Смотритель. Часть 1

Княгиня

Солнце было ещё высоко, но уже клонилось к закату, увеличивая тени от деревьев и умиротворяя всё вокруг. Птицы отдыхали в своих гнёздах и даже комары куда-то попрятались, готовясь к ночным вылетам за дурной кровью рыбаков и охотников.

Приготовление ухи дело в общем-то простое. Василь Василич поймал довольно крупных окуньков и двух судачков. Чисто для ухи. Как будто выбирал, какую ему рыбу ловить. Окуньки были по пять рублей и весом грамм по восемьсот, судачки под стать им чуть поболее килограмма каждый. Можно, конечно, было их выпустить, как намекают рыбаки в телевизионных передачах, но зачем тогда ездить на рыбалку и ловить рыбу. Рыба – это пропитание человека, и он должен её ловить на потребление сразу или для заготовки на будущее. Иначе и на рыбалку нечего ходить.

Пока Василь Василич потрошил рыбу, я начистил картофель, порезал лук и приготовил заправку из сушёной моркови, перца, соли и различных травок.

Вдвоём работа спорится и уже весёлый котелок с картофелем сказал нам о том, что пора запускать рыбу. Уха сварилась довольно быстро. Никакой водки. Хотя в котелок плеснули грамм пятьдесят и затушили головёшку, чтобы отбить тинный привкус от речной рыбы.

Обедать пошли в мой естественный шалаш, где я проспал всю рыбалку. Вечером ещё предстояла рыбалка, поэтому и обеденная уха нами потреблялась как рыбный суп.

В чем отличие ухи от рыбного супа? Очень просто. Если перед потреблением рыбного супа выпить рюмку водки, то получается уха. Если рюмки не будет, то в любых условиях и с любой рыбой это будет рыбный суп.

После еды мы прилегли на лежанки из сена и закурили. Вот что значит эйфория, когда плотно кушаешь на свежем воздухе и вытянешься на пахучем сене в непосредственной близости от реки.

– Василь Василич. – спросил я, – а вы когда-нибудь любили? Чтобы вот так, по-простецки, грабить так банк, а спать так с королевой?

Молчание моего спутника было длительным. Мне даже показалось, что он вообще не будет отвечать на мой вопрос, а возможно, попросту уснул, разморённый едой. Всё-таки немолодой человек. Устал. А тут такая расслабляющая обстановка.

– Любил, – вдруг сказал Василь Василич. – но это было так давно и кажется, что этого вообще никогда не было. С другой стороны, за это нужно сказать спасибо революции. Если бы её не было, то и у меня не было бы никаких воспоминаний, которые можно писать на розовой бумаге.

– А революция здесь при чём? – спросил я. – В революцию вам было лет намного меньше, чем мне сейчас.

– Это вы сейчас равноправие воспринимаете как нечто собой разумеющееся. – сказал мой собеседник. – хотя и сейчас сословные различия есть и никуда не делись, но это всё завуалировано. а раньше это было ярко выражено. Мои предки из крестьян. После отмены крепостного права перебрались в город и устроились работать на мануфактуру. Я был уже вторым городским поколением, но только после революции мы перебрались из тесных общаг, потеснив буржуев в многокомнатных квартирах.

Я хмыкнул, представляя, как это всё происходило, основываясь на описаниях этого процесса оставшимися в живых писателями и теми, кто сгинул в лагерях, но написанное ими так и не смогло быть уничтоженным, несмотря на все усилия ВЧК. Как живой стоит перед глазами профессор Преображенский и домком товарищ Швондер с группой товарищей.

– Я знаю, почему ты хмыкнул, сказал Василь Василич. – Всякое бывало. Только квартиры к моей истории отношения не имеют. Мы, дети рабочих и крестьян, получили такие же гражданские права, как и все. Но для этого многие люди должны были поступиться своими исключительными правами, дававшимися им по праву рождения или, были заслужены предками. Я тоже слышал красивые сказки про декабристов, которые боролись за то, чтобы всех людей сделать богатыми или чтобы все люди были дворянами. Но такого не бывает и быть не может даже в сказках. А ты знаешь, что когда проводилось следствие по восстанию на Сенатской площади, то начальник Охранного отделения генерал-адъютант Бенкендорф Александр Христофорович сказал руководителям восстания:

– Господа, вы заявляете, что боролись за свободу крепостных крестьян. Поднимите руку, кто из вас освободил своих крестьян. И в отношении него сразу будет прекращено дело.

Ни один не поднял руку. Да и как бы господа смирились с тем, что рядом с ними будут новые господа из вчерашних крестьян или ремесленников? Только что человека пороли на конюшне за мелкую провинность или брали его невесту на пробу по праву первой ночи, и вдруг он в благородном собрании с тросточкой, и она в кринолине? Не смешите меня. Такое неравенство стирается только кровью. Химики не придумали ничего другого. Тут только смена режима в стране и Конституция, которая уравнивает в правах всё население страны. Иного пока не придумано. Даже в той стране, где есть Конституция и в ней записаны права граждан, нельзя давать гражданам проявлять эти права. Начнётся восстание и уравнивание прав будет проведено кровавым путём. Если власть будет соблюдать Конституцию, допускать смену выборной власти и готовить граждан в выборные органы для управления государством, то такая страна имеет перспективы на долгое и мирное развитие и превращение её в страну, ценности которой являются примером для других стран.

Я смотрел на Василь Василича и удивлялся трезвому уму и знанию всего и обо всём. Я не сомневаюсь, что если бы я завёл вопрос о космогонии, то и здесь мой собеседник блеснул познаниями в области мироздания и даже предложил бы что-то новое, своё, что, возможно, было бы спорным, не тем не менее.

– В середине тридцатых меня по комсомольской путёвке направили в органы ВЧК. Тогда это было ОГПУ (Объединённое государственное политическое управление) и в этом же году его переименовали в НКВД. Народный комиссариат внутренних дел. Послужил я немного в пограничниках на дальневосточной границе. А потом меня направили на учёбу в школу разведки. Была такая сто первая школа. Поэтому я участия в массовых репрессиях не принимал, да и обращение с нами было не такое, как в школах контрразведки, где учили ломать людей. Представь себе, что костолом поедет за границу в разведку. Да у него на лбу написано, кто он такой. Кто-то про Сталина или Берию плохое скажет, а он уже в драку за них полез. И кончилась работа. Ты вот слышал где-нибудь, чтобы выпускники разведшколы где-то в числе оголтелых чекистов числились? Чтобы они возглавляли черносотенные шествия и вгоняли иголки под ногти своим бывшим коллегам, чтобы выпытать у них, что они замышляли в плане перестройки и демократизации нашей страны? То-то и оно.

Вот и мы были такие, учили иностранные языки, политес и не хлебали первое, второе и третье из одной чашки и одной ложкой. Не сморкались при помощи зажимания одной ноздри, а пользовались платочками, умели танцевать и были обходительными во всём. При случае могли и рожу любому начистить. Парни были хоть куда. И вот в 1937 году уже перед последним годом обучения получил я путёвку в наш санаторий в Ялте. Женщин в санатории было предостаточно и все они были проверенные в идеологическом и медицинском отношении, так чтобы не заразили сотрудников чуждой идеологией или нехорошими болезнями. Но у меня не было желания получить в личное дело запись о курортном романе, что я говорю в любовном экстазе и как в сексуальном плане я выгляжу в чужих местах. Я обошёл все библиотеки и все места, связанные с культурой. А таких мест и до сегодняшнего дня достаточно, и там я познакомился с одной девушкой. С богиней. И как ты можешь догадаться, её звали именно Дианой. А сейчас давай ухи поедим. проголодался я что-то.

Первая командировка (продолжение)

Радостная встреча продолжалась недолго. Несколько мгновений. Люди соскучились по встрече с равным. Но быстро насытились общением и перешли к делу.

– Слушаем тебя, брат наш, – и склонили головы в темных капюшонах.

– Как там у нас Авраамом и с племенем его? – как-то устало спросил я, как будто мне уже надоело ездить по всем сторонам света и инспектировать всё ранее начатое.