Звезды над урманом

Услышав визг и лай собак, кузнец даже не удивился, а просто прошептал пересохшими губами:

– Ну, токмо звон колоколов и осталось услыхать. А так уже все пригрезилось. И где этого лешего носит? Может, зазимовал Угорка с рыбоедами да бросил своего сотоварища на погибель жуткую. Эх, сабельку-то я проворонил. Так бы порубил в капусту этих шавок вонючих.

Архип в бреду, лежа на бревенчатом полу, слышал, что снаружи шла какая-то борьба. Визг и рычание переходили порой в скулеж и вой. Сквозь щели бревен двери появилась огромная мохнатая тень.

Кто-то с силой нажал на дверь. Архип попытался удержать ее своим телом, прижавшись к ней спиной. Но дверка лабаза медленно открывалась вовнутрь все шире и шире. Кузнец из последних сил развернулся и, теряя сознание, уколол кремнем в нос мохнатому чудищу.

Пересохшие губы ощутили благословенную влагу. Он судорожно начал хватать струйку воды, текущую ему откуда-то с небес.

– Сейчас еще принесу, – услышал он голос вогула.

– Угорка, ты что ль? – прохрипел кузнец не своим голосом.

– Ты зачем мне камнем нос разбил? – не отвечая на вопрос, спросил вогул, приложив отжатую в рот коваля мокрую тряпицу к своему распухшему носу.

– Это я со зверем невиданным сражался и, видать, тебя с ним попутал.

– Нет зверя больше. Одного я из лука снял. Другого, маленького, собаки на дерево загнали. А один ушел.

– Ух и взяли же они меня в оборот. Ну, чаял, сожрут, ироды.

– Наглый зверь росомаха. Совсем безобразница. Продукты ворует. С дерева на спину прыгнуть может. А вот чтоб кидаться на человека открыто, не слыхал. Видать голодная шибко. Или свой удел защищала.

– Вот живи и бойся. Вдруг вернутся, – пробурчал, приподнимаясь и присаживаясь, Архип.

– Не вернутся. Теперича у нас две собаки есть. Почуют сразу. Одну вон росомаху уже таскают по поляне, грызут. Другую сторожить будут, пока она с дерева не упадет. А третья не придет. Вот и стаи нет. Теперь это наше угодье. Мы хозяева здесь.

Лайки, бросив растерзанную росомаху, прислушались. И с визгом кинулись к берегу, где были слышны голоса и шлепанье весел о воду. Это пришли лодки с товаром, который выменял вогул у купцов и остяков.

Молодая росомаха, пользуясь случаем, спрыгнула с дерева и опрометью метнулась в тайгу. Прочь от людей и собак. Лог теперь принадлежал не ей.

К Архипу подошел остяк, протянув острогу, показав на зазубрины и погнутый край.

– Ну-ка, погодь, – рассматривая наконечник, прикинул кузнец, подходя к своей самодельной печи.

Развел в ней огонь. Подождал, когда поленья разгорятся, и пошел по кладке из камней ниже по логу.

– Горна нет, силы пламени не будет. А ежели наподобие дымохода подвод воздуха из камней соорудить да тягу в печь пустить, может, что и выйдет, – рассуждал Архип сам с собой.

Росомахи ему не дали испробовать свое изобретение. Теперь же кузнец, подойдя к началу каменного колодца, отвалил заслонку из круглого камня. Тут же на другом конце из чрева печи пыхнули фейерверком искры. Кинутое перышко улетело с потоком всасываемого воздуха.

Печь была готова.

Нагрев на огне до нужной температуры железный наконечник остроги, Архип отковал обухом топорика острие, используя в роли наковальни огромный речной валун. Вогнав раскаленный наконечник в грязь, закалил сталь.

– Жир нужен или масло, а грязь слабый закал дает, – попробовав ногтем наконечник, пояснил остякам кузнец и подал острогу хозяину.

Вокруг собрались остальные рыбоеды. Принялись по очереди пробовать пальцами острие и, кивая на Архипа, довольно закивали головами.

– Медвежий жир опосля привезем, еще ковать мал-мал нужно, – заверил его остяк.

– Что за древко такое дивное на остроге? Совсем не горит, – подойдя к Угору, поинтересовался коваль.

– Это кость слона северного. Когда-то жили они тут. Но ушли в Индию. Я видел в детстве рисунки в пещере у большого камня. Совсем как слон, какого я в Бухаре видел, только нос маленький и шерсть как на буйволе. Эти кости река нам отдает, вымывает на берег. Иногда огромные клыки вымывает, мы из них полозья для нарт мастерим. Богатый человек будет тот, кто найдет эти клыки. Из мелких же костей наконечники для стрел мастерят, древко к острогам или копьям ладят. А эта острога, кою ты ковал давеча, с железным наконечником, двадцать оленей стоит. Ей царь-рыбу бьют, когда она в завесу попадет.

– Осетра что ль? – смекнул Архип.

– Ну да, царь-рыбу, в которой икры много, а шкура толстая, на обувку и ремешки идет.

– Да уж, шершавого костяной острогой не возьмешь, тут железная пешня надобна, – согласился Архип, вспоминая былую вольницу на Волге и икру осетровую в бочонках, которую отбирали разбойным промыслом у купцов армянских.

Глава 25

Отар тихонечко тронул за плечо спящего Исатая.

– Вставай, айнайлайн. Плохой хабар пришел, со стороны Искера идут три сотни ногайцев. Их видели восемь лун назад на слиянии Исиля с Эртысом. Ныне они встали лагерем у Жаман Тау. Нужно поднимать джигитов, посылать гонцов по всей степи, собирать всех, кто может носить оружие. Они уже сожгли большой аил, побили дозорный отряд на слиянии Исиля с Эртисом.

– Какая цель у астраханских татар? Мы не вступали с ними в войну? – разгоняя остатки сна, поинтересовался Исатай.

– Аблай говорит, что их послал Кучум-хан наказать наш народ за преданность племяннику Едигер-хана.

– Но Сейдяк является единственным наследником на престол хана Сибири. Его назначение на ханство определено потомственными чингизидами. А Кучум – узбек, стоит ниже по сословию покойного Едигера. Его и в Бухаре мало кто празднует, хотя он и сын хана, – возразил Отару Исатай, окончательно проснувшись.

– Кучум постепенно захватывает власть. После падения Казани и Астрахани ослабло влияние Крыма на наши земли. А Бухара отдать русскому царю Сибирское ханство с его богатствами не желает, – подавая пиалу кумыса Исатаю, рассудил Отар.

– И что ты еще мыслишь, Отар, по этому поводу?

– Я маленький человек, и голос мой будет услышан только тобой, но считаю, что только один русский царь может оградить нас от набегов монголоидов. Ни Сейдяк, ни Кучум не станут отдавать жизни своих нукеров за наш маленький народ. Так было и сто, и триста лет назад, так будет и впредь, – поднимаясь с кошмы, рассудил Отар.

– Твой глас – глас народа. Отар, ты мне как брат. И я не хочу, чтоб ты погиб в стычке с взбесившимися ногайцами. Поэтому со мной не поедешь. Подготовь мне заводного коня. Заверни джунгарские стрелы, которые извлекли из меня. Я поеду навстречу этим недоумкам. Я думаю, что их натравил Кучум в связи с гибелью отряда у святых могил. Меня же они не тронут, так как я племянник достойного Узун Бека, а он прямой потомок шибанидов27. Мой дядя является родственником ногайских чингизидов по материнской линии, – рассказывал Отару Исатай, надевая доспехи. – И еще, брат, береги мою невесту Ботагоз, я оставляю ее на тебя, потому что только ты можешь до последней капли крови защищать ее жизнь и достоинство. Я вернусь и весной стану тебе зятем.

Названные братья вышли из юрты. Огромное небо североказахстанской степи украшали миллионы звезд, бисером рассыпавшиеся по небосводу. На траве уже лежал редкий первый хрустальный снежок.

– Ботагоз не буди, не люблю смотреть на девичьи слезы, – попросил Исатай.

Отар пошел за заводной лошадью, которую вскоре привел в поводу. К седлу были приторочены курдюк с кумысом и сума с продуктами. Сбоку от лошади семенила Ботагоз.

– Я не буду плакать, Исатай. Я просто потрусь щекой о твою ногу, – проговорила она, прижимаясь к ноге воина, уже сидевшего в седле.

Исатай укоризненно глянул Отару в глаза.

– Я ее не будил. Она сама поднялась и собрала тебе в дорогу еду. Ведь топот коня вестового поднял всех на стойбище, – виновато пожав плечами, оправдался названый брат.

27

Шибаниды – одна из ветвей рода Чингисхана.