Страница 2 из 12
– Карина, солнышко! – громко зовёт отец, под аккомпанемент дверного звонка.
"Видали уже твоё солнышко", мысленно усмехаюсь, незаметно возвращая телефон на место. Вслух же многозначительно прокашливаюсь. Как-никак уже минут 10 стою в дверном проёме, а он обо мне – ни сном, ни духом. Всё носится по гостиной, цветочки расставляет. Папа человек щедрый, если что-либо делает, то от всей души. Вот и сейчас, от обилия всевозможных роз и лилий в комнате не продохнуть.
– Карина, – повторяет наконец-то заметивший меня папа. – Забери заказ у курьера и переодевайся, не в пижаме же гостей встречать.
Звонит действительно курьер из соседнего ресторана, весьма недурственного кстати. Сердце тут же колет обида. Папочка так старается угодить, даже в салон сходил, седину закрасил. Меня всё больше начинает настораживать её власть над ним, такими темпами дальше будет только хуже.
– Девушка, распишитесь, пожалуйста, – трясёт передо мной бумагами курьер, мешая сосредоточиться, за что в довесок к росписи получает полный ненависти взгляд и пару нелестных эпитетов в спину. Может и не самый человечный поступок, но когда меня это волновало? Сейчас в моей голове зреет план, при удачном исходе которого получится спасти доверчивого родителя от наглых иждивенцев в лице Рината со своей мамашей.
"Ну, что, мамочка, готовь валерьянку", улыбаюсь спустя час своему отражению. Теперь главное во всём этом великолепии перед папой не появиться раньше времени. Ради своей благородной цели, мне пришлось пожертвовать старыми джинсами, укоротив их по самую середину ягодиц. С верхней же частью наряда дела обстоят куда печальней. Мне удаётся втиснуться в узкую, чёрную маечку, но размер груди провокационным никак не назовёшь. Поэтому, беззастенчиво наращиваю её при помощи старой доброй ваты. Из-за высокого роста я выгляжу старше своих 14 лет, а высокий начёс, с прокрашенными синей тушью для волос прядями, и довольно вульгарный макияж завершают дело. От такой падчерицы наша гостья не то, что дорожку сюда, собственное имя должна забыть.
Наконец, в прихожей слышатся приветствия и шумная возня, а, следовательно, настал мой звёздный час. От внезапного волнения ладони потеют так, что мне тут же приходится себя одёрнуть. Действительно, чего это я, зря, что ли в театральный кружок хожу?
– Хеллоу, пипл! – обозначаю я своё присутствие, едва папин голос затихает где-то в гостиной. Пипл мой выход оценивает по достоинству. Оваций, конечно, не следует, но стук выскользнувшей из женских рук сумочки, с лихвой их заменяет.
– А ты, наверное, Карина? – отходит от шока папина пассия и протягивает мне подозрительно подрагивающую, тонкую руку. – Илона Витальевна. Можешь обращаться ко мне по имени.
Проигнорировав рукопожатие, я выдуваю огромный, малиновый пузырь из жвачки и с ленивой бесцеремонностью смотрю на женщину. Красивая и… всё.
На ней – простенький брючной костюм, изношенный и совершенно не модный. Короткие ногти покрыты дешёвым, перламутровым лаком. Волосы убраны в обычный пучок. Ничего особенного. Мне однозначно нравится, как она нервничает под моим брезгливым взглядом. То неловко поправит укладку, то затеребит потёртые углы сумочки из кожзама. Нищета. Как и предполагалось, мой осмотр не выдаёт ничего утешительного – "секретутка" переиначиваю я её должность в папиной строительной фирме. До лоска моей матери ей как дворняге до чистокровной львицы. Мать я не видела лет 7, но внимательно слежу за её заграничной жизнью в соц сетях, и Илоночка проигрывает ей по всем фронтам.
– Жесть, – резюмирую я свои впечатления от потенциальной мачехи. Тьфу ты, упаси Боже!
Пока Илона растерянно хлопает глазами, гадая как себя вести, чтоб не нарваться на папино неодобрение, мой взгляд перескакивает на высоченный силуэт за её спиной.
"За-ши-бись", чуть ли не по слогам произношу я, не в силах оторвать глаз от Трошина. Мне даже нет надобности, доигрывать свой спектакль, настолько шокирует меня этот парень. Ринат выглядит как бродячий эльф, который сражался с бомжами. Причём бомжи ему чисто из жалости уступили, не забыв поделиться безразмерным свитером и широченными штанами. Его (наверняка больную) голову венчают торчащие во все стороны светлые дреды, но отнюдь не это меня обескураживает. Глаза! Они у него разных цветов. Правый небесно-голубой, а левый – изумрудно-зелёный. "Да ты не Трошин, ты – Тролль".
"Чпок" – это смачно лопает надутый мною пузырь, облепляя нос и подбородок. Илона дёргается. Я же в свою очередь и вовсе чуть на пол не сползаю, сражённая наповал широкой улыбкой Рината, которая обнажает металлические брекеты.
Вот он, истинный шарм тинэйджера во всей своей красе.
– Что за чмо?! – скрежещет старческий голос откуда-то снизу.
Вот теперь настаёт и мой черёд вздрагивать. Илона, виновато вспыхивая, отступает в сторону и моему изумлённому взору предстаёт высокая клетка с невзрачным, серым попугаем.
– Чмо-о-о! – китайским болванчиком дёргается птица, не сводя с меня глаз. – В рот мне ноги! Что за чмо?
– Ринат, говорила ведь, надо было дома его оставить, – поворачивается к сыну Илона. – Так неудобно вышло!
– Глиста в корсете! – не унимается птица.
Мне ничего не остаётся, кроме как, натянув повыше совсем уж неприлично сползшую майку, обхватить себя руками. Матерщинник явно обращается ко мне. Илона же, поняв, что Ринат не собирается предпринимать каких-либо действий, разворачивается в мою сторону.
– Он всегда такой – извиняясь, лепечет Илона. – Ринат выкупил Герочку у бомжей. Мы никак не можем отучить его сквернословить.
– Всё же, насчёт бомжей я оказалась права, – торжествующе обращаюсь к Ринату. – У них затариваешься…
Он гневно сжимает губы, но молчит. Тюфяк.
– Дурилка картонная! – отважно заступается за хозяина птица. Зря, зря…
– Что за шум, а драки нет? – весело встревает в наши разборки папа. Затем он замечает меня, и становится очевидно – драка будет.
– Па, это такая шутка, – пячусь я вдоль стены. Его взгляд мне ой, как не нравится.
– Это ещё что за безобразие?! – отметает мои оправдания отец. Особо не церемонясь, он хватает меня за волосы и чуть ли не волоком тащит в ванную.
– Чмо! Чмо! – победоносно скрипит нам вслед мерзкий Гера.
"Ненавижу", мысленно повторяю, пока отец яростно вспенивает мою склонённую над раковиной голову. Ядовито-синие струи воды стекают, смывая слёзы, но не мой позор. За 14 лет папа ни разу не повысил на меня голос, чего уж говорить о подобном, да ещё и прилюдном, унижении.
– Разве так я тебя воспитывал? – зло рычит он, швыряя мне полотенце. – Такая же эгоистка, как и твоя мать. Чтоб через 10 минут, была за столом!
Обида ядовитой горечью расползается на моём языке, разъедая уместные сейчас извинения. Я, молча, выскакиваю из ванной и, поравнявшись с растерянно мнущейся в прихожей парочкой, вызывающе фыркаю.
"Вы у меня ещё попляшете".
– Время пошло! – грозно прикрикивает некстати всё подметивший отец. – И чтоб я больше не видел на тебе этого бесстыдства. Здесь тебе не панель!
Ого, разорался то как. Трошины у нас всего 10 минут, а мне их стараниями влетело больше чем за всю жизнь. Следом проскакивает безумная мысль, что виной моим несчастьям отнюдь не они, но я её негодующе прогоняю. Раз есть проблема, значит, кто-то её создал, и в данном случае за этим "кто-то" стоят расчётливые оккупанты. И самое обидное в сложившейся ситуации, что мой наивный папочка ведётся на их уловки как дитя. А как же я?! Неужели ему плевать на мои чувства?
Едва уложившись в отведённые мне 10 минут, я спешу предстать перед отцом. От необходимости плясать под его дудку, как какой-то пудель в цирке, да ещё перед такой сомнительной публикой, сводит зубы: "Ну, ничего, голубчики, справедливость восторжествует, уж я об этом позабочусь".
Переодетая в скромное платье, я смиренно прохожу к своему месту за столом. В ранее оживлённой беседе мигом появляется некоторое напряжение. Едва сдерживая довольную улыбку, я склоняю голову, чтоб спрятать её за тёмной завесой мокрых, вьющихся волос. "Приятного аппетита, Кариночка", елейным голосом желает Илона. Выдавив из себя слова благодарности, я со спокойной совестью погружаюсь в думы. Мне безразлично, о чём идёт речь за столом. Всё то время, что я лениво гоняю по тарелке кусочки какого-то салата, я продумываю план мести и наблюдаю за присутствующими.