Велик

— Я бы ему спасибо сказал.

— Тс-с!.. — палец метнулся к губам Кашила.

Воры замолкли и прислушались.

Шум как будто бы прекратился.

— Ушел? — неуверенно проговорил рыжий.

— Кажись, да… — отозвался длинноволосый.

— А чего он там делал все-таки?

— Сходи, погляди, если интересно, — буркнул Изуба.

— Сам сходи… — вяло огрызнулся Кашил и принялся нащупывать на земле уроненное долото.

Но не успели они отыскать свои отметины на стене, как с дальнего конца склада снова донеслись тяжелые шаги, остановившиеся метрах в ста от них, затем — подозрительный хруст, и снова шаги…

— Я не могу работать… то есть, грабить в таких условиях! — швырнул наземь только что обретенный инструмент рыжий вор. — Он это специально делает! Потому что он — каменюка долбленная!

— Поменьше трепись, побыстрее руками шевели! — рыкнул тихо Изуба, хотя в глубине души придерживался точно такого же мнения.

— Еще один умник нашелся!.. — на грани истерики прошипел Кашил, но долото принялся нащупывать с удвоенной скоростью.

Через пять минут тяжелая поступь каменного гиганта донеслась снова, и на этот раз останавливаться поодаль, кажется, не собиралась.

— Он идет сюда!!! — пискнул Кашил, сжимая долото как нож — и его соучастник, в кои-то веки, спорить с ним не стал.

— Чтоб его термиты съели… Бежим!!!

И две фигуры, пригибаясь и проклиная окаянного истукана на чем Белый Свет держится, рванули через пустырь в ближайший переулок.

То, что произошло дальше, жуликам не смогло бы привидеться и в страшном сне.

При свете недогрызенной Большим Полуденным Жирафом Луны они увидели, как из темноты выступило нечто, больше всего напоминающее ходячую гору, и внезапно обрушилось у стены. Но не полностью. Третья часть горы мало того, что осталась стоять вертикально, но еще и начала подгребать сваленные на землю кучи чего-то, что принесла, к стене, распределяя вдоль желтого кирпича ровным высоким слоем.

— Это… Это же мусор изнутри! Это он специально так делает! — охнул Изуба.

— Теперь мы до стены не доберемся!

— Добраться-то доберемся, но когда будем этот хлам разгребать, это ж все посыплется, и треклятая каменюка услышит и прибежит в два счета!

— Проклятый голем!!! Какой идиот ему это приказал?! Ква-ква ведь говорил, что…

— Похоже, кроме него там никого нет. Кто ему прикажет?

— А что он, по-твоему, сам это придумал?!

— Чтоб его гориллы драли…

— Сто лишайных бабуинов… — уныло поддержал приятеля Кашил. — Может, он сломался?

— Почини сходи, — саркастически кивнул Изуба на долото приятеля.

— Да лучше я сразу с утеса брошусь!

— Им, кстати, нельзя на людей руку поднимать.

— А еще они должны делать то, что им говорят!

— Н-дысь… — кисло протянул длинноволосый грабитель. — Может, ему сказать, чтобы убрал все обратно?

— Скажи иди, — ответил советом на совет рыжий.

Изуба покосился на подельника, но грубить не стал.

— Что делать будем? — не дождавшись ответа, спросил рыжий вор.

— Может, попробуем расковырять другую стену?

Но другая стена оказалась уже одетой в корзинно-ящичную броню, а проходы между складами надежно забаррикадированы.

Голем теперь ходил не внутри, а снаружи, кругами, с каждым шагом поднимая пыль и утрамбовывая в сухую землю камни и траву. После третьего круга в свете месяца уже можно было разглядеть кольцевую дорогу.

— Дурацкий истукан… — морщась, точно от зубной боли, простонал Кашил.

— А главный дурак у нас — Ква-ква, который этому идолу непонятно чего наговорил, — мстительно произнес Изуба.

— А мы, умные, чего теперь делать будем? — уныло скривился рыжий. — Если мы стену не проломаем, Ква-ква нам и утром не заплатит, и то, что уже выдал, заставит вернуть!

— Есть у меня одна мыслишка… — поскреб в затылке кончиком лома длинноволосый.

Час спустя, дождавшись, пока тяжелые шаги пропадут за углом, из темноты вынырнули трое и помчались к баррикаде, преграждающей проход к складам.

Вернее, помчались только двое из них, а третий, надежно связанный, с кряхтением бился и мотал головой, пытаясь вырваться.

Иногда ему это почти удавалось, и тогда темнота оглашалась разъяренным шипением пленившим его воров:

— Зараза…

— Чтоб тебя…

— Это твоя идея была!

— Не нравится — придумай сам что-нибудь другое!

— Я не могу думать в такой обстановке!

Собеседник его хотел было сказать, что по его мнению, не изобрели на Белом Свете еще такую обстановку, в которой Кашил мог бы думать, потому что изобретение сие противоречило бы природе вещей, как сухая вода, но не успел. Цель их похода внезапно выступила из темноты, встречая их обломками корзин и едва не роняя, и грабители остановились.

— Держи его хорошо! — прошептал Изуба, бросил наземь свой конец ноши и полез в глухо звякнувший заплечный мешок.

Через полминуты последнее, самое важное действо над пленным было произведено, веревки, спутывающие его ноги, разрезаны, и последний аккорд — «Раз-два-взяли!..» — завершил коварный план злоумышленников.

С пронзительным бряком, словно перевернулся воз с оловянной посудой, переброшенный через баррикаду пленник хлопнулся на землю между складами, вскочил и помчался вдоль пустынного коридора, гремя и дребезжа, на чем свет стоит.

— Этот… сын навозной кучи… напоследок меня достал! — хлюпнул разбитым носом рыжий вор.

— Пусть теперь развлекается, — хмыкнул Изуба, имея в виду то ли охранника, то ли родственника большого объема органических удобрений, доставшего Кашила по носу.

— Хотелось бы мне поглядеть!..

— Факел зажги — и поглядишь, — хмыкнул длинноволосый и дернул приятеля за рукав: — Пошли.

— Побежали, — уточнил Кашил. — Осторожно.

Велик дошел до дальнего конца левого склада, когда из пространства между фасадами раздалось неистовое бряканье и дребезжание, словно кто-то перевернул вверх дном сундук с жестяной посудой и теперь играл ею в футбол.

Воры?!

Выносят товар?!..

Мгновенно он перешел на бег, завернул за угол[40], проломился сквозь нетронутую баррикаду, ворвался в широкий коридор, разделяющий два ряда хранилищ, и лихорадочно огляделся — дубина наготове.

Если снаружи слабый свет осколка месяца позволял видеть хотя бы очертания предметов, то в мрачном ущелье, до краев наполненном тьмой, различить что-либо было уже невозможно.

Голем вспомнил о давно погасшем факеле, позабытом в пылу возведения противожуликовой обороны, и пожалел, что он не человек и не может покраснеть[41].

— Воры? — пророкотал низкий глухой голос, заполняя тоннель.

Дребезжание резко прекратилось.

— Воры?.. — повторил Каменный Великан, растерянно придумывая, что бы еще такого, приличествующее случаю, сказать.

Уходите?

Выходите?

Подходите?

Что-нибудь еще?

Что?

Не дожидаясь, пока трудное решение будет принято, из темноты донеся сначала осторожный бряк, потом — словно ручей побежал[42].

И побежал этот ручей к нему.

Велик растерянно отступил.

Конечно, он знал о том, что сторож должен охранять склады от любителей легкой поживы, не допускать, предотвращать, пресекать и глядеть в оба. Но, как ни парадоксально это звучало, мысль о том, что этот сторож — то есть, он — должен делать, если воры все-таки появятся, до сих обходила его стороной.

Несомненно, поджидая самого подходящего момента для эффектного появления.

Одновременно с ворами.

Нужно ли было их бить?

Убивать?

Звать кого-то на помощь?

И зачем? Ведь и то, и другое он мог превосходно выполнить сам — хоть и не стал бы, даже если бы нечистые на руку узамбарцы вынесли всё добро Кваку Квам Кваси Квези Квеку вместе с самими складами…

Или, может, сторож был обязан воров ловить?

Но что с ними делать, когда поймает?

Или когда не поймает?..

Лязг умыкаемой посуды на миг прекратился, и вдруг темнота взорвалась заполошным бренчанием, и что-то невидимое, но яростное налетело на него, топя в сумасшедшем дребезжании…