, - согласился гонец, - мне деньги нужны.
- И Матрене ни слова! - напомнил Мора.
- Обижаешь ты меня, - набычился гончий, - ранишь мою гордость.
- Извини, я так, напомнил, - Мора встал с лавки. Письмо и два цесарских паспорта покоились у него за пазухой, а денег больше не было совсем - все отдал алчному посланнику.
Мора отправился было разыскать трактирщицу - раз уж обещал - и увидел, как оба Шкварни, муж и жена, перед крыльцом поливают друг друга отборным матом, а Шкварня-супруг даже замахивается дрыном. Мора постоял, послушал в компании еще нескольких благодарных зрителей, да и пошел себе восвояси.
Под окошками князя теперь дежурил солдат с ружьем - поручик проявлял бдительность. Мора посмотрел на солдата, вздохнул и направился на конюшню. Возле конюшни прохаживался еще один стражник. "Черт бы драл тебя, засранец кудрявый" - нелицеприятно подумал о поручике Мора. Паспорта он успел спрятать в тайник, осталось распрощаться с письмом и получить расчет. Но как это сделать? В доме - никак.
Мора дождался, когда князь соберется опять тренировать Люцифера - песаду они выучили, настало время для более сложной фигуры - мезэра. С наступлением теплой погоды тренировки происходили регулярно в устроенном во дворе импровизированном манеже. Посмотреть на этот маленький цирк собиралась вся дворня, а молодые князья глядели из окон - то ли с волнением, то ли с надеждой. Поручик на выездке не бывал никогда, отсиживался в доме - с тех пор, как князь застрелил из его пистолета беднягу Выбегая. Сил не было терпеть ехидные комментарии и предположения - что следующее отберет у поручика его подопечный.
В этот день Море повезло - представление началось. Конюхи привязали коня к пилярам, старый князь вышел на манеж с шамберьером и хлыстом, весь в черном, - еще более демонический и величественный, чем обычно.
- Франц, одолжи удочку! - через весь двор истошно заорал Мора, завидев повара - знатного любителя рыбалки. Конь в пилярах затрепетал, запрядал ушами.
- Не ори, пугаешь коня, болван! - огрызнулся князь. Конюхи зашикали на Мору.
- На что тебе удочка? - шепотом спросил подошедший Франц.
- Хочу завтра с утрецухи на плотине голавлей половить! - все еще очень громко отвечал Мора. Князь не замедлил откликнуться:
- Я вижу, кто-то соскучился по хлысту?
- Простите, ваша светлость, уши заложило, - Мора взял Франца под локоток, увел прочь от манежа от греха подальше и спросил уже шепотом:
- Так дашь мне удочку?
- Дам, если не шутишь, - удивленно отозвался Франц, - и что ты вздумал так орать? И так он тебя не любит.
- Как же не любит? Хлыста посулил, - ухмыльнулся Мора.
- Хозяин наш никогда слуг не бил, только тебе, говорят, хлыста досталось - аж в окошко недавно от него сигал, - припомнил Франц.
- Вот ты, Франц, немец, и не знаешь русских пословиц. Бьет - значит любит. Небось и не слышал такое?
- А ты разве русский, Мора? Или кто? - задал Франц давно терзавший его вопрос.
- Или кто. Мора Михай - как думаешь, исконно русское имя?
- А говорят, ты графа французского байстрюк.
- А говорят, что кур доят, - отвечал Мора, - Цыган я, Франц, и мать моя была цыганка, а про французского графа у русских тоже поговорка есть - чей бы бычок не скакал, а теленочек-то наш.
Мора взял у повара удочку, коробочку с крючками, и спросил напоследок, где лучше накопать червей - за сараем или на компостной куче?
Ранним утром - за час до рассвета - Мора уже сидел на плотине с удочкой. И ждал - не послышится ли вдали конский топ. Никакого топа не слышалось, и Мора приуныл было - хоть рыба и клевала - и подумал, что князь на старости лет потерял нюх и не понимает совсем уж прозрачных намеков. На воде раздался плеск, словно била хвостом далекая русалка. Мора вгляделся в предрассветную мглу - в тумане, по речной глади, неслышно скользила рыбацкая лодка, прикрытая навесом. Сквозь ткань навеса призрачно мерцал огонек фонаря. На веслах сидели солдат-охранник и повар Франц, не иначе как удостоенный такой чести в качестве эксперта по рыбалке. Старый князь величественно возвышался в лодке в своем дивном лисьем плаще - по случаю утренней прохлады. Поручика с ними не было.
- Вон псарь удит, ваша светлость, - Франц разглядел Мору на берегу, - тот псарь, который цыган.
Старик что-то ответил - не слышно было из-за плеска весел, лодка подплыла к Море совсем близко и стала в камышах.
- Доброе утро, ваша светлость, - поздоровался Мора.