Страница 10 из 11
1 сентября 1975 года настал праздник для Блаттера: он перебрался в свой офис в Цюрихе. Для генерального секретаря нашлось помещение на вилле в Кюснахте.
Офисы в вилле Девальд получили новое назначение. Блаттера разместили на самом верху, что, однако, не имело никакого отношения к его положению в иерархии в то время: «Я переехал в небольшой спартанский лофт с офисной мебелью, оставшейся в наследство от бывшего сотрудника, и не очень представительной». Однако было кое-что более важное: он уже наладил контакт с главными людьми из футбола – игроками и тренерами. В то же время он чувствовал, что его офис раздражает посетителей. Блаттер вспомнил о встрече с сербским голкипером-легендой Петаром Раденковичем. «Как? Это ваш офис? У вас, технического директора, больше ничего нет?» – спросил гость. Однако у Раденковича были завышенные требования. Будучи поющим вратарем из «Мюнхена 1860», в 1960-х годах он был на футбольном троне.
Но Блаттер не позволил себе испугаться и принял вызов: «Это была неблагоприятная ситуация, но во мне пробудился азарт. Я поклялся, что смогу!»
Главное, что дал ему его «чердачный офис», было стратегическое преимущество – потому что у него был туалет. В доме было всего три уборных, по одному на этаж, и один был зарезервирован для генерального секретаря. Поэтому Блаттера регулярно посещали коллеги по естественной нужде. В результате он узнал сотрудников ФИФА (и, следовательно, компанию) еще быстрее и лучше.
Блаттеру был нужен контакт с тренерами и другими специалистами для реализации его программ развития. Но он написал всю базовую программу для ФИФА: «Я футболист, коммуникатор и экономист», – он описывает свои качества как универсальные. 11 ноября 1975 года он написал завершающий пункт в своей работе. На столе лежали последние детали разработанной программы, основанные на условиях конкретных стран. «В ней содержались все важные темы: администрирование, технология, тактика, медицинские аспекты и судейство», – говорит Блаттер.
Однако у директора по развитию была в планах и своя собственная карьера – ведь Авеланж обещал ему, что однажды он станет генеральным секретарем. Тот факт, что начальник ранее продлил контракт с Хельмутом Кэзером, не раздражал Блаттера: «Авеланж хотел достичь мира. Я с готовностью посвятил себя моим программам, не забывая о своих планах».
Тем не менее он смог принять меры только в следующем году (1976) – в столице Эфиопии Аддис-Абебе. «Это был стартовый сигнал», – говорит он, оглядываясь назад. Однако в попытке реализовать программы развития он первоначально столкнулся с скептицизмом и недоверием на Африканском континенте: «Африканцы подозревали меня в том, что я диктую им европейские правила – да, даже пытаюсь навязать им европейский футбол. Им были не нужны европейские учителя».
Блаттера сочли захватчиком, и он должен был объяснить свою точку зрения. Но он быстро понял, что сможет достичь успеха только с уважением и внимательным подходом к цели, что нужны не миссионерские лозунги, а отдельный подход для каждой конкретной страны. Тем не менее сначала его идеи были встречены без особого энтузиазма. «Я этого не ожидал», – говорит он. В момент этого бессилия Иднекачев Тессема, тогдашний президент Африканской конфедерации и член МОК, отвел его в сторону и ободрил: «Они же как дети. Не сдавайтесь, имейте терпение – и вы увидите, что это сработает!»
Это были не пустые слова. Шаг за шагом Блаттер обрел уважение и признание среди африканских партнеров: «После первого курса я почувствовал большое удовлетворение. Я увидел первые небольшие результаты наших усилий и понял, чего мы можем достичь. Началось развитие и пробудило новые силы во мне. С этого момента я хотел помочь, внести свой вклад и что-то разработать». Профессия Блаттера стала его призванием.
Весть о новых программах ФИФА быстро распространилась. Спрос на проекты финансирования неуклонно рос – даже в Европе. Первоначально простая идея, благодаря приверженности Блаттера, стала всемирной уникальной программой тренировки и обучения – с целью повышения уровня игры в странах, расширения футбольной базы и предоставления всем людям в мире доступа к спорту. Уже в первые три года в проект вошли 100 стран. Параллельно Блаттер произвел революцию в управлении играми в молодежном секторе. Первый Кубок мира среди юниоров состоялся в 1977 году в Тунисе – «Всемирный юношеский турнир ФИФА» для «Кубка Кока-Колы». В этом турнире участвовали молодые люди до 19 лет. Эта идея не была новой. Впервые ФИФА провела турнир для 18-летних футболистов в 1948 году, а в 1953 и 1954 годах пригласила южноамериканские ассоциации. В 1957 году УЕФА переняла эту идею.
В штаб-квартире ФИФА Блаттера сначала высмеяли за его визионерские проекты. Однажды утром на двери его кабинета оказалась издевательская записка: «Здесь живет “Кока-Кола”». Отправителем оказался испанский переводчик и фотограф ФИФА Томас фон Убриж. За эти годы спор утих, и их позиции изменились. Блаттер поднялся на Олимп мирового футбола. Однако в то время немецкий уругваец все еще имел рычаги давления. Поскольку он управлял маленькой столовой на первом этаже здания ФИФА, самым важным местом встречи сотрудников: «Там они встречались, чтобы перекусить или выпить кофе, – вспоминает Блаттер, – но меня там не сильно хотели видеть и не очень ждали. Сотрудники по-прежнему считали меня чужим». Хотя генеральный секретарь Кэзер не делал ничего, чтобы улучшить настроение, Блаттер обнаружил тооварища по несчастью и союзника: президента ФИФА Жоао Авеланжа. «Поскольку он также был изолирован, мы смогли помочь друг другу. Я мог защитить его дело, и он это ценил».
Блаттер вел себя настойчиво и принимал участие – вопреки совету Кэзера, но по рекомендации Авеланжа – во всех заседаниях Исполнительного комитета. Авеланж увидел собственную выгоду в присутствии на сессии молодого сотрудника: «Так у него был надежный информатор, который рассказывал ему, что произошло в конфедерациях», – говорит Блаттер. Он двигал свою карьеру будучи самоучкой: «Я сам продвинул проект развития и получал необходимые знания шаг за шагом». Он также видит важную причину успеха в этом новаторском проекте в своем разностороннем образовании: «Я использовал то, о чем читал в книгах, извлекал выгоду из учебы в университете и моего военного образования. Возможно, я был маленьким швейцарцем, но я не был глуп».
Кэзер, похоже, не понимал этого и не обращал внимания на управление персоналом. Блаттер поддерживал очень коллегиальные отношения со своей секретаршей. Ее звали Джули, но она хотела, чтобы к ней обращались Джулиана. «Она ненавидела, когда я называл ее Джули. Она говорила, что ее зовут Джулиана, а я отвечал: «“Да, Джули, я понял”», – смеется Блаттер.
Джули – прошу прощения Джулиана, – была жизнерадостной и инициативной женщиной. Она прошла военную службу и много занималась спортом. Но однажды ей пришлось сделать аппендэктомию, а затем долго восстанавливаться после осложнений. Кэзер решил заполнить вакансию с помощью семьи и привлек к этому делу свою дочь. «Если вам нужна помощница, вы можете позвонить ей, ее зовут Барбара», – сказал Кэзер своему сотруднику. Блаттер ответил Кэзеру: «Я бы не отказался от помощи». Поддержка не ограничилась профессиональной сферой. «Секретарша на замену» стала (практически) плеймейкером. Блаттер вступил в отношения с Барбарой Кэзер, и в 1983 году он повел дочь генерального секретаря к алтарю. Таким образом, его соперник стал его тестем.
Сначала Барбара скрывала свои отношения с Блаттером от отца. Когда Хельмут Кэзер обо всем узнал, он был зол – «раздражен», как подчеркивает Блаттер. Позже журналисты заявляли, что свадьба была стратегическим шагом целеустремленного директора – потому что это сократило путь к посту генерального секретаря. Блаттер называет это инсинуацией: «Барбара была красивой, миниатюрной, спортивной и очень чувственной».
Все же эти отношения длились недолго и, выражаясь футбольным языком, были разрешены по взаимному согласию. Третья жена, дрессировщица дельфинов Грациелла Блаттер-Бьянка, была с Блаттером еще меньше. «В моей личной жизни я не был так постоянен, как в своей работе», – говорит муж в отставке. Изменится ли это сейчас?