Мой маленький монстр

Илона, смущаясь, отводит от меня глаза, делая вид, что ничего такого не произошло. Лицемерка.

Ринат напротив, только и делает, что буравит меня непонятным взглядом, не забывая активно шутить и улыбаться моему отцу. Подхалим.

А папа, наконец, уверовав в моё раскаянье, окончательно расслабляется и погружается в обсуждение планов на выходные. Удручённая перспективой совместного досуга, я лишь утверждаюсь в своём решении незамедлительно начать выкуривать Трошиных из нашей с отцом жизни.

Придав лицу несчастное выражение, я ссылаюсь на головную боль и, извинившись, удаляюсь к себе. Затем, выждав за дверью пару минут, пробираюсь в отведённую Ринату комнату. Сердце противно ноет от ревности. Да уж, папа для своего пасынка расстарался на славу. Противоположная от двери стена полностью зеркальная, а боковую украшают фотообои с изображением ночного города. Строгая, тёмная мебель гармонирует с белыми стенами и нереально пушистым ковром. Мысль, что всё это великолепие предназначено Ринату, вызывает во мне зубной скрежет.

"Проклятый Тролль! Послал же тебя чёрт на мою голову".

"Чмо пришло!" – гнусаво звучит сбоку. Вот в этот момент, подстёгнутая издёвкой, моя решительность крепнет окончательно. Я хищно улыбаюсь неказистому Гере и распахиваю окно, впуская внутрь зимнюю стужу и метель.

–Ну, что, умник, готов полетать? – весело напеваю я, открывая стоящую на тумбочке клетку. – Дорогу на родную помойку сам найдёшь!

Гера либо слишком умный, либо откровенно тупой, потому как покидать родные стены отказывается наотрез.

–Кыш! Кыш, ядрёна вошь! – голосит Гера, прижимаясь к стальным прутьям. – Чмо!

Его наглость отражается во мне ослепляющей злобой.

–Всё равно будет по-моему! – шиплю я, просовывая руку в клетку, – Всё будет только так, как я захочу. А я хочу, чтоб вы все свалили из моей жизни!

Гера перебирает короткими лапками, цепляясь ими за решётку, в тщетной попытке избежать моих рук. Напрасно, настойчивости мне не занимать.

–Не уйдёшь! – ликую я, когда мне удаётся ухватиться за короткий, бурый хвост. Миг и мощный клюв до самой кости прокусывает основание моего мизинца. Злость, какой я ещё не испытывала, мутной пеленой застилает глаза. Боль отходит на второй план, остаётся только дикое желание добиться своей цели. Гера хрипло матерится и кусается, но мне уже безразлично. Его барахтающаяся тушка, в конце концов, оказывается в моих руках, вот, что действительно имеет значение.

– Карина, что ты делаешь?

Вопрос звучит недоверчиво и как-то зловеще. Я вздрагиваю и Гера, пользуясь случаем, вылетает из моих рук. В полнейшем ступоре я смотрю, как он грузно пикирует на плечо ненавистного Рината.

– За что ты так с нами? – с обидой спрашивает парень, закрывая окно.

– Не понимаешь? – мой голос звенит от возмущения.

– Нет.

– Придуриваешься? – уточняю я, медленно приближаясь к нему. Меня забавляет застывшее в его разноцветных глазах замешательство. – Вы запудрили голову моему отцу, но это ещё не значит, что я буду с этим мириться. Папа – только мой! Убирайтесь, или я превращу вашу здесь жизнь в ад.

– Хватит, – на скулах Рината проступают красные пятна.

– Плакать, что ли собрался, рохля? Или боишься, что…

Мою насмешливую речь прерывает звонкая затрещина.

– Немедленно извинись, – угрожающе требует отец, потирая руку, которой меня ударил.

– Не буду! – Его поступок отзывается во мне непониманием и глухой обидой. Щёку покалывает и жар, разливающийся от неё, только подпитывает моё негодование.

– Извинись, или, видит Бог, я возьмусь за твоё воспитание!

– Раньше надо было, – дерзко вскидываю я голову. Он столбенеет, я же презрительно кошусь на Рината. Пусть знает, с кем имеет дело, тюфяк бесхребетный.

– Вон отсюда! – командует отец, указывая пальцем на дверь.

Несмотря на клокочущую во мне ярость, мне удаётся сохранить независимый вид, когда я гордо прохожу мимо взволнованной Илоны. Сейчас я кажусь себе жутко взрослой и непобедимой.

Эту битву я проиграла, но не войну.

***

Я сижу на подоконнике, обняв руками колени. За окном мерцают и перемигиваются огни ночного города. Мне, наверное, никогда ими не налюбоваться. А сейчас они манят ещё сильнее, как-никак я уже вторую неделю сижу под домашним арестом, подумать только! Без прогулок, общения и интернета. А всё из-за своих "обожаемых" родственничков. Пока я тут страдаю, они, как ни в чём не бывало, ходят развлекаться. Сегодня, например, отправились в кино, на премьеру фильма ужасов, о которой я грезила месяца три точно. Этому предшествовала самая тоскливая в моей жизни новогодняя ночь, ибо я была вынуждена, стиснув зубы, наблюдать ужимки Илоны и Рината.

Признаться по совести, за неполные две недели совместного проживания, моё к Илоне отношение несколько изменилось, и причиной тому послужил случайно подслушанный разговор. Дело было незадолго до празднования. Я пошла на кухню, налить себе воды, и замерла на полпути, услышав своё имя. Знаю, подслушивать не хорошо, но тогда мне было начхать. Сами виноваты.

Папа сердился, потому что я так и не извинилась перед Ринатом. Называл меня эгоисткой и даже собирался оставить без запланированного подарка, а это, ни много ни мало – платиновая с муранским стеклом подвеска к моему браслету Пандора. Мы её вместе выбирали в каталоге, и она должна была стать его завершающим штрихом. Так и случилось, она стала символом завершения моей спокойной жизни.

Так вот, Илона, к моему искреннему удивлению, стала настаивать на отцовском ко мне снисхождении. Дескать, в основе моего конфликтного поведения стоят скрытые страхи, и неосознанное сопротивление переменам. Она расписала меня такой обделённой и несчастной, что я чуть сама этому не поверила. Даже в тихую прослезилась. Отцовское сердце тоже дрогнуло, и он пообещал быть со мной помягче. Эх, Илона, простодушная душа, хоть какая-то с неё польза.

Совершенно иначе складываются мои отношения Ринатом. Его покладистость настолько приторна, что вызывает во мне стойкий рвотный рефлекс. Зато папа не может на него нарадоваться. Видите ли, он такой ответственный и взрослый.

"Я вас умоляю, взрослый. Всего на полтора года меня старше" так и хочется мне вставить свои пять копеек, но я держусь, уж очень надеюсь уделать Левицкую своей подвеской. Вмазать Ринату, конечно, хочется сильнее, но приходится терпеть. Своё он обязательно получит. Позже.

Настойчивый стук в дверь прерывает невесёлый ход моих мыслей.

– Карина, иди ужинать, – заходит ко мне отец. Его лицо разрумянилось от мороза, и весь он излучает отвратительный позитив. Не то, чтобы я не желала ему добра, но радоваться его с Ринатом замечательному времяпровождению высше моих сил.

– Нет аппетита, – я равнодушно отворачиваюсь к окну, намекая на нецелесообразность дальнейших уговоров. При виде довольной физиономии Тролля, мне бы всё равно кусок в горло не полез. Проверенно.

– Как хочешь, – недовольно бурчит отец. – Завтра на рассвете мы выезжаем в гости к матери Илоны. Чтоб была готова.

И захлопывает дверь. "Постой, а как же моё согласие? Не обсуждается?", искренне возмущается моя гордость. Но в этом доме до неё никому нет дела. Полночи я любуюсь метелью, и молюсь, чтоб она начисто замела все дороги из города. В мои планы входит выклянчить доступ к интернету в честь рождества, а не встречать его, у чёрта на рогах с Ринатом и его бабушкой.

***

Молюсь я видимо так себе, ибо уже к десяти часам утра папин внедорожник въезжает в какой-то Богом забытый посёлок. Устав созерцать однотипный пейзаж, который из-за тонировки кажется ещё более серым и унылым, я поворачиваюсь к Ринату. Зря. От его щенячьего восторга сводит желудок.

– Не переживай, – улыбается парень, "обольстительно" сверкая брекетами. – Тебе понравится, Бабуля у меня классная.

Я закатываю глаза: "переживать должен ты, полудурок, как бы я тебя случайно в проруби не утопила". Моё настроение от такой невинной фантазии тут же уверенно ползёт вверх.