Страница 24 из 33
– Откровенно говоря, мне не часто приходилось бывать за границей…
Норико говорила сквозь зубы, невероятно растягивая последние слоги. Она производила впечатление подыхающей рептилии, с этой ее преувеличенной и простоватой манерой произносить слова: так уже не говорили даже школьницы, девушки-подростки, которых немало шляется в этих кварталах. У каждого из нас есть инстинкт самосохранения, каждый каким-то образом защищается при возникновении опасности. Говоря сквозь зубы, невероятно растягивая слова, пытаясь прикинуться перед Кейко Катаокой обычной девушкой, каковой она, конечно же, не являлась, Норико делала именно это: пыталась защитить себя. Это была девушка, у которой где-то глубоко была запрятана исключительная способность к сопротивлению. Бомж делал вид, что работает, стуча по клавишам своего компьютера или просматривая какие-то бумаги, но он не упускал ни единого слова из разговора двух женщин. «У этого человека настоящий дар притворяться», – подумала Кейко Катаока. Но разве это искусство симуляции не составляло его натуру?
– Есть много отелей, построенных целиком из белого мрамора, это отели максимум номеров на тридцать в Сен-Жан-Кап-Ферра, это в закрытой зоне, точнее, между Ниццей и Монако.
Бомж, который следил за каждым словом, резко прервал Кейко:
– Эй, Норико! Ты как-то говорила, что готова принять любое средство, способное сделать тебя счастливой, не правда ли? Так вот, я привез тебе немного из Лондона. Хочешь попробовать?
Норико как-то сразу напряглась, услышав его голос, и это внезапно овладевшее ею состояние напряжения они и не должны были теперь упустить.
– А? Что ты-ы-ы говори-и-ишь?
Норико ответила, еще больше растягивая последние слоги. Она согласилась на это свидание по одной-единственной причине: надеялась, что ее оттрахают как следует. Давно уже ее никто нормально не вздувал. Она была напряжена, потому что пока не знала, какова будет ее роль здесь, в этом номере, в этой связи между Кейко Катаокой и бомжом, которого она встретила сейчас впервые после годового перерыва. Вот это напряжение, свое хорошее воспитание и внутреннюю силу она и пыталась, правда, без особого успеха, рассеять, выражаясь, как развязная студентка. Норико была достаточно сильной, чтобы не подавлять в себе желание узнать, каким будет действие предложенного средства и в каком направлении будут развиваться отношения в данном треугольнике.
– И что это за средство? – Норико залпом осушила остатки джин-тоника и вопросительно посмотрела на бомжа, затем на Кейко Катаоку. Прослушав двухминутное наставление по поводу эффекта, производимого экстази, она раскусила розовую таблетку, поморщившись и сделав вид, что это горько.
– Видите ли, в таких мраморных отелях, где потолки в барах непременно украшаются фресками, за стойкой вы всегда обнаружите итальянца. Это лучшие бармены, не считая, конечно, ирландцев, и знаете почему?
Норико покачала головой. Зрачки у нее еще не успели расшириться.
– Дело в том, что итальянцы, как и ирландцы, в душе – народ охотников. И поверьте мне, я знаю, чем отличается настоящий охотник, потому что этот человек тоже из этой породы, вы это знали?
Норико взглянула в сторону мужчины, когда Кейко Катаока заговорила о нем. Экстази как раз начало проникать в кровеносную систему. Она почувствовала, как зараза распространяется по всему телу, до самых кончиков пальцев, и поняла, что теряет контроль над собой. Вначале средство всегда вызывает небольшую панику. После странного впечатления, что мозг прилип к черепной коробке, вызвав потерю равновесия и головокружение, объект вдруг осознает существование этой самой вагины, исходящей мутной влагой и разрываемой спазмами от непреодолимого желания, чтобы в нее вонзился пенис, от желания трахаться в самых немыслимых, почти невозможных позах. Тогда он начинает требовать, чтобы ему дали то, чего он до сих пор был лишен.
– Охотник готов преследовать свою добычу, соблюдая тысячи предосторожностей. Он умеет держаться против ветра так, чтобы животное не распознало его запах, он продвигается очень медленно, стараясь ступать совершенно бесшумно по траве или опавшим листьям. Вы это знаете, не так ли?
Норико немного повернулась. Ей было трудно сидеть неподвижно на этом диване. Она пыталась сосредоточить внимание на том, что говорила Кейко Катаока. Однако, концентрируясь на этом описании охотника, она вдруг поняла, что дрожит, и ей захотелось спрятаться при звуке внезапно послышавшихся шагов. Но спрятаться, естественно, было невозможно, и эти шаги лишь еще больше усиливали впечатление пропасти, которая разверзалась у нее внутри. То, что скрывалось за словом «охотник», приняло для нее фаллическую форму.
– Но в конечном счете в предсказанный момент охотник должен уметь прорвать пространство, забыть все: свои навыки, собственное представление о себе – все, что ему кажется, что он знает о себе. В тот момент, когда он нажимает на спусковой крючок или разжимает пальцы, отпуская стрелу, когда он потрошит дичь или сдирает шкуру с животного, он должен следовать своему инстинкту и позволить увлечь себя собственной агрессивной натуре. То же самое с итальянскими и ирландскими барменами: им не нужно измерять количество джина или водки. Даже для сухого мартини: хоп – немного джина, хоп – немного вермута, они никогда не ошибаются, никогда, даже на каплю. Норико? Вы следите за моими словами?
Норико дрожала все сильнее и сильнее. Она уже готова была упасть на диван и в тот момент, когда она протянула руку, чтобы опереться обо что-нибудь, вдруг почувствовала, что все внутри у нее закружилось. Появилось острое сознание того, чего она, собственно, ожидала, входя в эти апартаменты. Она много чего передумала. Весьма возможно, она ожидала, что бомж станет рассказывать ей все, что с ним было за все это время, пока они не виделись, конечно, они выпили бы чего-нибудь и она понемногу освободилась бы от своего напряжения, позволила бы этому мужчине действовать, он бы обнял ее, нежно приласкал. «Ты знаешь, ты можешь гордиться собой, – сказал бы он ей, – ты права, ты была права, что не соглашалась ни на какие посредственные компромиссы, а ждала меня». Потом он позволил бы ей завладеть его членом, которого она так хотела. Что-нибудь в этом роде. Но шум шагов отвлек ее. Ею овладело одно непреодолимое желание. Любой наркотик, будь то ЛСД, экстази, героин, кокаин или марихуана – не важно, действовал таким образом, что тело начинало требовать удовлетворения, и возникал риск, что объект впадет в истерику, если не осознает, что с ним происходит.
– Норико, вы следите за моими словами?
Кейко Катаока пыталась продолжать говорить с ней в той же милой, спокойной манере, хотя не было уже никаких причин думать, что Норико понимает хоть что-нибудь из того, что она ей говорит. Она пыталась толкнуть ее на ложный шаг. Норико же тщетно пыталась найти, на что можно было бы опереться, взгляд ее блуждал в тумане, а на лице застыло выражение маленькой девочки, которую только что отругали.
– Эй, Норико! Я с вами говорю!
Норико приложила ладони к вискам и попыталась подняться. Но не сумела. Глазное яблоко расширилось у нее настолько, что скрыло радужную оболочку, она умоляла, умоляла, чтобы ей дали что-нибудь, скорее!
– Не понимаю, почему ты решила, что тебе так сразу дадут то, чего ты хочешь, – прошептала Кейко Катаока.
Не в привычках садиста пытаться подчинить себе бессознательное существо. Конечно, такие тоже бывают, но если называть человеком всякую тварь, способную ходить на двух ногах, то это будут всего лишь австралопитеки!
– Что с вами? Вы плохо себя чувствуете? Не хотите прилечь на кровать? Идемте, я вас провожу.
Норико, стеная, согласилась. Она попыталась подняться, оперевшись на Кейко Катаоку, но ее шатнуло в сторону, и стаканы и ведерко из-подо льда полетели со столика на пол. Она с трудом стала вновь подниматься, вся в слезах. Кейко Катаока на этот раз сама подтолкнула ее к столу.
– Нет, вы посмотрите, что вы наделали, Норико! Залили все бумаги, – презрительно воскликнула она.