Страница 10 из 44
– Жаксы, отец, – прошептал Исатай и стал погружаться в сон.
Он был еще слишком слаб, чтоб разговаривать так долго.
***
Когда пыль в степи, поднятая удаляющимся отрядом Кенжеболата, осела наземь, вогул поднялся с травы и, хитро прищурившись, сказал:
– Ты, однако, Архипка, великий шаман! Большая хитрая лиса и умный муж, как росомаха. Ты победил Астраханских татар, потеряв всего две стрелы.
– Злоба затмила их разум. Я ведь коваль и знаю, сколь стоит кованый с нанесенным орнаментом наконечник. Ни один воин даже в мыслях себе не допустит, что в нищей степи найдется скоморох, который, выпустив такую дорогую стрелу, не заберет ее назад. Да и стрел-то таких в степи не сыскать днем с огнем.
– Пойдем, браты, далее, а то совсем мы тута засиделись, – предложил Никита.
– Нет, мне нужно пообщаться с духами предков и увидеть будущее, чтобы определить наш путь, – отрицательно кивая головой, возразил вогул, доставая из мешочка порошок сушеного изрекающего гриба, который приготовил еще днем.
– А мне можно узнать наперед, что со мною станется? – поинтересовался Никита.
– Тебе не нужно это знать. Ежели со мной не пойдешь, то дыба царева будет, а пойдешь – я сам смотреть дорогу буду, – ответил вогул, беря двумя пальцами малюсенький, с булавочную головку, камушек изрекающего гриба.
– Дай попробовать, бес ты шаманский. Жуть как на дыбу свою одним глазком глянуть хочется.
– Хошь, пробуй. Вогулу не жалко. Вогул добрый. Тока шибко много не бери, а то не на ту дыбу попадешь ненароком, – пожав плечами, согласился вогул и проглотил свой комочек.
Глаза его закатились, и он, сидя на траве, закачался в такт какой-то заунывной песне, которую загудел в трансе.
– Архипушка, уж дюже хочется. Можно и я взгляну на дыбу царскую? – взмолился Никитка.
– Да пес с тобой. Грызи свои грибы. А я покараулю вас, покудова подметки у волчих сапог правлю. Уж раз тебя совсем Господь ума-разума лишил, то поступай как знаешь, – неожиданно согласился Архип, разглядывая грязный палец правой ноги, торчавший из протертой волчьей шкуры.
Никита схватил мешочек, лежавший подле вогула, и зачерпнул из него целую осьмушку.
– Э! Э! Э! Ты так много не ешь! – закричал Архип, но каменотес уже проглотил порошок, облизав ладонь.
Глотнул, икнул и, закатив глаза, плюхнулся на спину, раскинув ноги и руки в разные стороны.
Солнце катилось к закату. Ветерок игрался с листвою. Архип ивовой корой мастерил и чинил обувку. Вогул качался из стороны в сторону. А Никитушка стонал, охал, корчился и дергался, как будто и впрямь висел на царской дыбе.
Угор вышел из транса первым. Сходив к речке, умылся, подошел к Архипу.
– Вон, глядь на него. Твоего гриба испробовал, дурень, – кивнул Архип на Никиту, продолжая как ни в чем не бывало точить обувку.
– Тошно там ему. Ой, тошно! Куды ж ты попал-то, Никитушко? Неужто хуже есть на земле место, чем изба приказная? – присев на корточки и разглядывая мучительные судороги каменотеса, запричитал Угор, качая нечесаной головой.
Никита вскоре начал приходить в себя.
– Подпишусь! Подпишусь! Ей-Богу! Как на духу! – кричал он в бреду, извиваясь на земле. – Во всем каюсь! Токмо снимите меня с дыбы, опричники дражайшие…
Каменотес очнулся. Сел. Вытер холодный пот со лба. Осмотрелся по сторонам.
– Ух, робяты, ну и ну. Такого и ворогу не восхочешь. Оказался я в стороне неслыханной, в подвале каменном. Лампады горят, а дым от них не идет. Музыка играет, а дударей не видать. И кабы-то сия музыка со стены из коробочки доносится. А пытал меня боярин-опричник. Холеный такой, важный. Шаровары синие с лампасами. Кафтан зеленый. В ремнях скрипучих весь да в сапожищах заморских. Усов, бороды нетути, скобленный, стало быть. Ну прям как ливонский пан. Подвесил меня на дыбу и рвет за бороду: «Признавайся, мышь старообрядная, как супротив народной власти игитировал!».
– Говорил я тебе, дурень, не ешь гриба много! – расхохотался Архип, надевая починенную обувку. – Придумал тоже! Боярин и без бороды!
Через час начало темнеть, и беглецы двинулись в путь…
Глава 14
Дозор доложил о стоянке джунгар, разбиших бивак в ложбине между двух небольших сопок вблизи белых могил. Это место степняки называли Ак Мола. Оно всегда притягивало путников тем, что тут можно хорошо передохнуть и попить чистой воды из реки и колодца.
– Кенжеболат, наши люди и кони устали. То, что воины рвутся в бой, – это лишь душевный порыв. Монголы все-таки опытнее наших воинов. И не стоит с ходу ввязываться в драку, – обратился к нему Кымышгерей.
– Я сам знаю, что мне делать, – рявкнул Кенжеболат и, повернувшись к отряду, крикнул: – Накажем джунгар за дерзость и кровь наших сородичей!
Рев трехсот глоток заглушил его слова, и лавина всадников, обнажив сабли, ринулась в ложбину.
Тяжелые стрелы монголоидов тучей накрыли скачущих ногайцев. В итоге человек тридцать людей и десяток коней в предсмертных судорогах забились на земле.
Их ждали. Разведка у джунгар была образцовой. Следующий боковой залп со стороны сопок выбил еще большее количество всадников.
Проскочив засаду лучников, уж менее трехсот нагайцев оказались в полукольце джунгар. В отличие от астраханцев, ойратские воины были экипированы лучше. Веками, собирая дань, они предпочитали брать ясак оружием или снаряжением.
Битва длилась минут сорок. После того, как степная пыль осела, взору предстала страшная картина. На поле боя лежали порубленные, проколотые тела. Многие из них бились в предсмертных судорогах, иные громко стонали. А между ними ходили победившие джунгарские воины, снимая доспехи, добивая копьями умирающих и раненых людей. Порой еще живой повергнутый воин чувствовал, как обшаривал его победитель, а после ударом ножа хладнокровно избавлял его от мук.
Кенжеболат на коленях со связанными сзади руками предстал перед Тэмуужином.
– Зачем ты напал на нас?
– Вы убили моих людей.
– Мы не убивали людей из Астраханского ханства. Между нашими повелителями заключен мир. Вы должны пройти через Калмыкское ханство и Киргизское поле. Вы же идете на помощь Хану Кучуму, а он тоже пока наш друг. Почему вместо того, чтоб идти на север, вы повернули на восток и напали на нас?
– Это была ошибка, господин. Разум затмила злоба, – пролепетал Кенжеболат.
– В битве я потерял девятнадцать воинов. Это очень большая потеря для сотни.
– Это было ошибка. Разум затмила злоба, – осознав свою вину и почтительно поклонившись, вновь повторил Кенжеболат.
– Хорошо. Я верю тебе, – кивнул головой Тэмуужин и, обращаясь к своим подчиненным, приказал: – Развяжите его. Подайте нам самой жирной баранины! – хлопнув в ладоши, улыбнулся джунгарин и ласково продолжил: – Кушай, айнайлайн24. Ты мой гость! Пока не отведаешь моих угощений, я не могу отпустить тебя.
На большом блюде принесли свежеотваренное мясо.
– Кушай, кушай, а то обидишь хозяина, – показав на блюдо, попросил Тэмуужин.
Кенжеболат ел, ел, а ему подавали еще и еще. Когда же он не смог больше проглотить и маленького кусочка, Тэмуужин ему лично преподнес большую пиалу родниковой холодной воды.
– Пей до дна и уезжай. Я тебя отпускаю.
Ногаец залпом выпил полтора литра студеной воды. Ему налили еще.
– Пей.
После пяти поднесенных чашей, поклонившись, он отошел к своему коню. Доржхуу вопросительно посмотрел на своего командира.
– Я бы убил его.
– Я тоже. Но лишать жизни данного человека не имею права. Иначе нарушу закон и договор. Он умрет сам, не проехав и полверсты. Скоро мясо застынет у него в брюхе. Это будет мучительная смерть, – усмехнулся Тэмуужин, откидываясь на подушки.
Действительно, сев на коня и проехав полверсты, Кенжеболат почувствовал сильную резь в желудке. Холодная вода сделала свое дело, заморозив баранину и остановив желудок. Застонав, он выпал из седла и, извиваясь на земле, забился от болевых судорог.
24
Айнайлайн – дорогой.