Страница 30 из 68
- Саша, куда ты пропал? – Как-то обречённо спросила она, видимо, даже не ожидая услышать ответ на заданный вопрос.
- А он тут гуляет, женщин естествует, короче, ни в чём себе не отказывает, – захихикал в углу старичок Стоянов, похожий на мерзкого тролля из норвежских сказок.
-Гулять от такой женщины? Ну, ты, мужик, совсем зажрался. Мне твоя жена всегда безумно нравилась. Погляди, какая красавица. – С этими словами Антон провёл рукой по щеке, стоявшей перед ним женщины, а затем запустил пальцы в струящийся «водопад» белокурых волос.
«Почему она не оттолкнёт его? Почему позволяет так вульгарно вести с собой?» - лихорадочно думал я, пытаясь найти причину такого поведения. «Наверное, её чем-то опоили или что-то вкололи», - другого объяснения я не находил. Следующие действия только подтвердили мою догадку. Михалёв медленно, как было видно, смакуя, расстегнул на кофточке все пуговки. Стал полностью виден полупрозрачный кружевной бюстгальтер, который почти не закрывал белую большую грудь. Посередине каждой из чашек лифчика был виден розовый ореол соска и сам сосок, выпирающий над поверхностью полусферы.
-О, как я люблю большие формы! – почти, зарычал мерзавец, запустил руки под край бюстгальтера, оттянул его и рывком поднял вверх, одновременно другой рукой высвобождая белые полушария из последней защиты от трёх пар бесстыдных мужских глаз.
Груди задрожали, когда Михалёв с одной стороны, а Куликов с другой, стали гладить и мять эту белоснежную мягкую плоть. Один из них ухватился за сосок и стал массировать, теребить его, от чего тот стал ярко-красным и увеличился в размере в несколько раз. Другой прильнул к груди и стал остервенело сосать её. Марина закрыла глаза и откинула назад голову, отчего её бюст ещё больше выпятился вперёд. Стон вырвался сквозь стиснутые зубы.
Меж тем парочка сластолюбцев продолжила своё дело. Антон запустил руку между коленок Марины и стал всё выше, и выше задирать юбку. Николай Иванович активно помогал ему тем, что расстегивал сзади молнию. Очень скоро стройные, немного полноватые ноги полностью оголились. Стали видны верхнее обрамление чулок и трусики. Белые полоски бёдер ещё больше усиливали притягательность этой картины. Мужчины стали гладить внутренние стороны бёдер, предварительно раздвинув ноги женщины. С бёдер они перешли на самый сокровенный женский орган и, пока не снимая трусы, стали гладить его вдоль. Было видно, что ткань быстро намокла от женских выделений и рельефно проступили бугорки половых губ.
Видимо не в силах более сдерживаться, Михалёв стал сдирать трусики. Марина покорно поднимала то одну, то другую ноги на высоких каблуках, удивительно похожая на породистую кобылицу благородных кровей.
Когда вся одежда, кроме туфель, была снята, передо мной предстала волнующая картина обнажённой красивой женщины. Она вся была как большая белая птица. Головка в ореоле белокурых волос на длинной тонкой шее была откинута немного назад, зрелые груди, как созревший дивный плод чуть- чуть покачивались, приковывая к себе взгляд большими красными, как-бы воспаленными, сосками. Живот влажно блестел. Внизу он был обрамлён светлой порослью, выпирающего лобка. Ноги были слегка расставлены, так что была видна, призывно манящая расщелина, обещающая верх блаженства.
Созерцая прелести своей жены, я даже не успел заметить, как мужчины, включая престарелого Стоянова, тоже обнажились. Если у старого болгарина смотреть было просто не на что, Куликов был обычной посредственностью, то плоть Михалёва поражала воображение. Его орган мало напоминал человеческий, а больше походил на детородный орган какой-нибудь ослиной или козлиной твари. Казалось, он жил отдельной от человека жизнью. Разбухал, наливаясь кровью. Его голова, похожая на голову крупной змеи, как будто, цепко оглядывала всё вокруг, выбирая, наиболее «вкусную» жертву. Вот, она повернулась в сторону Марины и вся напряглась, ещё больше увеличившись в размере, став бордово синей. Крайняя плоть натянулась так, что, казалось, сейчас порвётся уздечка, сдерживающая её от ещё большего увеличения. Вены вздулись темными буграми, сделав кожу бугристой. Внутри них пульсировала толчками чёрная кровь. И вся эта конструкция дрожала от напряжения, глядя на широко раздвинутые ноги моей жены.
Тем временем Стоян, как пехотинец перед ударом, закованного в броню, рыцаря, готовил «поле битвы». Он припал языком к раскрывшемуся алым бутоном, цветку вожделения и как будто стал пить этот нектар, быстро-быстро работая кончиком языка. Опять громкий стон вырвался из уст голой женщины, лежащей всем напоказ и всеми желанной. Куликов воспринял это, как команду. Он быстро приблизился к лицу Марины, подбадривая своё естество активными продольными движениями руки. Теперь она лежала на спине, на огромном диване, максимально разведя ноги и поддерживая их руками под коленями. Лица я не видел, так как его полностью заслонили, мерно двигающиеся, ягодицы Куликова. Зато я видел влажный раскрытый женский орган жены во всей красе. Пока эта пещера была ещё пуста, но к ней уже неумолимо приближалась голова огромной, выше описанной твари. Вот она, будто принюхиваясь, медленно изучила преддверие входа, потом неспешно, неглубоко проникла внутрь, раздвинув окружающий кустарник волос. А затем, как-бы, удовлетворившись увиденным и почувствованным, резко рванула вперед, заполнив собой всю внутренность этого отверстия. Окружающая плоть зрительно вздыбилась, принимая в себя всю мощь этого напора. С первого раза она не смогла принять весь объём этого органа. Несколько раз он выходил и входил снова, и снова, сильными толчками, заставляя растягиваться всю внутренность. Наконец «агрессор» вошёл полностью. Марина громко, но глухо застонала, так как Куликов продолжал ритмично качаться над её головой. Женские ноги обвили мужскую поясницу. Теперь я мог видеть только огромный, поршень, который блестя жирной от смазки кожей, поднимался вверх, а затем резко падал вниз, в глубину, распростёртого под ним, тела. Ягодицы жены, поймав, заданный ритм, уже сами сжимались и разжимались, подкидывая партнёра, а затем расслаблялись, принимая в себя весь вес удара, так, чтобы плоть проникала как можно глубже внутрь.