Страница 12 из 13
Брат мой оставался в университете только в течение одного года, а на второй год я был предоставлен самому себе, и в этом было известное преимущество, ибо я сблизился с несколькими молодыми людьми, интересовавшимися естествознанием. Одним из них был Эйнсуорт, опубликовавший впоследствии описание своих путешествий по Ассирии; геолог-вернерианец, он обладал кое-какими знаниями о многих вещах, но был человеком поверхностным и весьма бойким на язык. Д-р Колдстрим был молодым человеком совсем другого типа: чопорный, церемонный, глубоко религиозный и очень добросердечный; впоследствии он опубликовал несколько хороших статей по зоологии. Третьим молодым человеком был Гарди, который, думаю, мог бы стать хорошим ботаником, но он рано умер в Индии[38]. Наконец, д-р Грант, который был старше меня на несколько лет; не могу вспомнить, при каких обстоятельствах я познакомился с ним; он опубликовал несколько первоклассных работ по зоологии, но после того как он переехал в Лондон, где стал профессором Университетского колледжа, он ничего больше не сделал в науке – факт, всегда остававшийся для меня необъяснимым[39]. Я хорошо знал его; он был сух и формален в обращении, но под этой наружной коркой скрывался подлинный энтузиазм. Однажды, когда мы гуляли с ним вдвоем, он разразился восторженной речью о Ламарке и его эволюционных воззрениях. Я выслушал его безмолвно и с удивлением, но, насколько я могу судить, его слова не произвели на мой ум никакого впечатления. Уже до этого я прочитал «Зоономию» моего деда, в которой отстаиваются подобные же воззрения, но и они не оказали на меня никакого воздействия. Тем не менее, вероятно, то обстоятельство, что уже в очень ранние годы моей жизни мне приходилось слышать, как поддерживаются и встречают высокую оценку такого рода воззрения, способствовало тому, что я и сам стал отстаивать их – в иной форме – в моем «Происхождении видов». В то время я очень восхищался «Зоономией», но, перечитав ее во второй раз через десять или пятнадцать лет, я был сильно разочарован крайне невыгодным соотношением между рассуждениями и приводимыми фактическими данными.
Доктора Грант и Колдстрим много занимались зоологией моря, и я часто сопровождал первого из них, собирая в лужах, остающихся после отлива, животных, которых анатомировал как умел. Я подружился также с несколькими рыбаками из Ньюхейвена, отправлялся с ними на траловый лов устриц и таким путем добыл много экземпляров [различных животных]. Но так как я не имел никаких систематических навыков в анатомировании и обладал лишь очень плохоньким микроскопом, мои попытки [производить наблюдения] были весьма жалкими. Тем не менее я сделал одно интересное маленькое открытие и в начале 1826 года прочитал в Плиниевском обществе краткое сообщение по этому вопросу. Открытие заключалось в том, что так называемые яйца Flustra обладают способностью самостоятельно двигаться при помощи ресничек; в действительности это были личинки. В другом небольшом докладе я показал, что маленькие шаровидные тела, которые считались молодыми стадиями Fucus loreus, представляют собой яйцевые коконы [egg-cases] червеобразной Pontobdella muricata[40].
Плиниевское общество[41] пользовалось поддержкой профессора Джемсона и, как я полагаю, было им основано; оно состояло из студентов и собиралось в Университете, в комнате подвального этажа, для заслушания и обсуждения работ по естественным наукам. Я аккуратно посещал заседания Общества, и они оказались полезными для меня, так как стимулировали мое усердие и способствовали новым знакомствам с людьми, интересовавшимися, как и я, естествознанием. Как-то вечером один неудачливый молодой человек встал, невероятно долго заикался и наконец, густо покраснев от смущения, с трудом вымолвил: «Господин председатель! Я забыл, что я хотел сказать». У бедняги был совершенно подавленный вид, а все члены Общества были до того удивлены, что никто не мог придумать, что бы такое сказать, чтобы скрыть его смущение. Сообщения, которые читались в нашем маленьком Обществе, не публиковались, вследствие чего я не получил удовольствия увидеть свою статью в печати, но мне кажется, что д-р Грант упомянул о моем маленьком открытии в своем превосходном мемуаре о Flustra[42].
Я состоял также членом Королевского медицинского общества и довольно аккуратно посещал его заседания, но так как вопросы там обсуждались исключительно медицинские, они не слишком интересовали меня. Много вздора говорилось там, но было и несколько хороших ораторов, и лучшим из них был ныне здравствующий сэр Дж. Кэй-Шаттлуорт[43]. Иногда д-р Грант приглашал меня на заседания Вернеровского общества, где докладывались, обсуждались и затем публиковались в «Трудах» [Transactions] Общества различные сообщения по естественной истории. Я слышал там Одюбона, прочитавшего несколько интересных лекций об образе жизни североамериканских птиц и несколько несправедливо подсмеивавшегося над Уотертоном[44]. Отмечу кстати, что в Эдинбурге жил один негр, путешествовавший с Уотертоном; он зарабатывал себе на жизнь набивкой чучел птиц и делал это превосходно; он давал мне платные уроки [по набивке чучел], и часто я засиживался у него подолгу, так как это был очень приятный и умный человек.
М-р Леонард Хорнер[45] также пригласил меня однажды на заседание Эдинбургского королевского общества, где я увидел на председательском месте сэра Вальтера Скотта; он просил собравшихся извинить его за то, что занимает столь высокое место, ибо чувствует, что недостоин его. Я смотрел на него и на все происходящее с благоговением и трепетом; думаю, благодаря тому обстоятельству, что в молодости я присутствовал на этом заседании и посещал также заседания Королевского медицинского общества, избрание меня несколько лет назад почетным членом обоих этих Обществ показалось мне более лестным, чем любые другие подобные почести. Если бы мне сказали тогда, что когда-нибудь в будущем мне будет оказана эта честь, клянусь, мне показалось бы это не менее смешным и невероятным, чем если бы мне заявили, что я буду избран королем Англии.
В течение второго года моего пребывания в Эдинбурге я посещал лекции профессора Джемсона[46] по геологии и зоологии, но они были невероятно скучны. Единственным результатом того впечатления, которое они произвели на меня, было решение никогда, пока я буду жив, не читать книг по геологии и вообще не заниматься этой наукой. И все же я уверен, что был подготовлен к тому, чтобы разумно судить об этом предмете, ибо года за два или за три до того один старик, проживавший в Шропшире, м-р Коттон, неплохо знакомый с горными породами, указал мне на большой эрратический валун, находившийся в городе Шрусбери, – хорошо всем известный «Колокол-камень», – и заметив, что до самого Камберленда или даже до Шотландии не найти камня той же самой горной породы, стал с важным видом уверять меня, что мир придет к своему концу прежде, чем кто-нибудь сможет объяснить, каким образом этот камень оказался там, где он находится ныне.
Это произвело на меня сильное впечатление, и я не переставал размышлять об этом необычайном камне. Поэтому, когда я впервые прочитал о роли айсбергов в переносе валунов[47], я испытал чувство величайшего наслаждения и торжествовал по поводу успехов геологической науки. Столь же поразителен тот факт, что мне, которому сейчас только 67 лет, пришлось слышать, как профессор, читая нам лекцию на Солсберийских скалах, говорил, что траповая дайка с миндалеобразными границами и отвердевшими со всех сторон пластами, расположенная в местности, где нас буквально окружали вулканические породы, представляет собою трещину, заполненную сверху осадочными отложениями; при этом он с усмешкой добавлял, что были де люди, которые утверждали, что она была заполнена снизу расплавленной массой[48]. Вспоминая об этой лекции, я не удивляюсь своему решению никогда не заниматься геологией.
38
Сведения об этих трех эдинбургских друзьях Дарвина находим в указанной статье Ашуорта (см. выше примеч. 28). У. Ф. Эйнсуорт (William Francis Ainsworth), 1807–1896, врач и геолог; в 1835 г. вошел в состав научной экспедиции на Евфрат и опубликовал отчет о своих исследованиях по геологии и животному миру южной Месопотамии. – Дж. Колдстрим (John Coldstream), 1806–1863, врач и зоолог; в «Энциклопедии анатомии и физиологии» Тодда напечатал в 1830-х годах статьи о медузах, усоногих раках, свечении животных и др. – Ашуорт показал, что Дарвин ошибся в отношении как фамилии, так и судьбы того студента, которого он называет Гарди (Hardie): речь идет об У. Ардинге (Willoughby Arding), 1805–1879, получившем в 1826 г. золотую медаль за собранную им коллекцию растений; в 1829 г. он отправился в качестве хирурга в Индию, а через десять лет вернулся в Англию и в течение многих лет занимался медицинской практикой.
39
О взаимоотношениях Ч. Дарвина и Роберта Гранта (1793–1874) см. интересную статью в журнале «Лихнос»: P.Н. Jеsреrsеn, Charles Darwin and Robert Grant, Lychnos, 1948–1949, стр. 159–167. С 1820 г. Грант работал в Эдинбурге, занимаясь исследованием морских беспозвоночных. В 1827 г. он был избран профессором сравнительной анатомии и зоологии Лондонского университета. Как в эдинбургских работах, так и в лондонских лекциях по сравнительной анатомии (1830-е годы) Грант определенно говорит о «превращениях [метаморфозах] видов» и о «развитии животного царства… от более простого до нынешнего состояния». Опубликованную им в мае 1861 г. работу о «первичных подразделениях животного царства» Грант посвятил Дарвину как основателю эволюционного учения.
40
Доклад Дарвина о мшанке Flustra и морской хоботной пиявке Pontobdella muricata, нападающей главным образом на скатов, был сделан им не «в начале 1826 г.», как он пишет, а 27 марта 1827 г., как видно из протоколов Плиниевского общества. Отрывки из эдинбургской записной книжки Дарвина опубликованы в упоминавшейся уже статье Ашуорта (см. примеч. 28). Из этих отрывков видно, насколько серьезно юный Дарвин осуществлял свою первую научную работу: отмечая, что «яйца» (личинки) Flustra обладают органами движения (ресничками), он говорит, что «это обстоятельство… не было, по-видимому, до сих пор замечено ни Ламарком, ни Кювье, ни Ламуру, ни каким-либо другим автором!..» Хотя он пользовался советами своих старших руководителей и товарищей Гранта и Колдстрима, однако большая его самостоятельность уже в те годы видна из его рассказа, записанного его дочерью Генриеттой Личфилд, но опубликованного лишь недавно Йесперсеном (см. примеч. 35): обнаружив реснички у «яиц» Flustra, «он немедленно бросился к проф. Гранту, который работал над этим предметом, чтобы сообщить ему, так как думал, что тот обрадуется столь любопытному факту. Но он был крайне смущен, получив в ответ, что очень некрасиво с его стороны заниматься предметом, над которым работает сам профессор Грант, и что он, Грант, сочтет дурным, если мой отец опубликует свое открытие. Это произвело глубокое впечатление на моего отца, и он всегда выражал величайшее презрение к такого рода мелким чувствам, недостойным тех, кто; ищет истину».
41
Плиниевское студенческое естественно-научное общество при Эдинбургском университете было основано в 1823 г. и закончило свое существование в 1840-х годах. Дарвин был избран в члены Общества 28 ноября 1826 г., а уже через неделю он был избран одним из пяти членов Совета Общества, из чего следует, что активный интерес Дарвина к вопросам естествознания был хорошо известен членам Общества. За то время, когда Дарвин состоял членом Общества, т. е. с 28 ноября 1826 г. по 3 апреля 1827 г., было проведено 19 заседаний, и Дарвин, как видно из протоколов Общества, присутствовал на 18 из них и 4 раза участвовал в обсуждении докладов. Большой интерес для биографа Дарвина представляют темы некоторых докладов: инстинкт, анатомия выразительных движений, повадки кукушки, своеобразное изменение формы листьев у лавра благородного, принципы естественной классификации в связи с вопросом о видовых признаках. Последний доклад был прочитан в январе 1827 г. Эйнсуортом, и Дарвин принимал участие в обсуждении его, но протоколы, к сожалению, не излагают содержания его выступления.
42
Грант упомянул об открытии Дарвина не в работе о Flustra, а в статье о коконах («яйцах») пиявки Pontobdella, напечатанной им в Edinburgh Journal of Science (1827, июль, т. III, стр. 160–161). В этой статье Грант писал: «Заслуга установления впервые того факта, что они [ «яйца»] принадлежат этому животному [Pontobdella], принадлежит моему ревностному молодому другу м-ру Чарлзу Дарвину из Шрусбери, который любезно передал мне экземпляры яиц [коконов], содержавших животное на разных стадиях созревания». Почти полный текст доклада Дарвина и его рисунки сообщены Ашуортом (см. примеч. 28).
43
В «Автобиографии», обработанной Фp. Дарвином, вместо «ныне здравствующий» напечатано «покойный».
44
Ж.-Ж. Ф. Одюбон (Jean Jackes Fougere Audubon), 1785–1851, американский натуралист-орнитолог, первоначально учился живописи в Париже у Давида, в 1803 г. переехал из Франции в США, где занялся орнитологией; его акварельные рисунки птиц Сев. Америки получили всемирную известность. Путешествуя по Европе, Одюбон пробыл в Эдинбурге с 23 октября 1826 до 5 апреля 1827 г. Здесь он сблизился с проф. Джемсоном, путешественником капитаном Холлом, писателем Вальтером Скоттом и с гравером Лизарсом, изготовившим для него гравюры с его акварельных рисунков для первого четырехтомного издания его «Птиц Америки» (Лондон, 1827–1838). Одюбон прочитал в Эдинбурге два доклада: в Королевском обществе (19 февраля 1827 г.) о повадках дикого американского голубя и в Вернеровском естественно-историческом обществе (24 февраля 1827 г.) о гремучей змее, – вероятно, Дарвин присутствовал на том и другом докладе. – Ч. Уотертон (Charles Waterton), 1782–1865, английский орнитолог. С 1812 по 1824 г. путешествовал по Южной и Северной Америке. Описание этого путешествия издал в 1825 г. Судя по словам Дарвина, Одюбон, надо думать, оспаривал какие-то данные Уотертона, касающиеся орнитологии Сев. Америки. В 1838 г. впервые вышло его большое сочинение по орнитологии, неоднократно переиздававшееся впоследствии.
45
Л. Хорнер (Leonard Horner), 1785–1862, английский геолог и минералог. В 1827 г. переехал из Эдинбурга в Лондон, где работал в Университете, Королевском и Геологическом обществах. Дружеские отношения между Хорнером и Дарвином установились впоследствии в Лондоне, когда Дарвин начал публиковать свои геологические труды, которые Хорнер восторженно приветствовал.
46
Р. Джемсон (Robert Jameson), 1774–1854, виднейший из профессоров Эдинбургского университета в первой половине XIX в. Минералог и геолог, Джемсон был одновременно и видным зоологом. Он издавал два крупнейших в Шотландии естественно-научных журнала. Им был основан при Эдинбургском университете Музей естественной истории, который долго считался вторым после Британского музея (Лондон) по размерам и качеству коллекций. Сохранившаяся программа курса, который читал Джемсон в 1826/1827 учебном году, когда его слушал Дарвин, показывает, что он включал в свои лекции по «естественной истории» геологию, метеорологию, гидрологию, зоологию и ботанику (свыше ста лекций в течение пяти зимних месяцев). Раздел зоологии начинался рассмотрением человека с естественно-исторической точки зрения и заканчивался лекциями по философии зоологии, причем главным вопросом здесь было «происхождение видов животных». Однако Джемсон был учеником и последователем знаменитого фрейбургского геолога Бернера, т. е. убежденным нептунистом, что и оттолкнуло от него Дарвина. Следует, однако, отметить, что суровый отзыв Дарвина о лекциях Джемсона не находит подтверждения в отзывах других слушателей и учеников его, таких, например, [как Э. Форбс, Р. Грант, Макджилливрей].
47
«Нептунисты» считали, что нахождение «эрратических (блуждающих) валунов» на огромных расстояниях от материнской горной породы объясняется «наводнениями», которые якобы переносили на сотни и тысячи километров громадные массы камня. Явная неудовлетворительность этого объяснения привела к возникновению теории переноса валунов плавающими айсбергами, которая была предложена Ч. Лайеллем и которой долго придерживался и Дарвин. Только в конце 1830-х годов была выдвинута Луи Агассицем ледниковая теория, которая полностью объяснила распространение валунов движением древних гигантских ледников, переносивших на юг обломки северных гранитных пород и оставлявших их там при своем отступании на север. См. статью Н. С. Шатского «Дарвин как геолог» (Ч. Дарвин, Сочинения, т. 2, стр. 261–267. М. – Л., 1936).
48
Дайки – жилы изверженных пород (древних лавовых потоков – трапов), пересекающие осадочные и метаморфические породы. Нелепость нептунистского «объяснения» происхождения дайки путем заполнения трещины в земной коре осадками, приносимыми водой, была уже совершенно очевидна в годы студенчества Дарвина. Поэтому Дарвин и говорит, что ему, кому сейчас только 67 лет, кажется странным, что он еще мог 50 лет назад слышать из уст университетского профессора столь невежественное «объяснение».