Страница 11 из 13
Вернувшиеся из Японии корейцы на родине часто сталкивались с подозрительным отношением к себе, им не хватало связей и навыков, необходимых для благополучной жизни в столь причудливо (для них) управлявшейся стране. Единственной козырной картой, остававшейся у них на руках, была возможность получать деньги от родственников в Японии, которые были сравнительно обеспеченными людьми (в отличие от денег перебежчиков, правительство КНДР к таким денежным переводам относилось весьма благосклонно). Инвестировали японские корейцы в основном в строительство. Нынче «Чхонрён» пребывает в глубочайшем организационном кризисе, но частный капитал в значительных объемах все так же течет в Северную Корею из Японии. На деньги японских корейцев построены, например, отель «Чхонджин» и множество многоквартирных домов.
Некоторые жилые комплексы строятся для определенных заранее категорий жильцов – например, ветеранов вооруженных сил, звезд спорта или ученых. Жилой комплекс Министерства иностранных дел в Пхеньяне считается весьма фешенебельным, поскольку работники этого министерства за годы работы за рубежом привыкли к такой очевидной роскоши, как бесперебойная и круглосуточная подача электричества, и дома ожидают по меньшей мере того же самого. В стране, где перебои с электричеством – обычное дело, а зимы убийственно суровы, надежное электроснабжение – реальный индикатор того, кто считается «элитой», а кто – нет[33].
Как и в любой капиталистической стране, жильем в Корее можно торговать. Вероятнее всего, большинство квартир «верхнего ценового сегмента» в новом жилом комплексе будет продано на рынке вместо того, чтобы достаться бюджетникам, для которых они официально предназначены. Единственное настоящее отличие от капиталистического рынка недвижимости состоит в том, что формальной системы оформления сделок с ней не существует, поскольку частная собственность на жилье запрещена[34]. Однако если вы живете в северокорейском городе, вы сможете «продать» свою квартиру: люди, проживающие в одном районе, могут официально поменяться жильем. Поэтому возможны «полузаконные» схемы покупки жилья с оплатой (или доплатой) наличными[35], хотя зачастую жильем торгуют вовсе без всякой регистрации. В Пхеньяне, где цены на жилье выросли с начала века вдесятеро и более, с покупкой квартиры может помочь «серый маклер» – работающий нелегально агент по торговле недвижимостью.
Квартиры в обычных районах, без лифтов и надежного электроснабжения[36] продаются всего за 3000–4000 долларов. При этом нижние этажи идут подороже. Считается, что чем беднее семья, тем выше она живет. В Южной Корее все совершенно наоборот – премиальными считаются квартиры с лучшим видом, который открывается сверху. Но если в многоэтажном доме нет лифта – или есть опасность застрять в нем при перебоях с электричеством, – высокие этажи резко теряют всю привлекательность.
Дома в городах у китайско-корейской границы, как легко догадаться, достаточно дороги, поскольку проживание там предлагает хорошие перспективы для бизнеса и доступ к китайским сетям мобильной связи. Так, сообщают, что хорошие квартиры в приграничном городе Хесан уходят по 30 000 долларов. Однако эти цены бледнеют по сравнению со стоимостью жилья в престижных районах столицы: приличная квартира в центральном районе Пхеньяна Мансудэ (живущие в Северной Корее иностранцы в шутку называют его «Дубаем» или «Пхеньхэттеном») оценивается в 100 000 долларов и более. Есть даже те, кто говорит о квартирах за 250 000 долларов. Это очень много за жилье, которым вы официально не владеете. Но располагая подобной суммой в Северной Корее, можно обеспечить и условия, при которых оно останется при вас[37].
Неравенство
Те, кто бывает в Пхеньяне регулярно, отмечают, что город переживает своего рода бум и те, у кого есть деньги, сейчас тратят их открыто. Несколько лет назад обеспеченные люди скрывали свое материальное благополучие и вели себя тихо и незаметно – сегодня же кичиться своим богатством и швыряться деньгами вовсе не предосудительно. Смартфоны и швейцарские часы, дизайнерские сумочки и дорогой кофе – все, что раньше было привилегией исключительно элитной верхушки, теперь стало доступным и среднему классу. Но – отнюдь не всем, и более всего это заметно в Пхеньяне, где жители волей-неволей подмечают, кто может позволить себе такие забавы, а кто – нет.
Несмотря на то что центральное правительство фактически является банкротом, правительственные агентства и высшие чиновники заняты в самых разнообразных прибыльных предприятиях. Объем торговли с Китаем, один из многих источников богатства, вырос с ежегодных 500 млн долл. в 2000 году до 6 млрд в 2013‑м. Поэтому, несмотря на упадок и вырождение «Чхонрёна», новые здания растут по всему Пхеньяну как грибы после дождя вместе с новыми ресторанами, магазинами и развлекательными центрами для высших слоев общества и формирующейся когорты предпринимателей. И, несмотря на то что столица Северной Кореи может сравниться лишь с третьеразрядными китайскими городами в плане развития, возможность свободно пойти в (квази)частный ресторан или кафе и заказать там пиццу или зеленый чай латте, а также вид людей, пользующихся iPad’ами, может оказаться сюрпризом для тех, кто считает Северную Корею поголовно нищей, исключительно коммунистической страной.
«Мерседесы», «БМВ» и «Лексусы» импортируются в КНДР не только для членов семьи Кимов. Многие правительственные чиновники имеют такие машины – обычно черного цвета с тонированными стеклами. Машины чиновников высокого ранга легко отличить по номерному знаку, который начинается с цифр «7.21». Однако хватает и богатых пхеньянских бизнесменов (корейцев, ведущих частный бизнес в Китае), которые владеют дорогими иномарками. В столице есть настоящие, «классические» миллионеры, обязанные своим богатством только самим себе. Они могут позволить себе и «Лексус», привезенный из Китая по бешеной цене; говорят даже, что кто-то из предпринимателей создал 10‑миллионный бизнес, не имея родственных связей ни с семьей Кимов, ни с каким другим кланом из государственной элиты. Он принадлежит к другой элите – возникающей буржуазно-капиталистической – и просто лучше других играет в новую частно-государственную игру[38].
Но для миллионов северокорейцев, едва сводящих концы с концами, идея ездить на «БМВ» или жить в комплексе Мансудэ превосходит их самые смелые фантазии. В сельской местности крестьяне все еще пашут на быках. Солдаты пробавляются овсяной размазней. Даже в обычных жилых районах Пхеньяна сотни тысяч людей живут в бедности. Условия жизни среднего северокорейца сегодня, вероятно, уступают тем, которые были у него в 70‑х годах ХХ века. Резонно будет предположить, что возвышение пхеньянских «нуворишей» добавит к страданиям обездоленных масс еще и ощущение собственного унижения.
Члены правящей верхушки Северной Кореи, безусловно, осознают это. Осознают они и потенциально дестабилизирующее влияние, которое капитализм может в долгосрочной перспективе оказать на их способность держать ситуацию под контролем. С другой стороны, они также прекрасно понимают, что не могут искоренить рынки, поскольку уничтожение частной торговли будет означать полный экономический коллапс и новый голод, что угрожает уже самому существованию государства. В то же время частно-государственный капитализм позволяет руководству страны поддерживать свои патронажные функции и вознаграждать лояльность в эпоху, когда идеология утратила свое значение.
Разумеется, никто точно не знает, какое экономическое будущее предусматривает режим для Северной Кореи. Кроме того, из-за ярко выраженной групповщины в правящей верхушке КНДР трудно воспринимать северокорейский «режим» как некую организацию, сплоченную общей, единой для всех целью. Но если принять, что единственным объединяющим все фракции стремлением является желание сохранить систему, можно сделать достаточно обоснованное предположение: КНДР будет реформировать экономику и позволит развиваться капитализму темпами настолько низкими, насколько это возможно для того, чтобы не допустить полного коллапса; и будет сопротивляться более динамичным переменам – по той же самой причине.
33
Если хватает денег, можно за взятку подключиться к линии электроснабжения какого-нибудь военного объекта или правительственного здания по соседству.
34
За исключением тех редких случаев, когда небольшой традиционный дом, не прошедший модернизацию, оставался во владении одной семьи со времен до земельной реформы Ким Ир Сена (т. е. до 1946 года).
35
Иногда чиновники, занимающиеся оформлением соответствующих бумаг, прекрасно понимают, что происходит, и требуют свою долю с участников сделки.
36
Энергоснабжение в Северной Корее исключительно ненадежно. Даже самые помпезные здания Пхеньяна вроде Дворца народного образования (национальной библиотеки КНДР) вынуждены экономить на освещении, либо приглушая его, либо вовсе отключая на бóльшую часть дня. Полное освещение включается ненадолго и только тогда, когда ожидаются какие-то важные гости.
37
Примерные цены на пхеньянском рынке недвижимости в 2017 г. составляли: старый одноэтажный дом на окраине, без водопровода и канализации – 5–7 тыс. долл., квартира в старом многоэтажном доме в зависимости от местоположения и размера – 30–60 тыс. долл., квартира в доме новой постройки, за пределами центрального района – 50–80 тыс. долл. Цены на эксклюзивное жилье в новых домах в центре превышали 100 тыс. долл. – Прим. науч. ред.
38
Какое политическое значение могут иметь эти социально-экономические процессы? Несмотря на то что новые бизнес-элиты могут иметь какие-то свои политические взгляды, важно понимать, что их привилегированное положение зависит от расположения к ним государства и их связей в правительственных кругах. Главным (и единственным) бизнес-партнером «нуворишей» Северной Кореи является государство, поэтому лодку они раскачивать не будут. Для серьезных перемен необходим большой, динамичный средний класс.