Страница 69 из 80
— Мы приготовили танец «Аполлон и Марсий», — сказала Ламия, — состязание кифары и флейты. Я буду танцевать Аполлона, а Демо станет самонадеянным сатиром и попробует меня победить.
— А после победы ты сдерёшь с неё кожу? — спросил Деметрий.
— Ещё бы!
— Из-за этого она и не доверила мне кифары, — объяснила Демо. — А доверила, сама бы осталась без кожи ещё на репетиции.
Ещё через семь лет
В год десятый по домашнему календарю общины в Афины пришло страшное лето. За всю историю городу не приходилось испытывать такой осады и такого голода. Люди — скелеты, обтянутые кожей, — двигались как тени, на детей было страшно смотреть. И если встречался кто-то, хоть немного упитанный, можно было сразу сказать, что это один из телохранителей Лахара, афинского тирана, возможно, того самого, который когда-то вместе с Софаном собирался устроить в Афинах идеальное государство. Два года назад война с Деметрием помогла ему захватить власть, и он продолжал её, не оттого ли, что боялся свержения?
Стен никто не защищал, но воины Деметрия, осаждавшего Афины, и не пытались нападать. Их дозоры виднелись поодаль. Там горели костры, оттуда, призывая жителей сдаться, плыл запах жареного мяса, от которого кружилась голова. Но на Агоре перед зданием упразднённого Лахаром Совета стояла плита со словами закона, сулившего смерть всякому, кто хоть словом упомянет о мире. Сотни людей, пытавшихся бежать из города, были убиты охранниками Лахара, как изменники. Деметрий Полиоркет — сокрушитель городов — не строил осадных машин, не вёл подкопов, у него было более страшное оружие — голод. Он владел Пиреем и Фалером, Элевсином и вообще всем побережьем Аттики. Не так давно Птолемей попытался помочь городу, в заливе показался его флот из ста кораблей. Но Деметрий выставил триста, и египетские суда ушли, не вступив в бой. Деметрий владел миром, а значит, и Афинами. Но Лахар не желал этого признавать.
В конце памятного афинянам «Года царей», когда Деметрий, избранный, как некогда Филипп и Александр, гегемоном Греции, собирался в поход на Македонию, отец неожиданно вызвал его в Азию. Над Антигоном сгущались тучи, в ответ на его успехи остальные цари выступили против старого полководца объединёнными силами. С севера наступали Кассандр и Лисимах, с юга угрожал Птолемей, с востока же надвигался Селевк. Правитель восточных земель вёл пятьсот боевых слонов, которых получил от царя Чандрагупты в обмен на свои индийские владения, завоёванные когда-то Александром.
В страшной битве при Ипсе Антигон погиб, его и Деметрия войска были разгромлены, Деметрий с остатками войска отступил в Эфес и оттуда отплыл в Афины, которые считал своим главным портом в Греции. Но на половине пути его встретили афинские послы и объявили, что принят закон не впускать в город никого из царей. Деметрию остались верны только Коринф и Мегара. В перекроенном мире Афины, да и многие другие города Греции на небольшое время оказались независимыми.
Вождями свободных Афин стали вернувшийся Демохар и воспитанник Академии Лахар. Лавируя между Кассандрой, Лисимахом и Птолемеем, Демохар сумел упрочить положение Афин. Когда через год после битвы при Ипсе Кассандр снова попытался подчинить себе Грецию, Афины в союзе с Этолией остановили его.
В то время город ещё сохранял положение столицы философов. Как раз тогда выступил со своим учением Зенон Китийский, странный человек с немного вывернутой от природы шеей. Эпикур не раз встречался с ним прежде. Новоявленный сколарх в юности не помышлял о философии и приехал в Афины с родного Кипра, чтобы встретить ценный груз, в который вложил всё своё состояние. Но груз потонул, и несчастье бросило разорившегося купца к Кратету. Несколько лет Зенон был киником, потом учился у Полемона в Академии, наконец уехал в Мегару к великому спорщику Стильпону. Теперь он расположился со своими приверженцами в Пёстрой стое и выступил с учением, в котором Гераклитов Огонь сливался с пифагорейской системой мира и обожествлением судьбы.
Но прошло ещё два года, и усилившийся Деметрий начал завоевание Греции. Кассандр умер, в Македонии началась смута, это развязывало руки завоевателю. Деметрий вошёл в Аттику и осадил Элевсин, война становилась всё ожесточённее, в Афинах всё больше ощущалась необходимость в твёрдом руководстве. Воспользовавшись тем, что Демохар уехал к Лисимаху просить помощи, Лахар захватил власть. Он обвинил в измене Демохара и многих других, некоторых только за то, что они были богаты. Он раздал беднейшим гражданам часть конфискованного имущества, другую сделал собственностью государства, то есть своей, поскольку имел почти неограниченную власть. Потом завёл личную охрану и стал призывать народ к войне до победы. Победы между тем не было, Деметрий получил подкрепления с Кипра, вскоре ему удалось блокировать город с моря, а немного погодя и с суши. Пирей сдался без боя, вся Аттика, за исключением Афин, была уже в руках Деметрия, подвоз продовольствия полностью прекратился. Это тянулось уже больше года. Наёмники Лахара обшаривали дома, отбирая «излишки», цены на продукты стали неслыханными, но шло к тому, что еды нельзя будет достать ни за какие деньги. Будь в Афинах любая нормальная власть, город давно бы заключил с Деметрием мир на любых условиях, но Лахар предусмотрительно отобрал у граждан оружие, а с выражавшими недовольство был беспощаден. Похоже было на то, что Лахар предпочёл сдаче голодную смерть и делает всё, чтобы она постигла не его одного.
Этот день в общине Эпикура мало чем отличался от других. Встали рано, завтрак состоял из воды и пары оливок. Обменявшись невесёлыми шутками, принялись за обычные дела — работали по саду и переписке книг. Всё было как всегда, только двигались медленнее, труднее было сосредоточиваться, а глаза сами то и дело обращались к веткам, на которых уже завязались плоды. Но пока эти терпкие твёрдые шарики давали только детям. День был жаркий, время до обеда тянулось бесконечно. Обедали, как было издавна заведено, вместе со слугами. Сегодня Федрия сварила бобы, на всех получилось меньше, чем в обычное время мог бы съесть за обедом один. Федрия раскладывала их в тарелки по счёту. Десятилетний Эпикур-малыш и двухлетняя Пифоника получали полуторную порцию. Детей в общине осталось двое — дочка Идоменея и Батиды, ослабленная голодом, умерла зимой от болезни. Как ни старались сотрапезники есть помедленнее, тарелки опустели почти сразу. Дальше питались разговорами и водой, подкислённой отваром из того, что осенью должно было стать яблоками. Сами вываренные плоды мгновенно исчезали в желудках детей.
— Какой-то шум на улице, — сказал Мис и пошёл узнавать, что случилось. Вскоре он вернулся несколько ошеломлённый и сообщил: — Говорят, Лахар сбежал!
— Вот это прекрасно! — воскликнул Эпикур. — Надеюсь, в Афинах не найдётся больше сумасшедшего, который требовал бы войны до победы.
И тут в «Саду» появился перепуганный Пифокл из Митилены, один из наёмников Лахара, старый приятель Гермарха. Они вместе росли; встретив Гермарха в Афинах, Пифокл стал заходить к нему и вскоре увлёкся учением Эпикура. В тяжёлые дни голода он делился с обитателями «Сада» чем мог. Теперь он искал здесь убежища, опасаясь, что горожане начнут мстить наёмникам. Женщины тут же стали составлять планы преображения Пифокла. Решили, что для начала будет достаточно переодевания и изменения причёски. Леонтия взялась постричь его «под Демокрита».
Пока Пифокла, лишённого грозных атрибутов воина, стригли, он рассказывал, как Лахару удалось убежать. У тирана была лошадь, может быть, последняя несъеденная скотина в городе, которую он держал между воротами одной из башен. Сегодня он, как обычно, пошёл её смотреть, закрыл за собой ворота — и вдруг охранники увидели человека в грязной крестьянской одежде, который скакал прочь от города. Пока спохватились, стрелять было уже бесполезно. Со стены видели, как он промчался мимо вражеского дозора и что-то швырнул на землю позади себя. Очевидно, деньги, потому что вместо преследования дозорные бросились шарить в траве, а Лахар скрылся. И тут же многие из горожан, служивших тирану, стали в знак сдачи Афин открывать городские ворота.