Страница 9 из 89
Кир Булавин узнал, что ремонт машины закончат к завтрашнему дню. Эта новость, весьма приятная для меня и отнюдь – для него, ввела Кира в сокрушительную депрессию. Потому теперь он закрылся в четырёх стенах душной комнаты, не желая знакомиться с красотой окружающей среды.
Начинало светать, и я вновь лицезрела непонятный обряд в исполнении Мучи. У кого бы разузнать, зачем ей нужны эти пляски Вуду?»
Веранда постоялого двора Мучи
21 мая 2017 г., обеденное время
Впитывая дары щедрого солнца, Николь расположилась на белой лавке, прибитой к стене веранды. От неподдельного удовольствия она закрыла глаза.
«Жить – хорошо! – думалось ей. – А без мобильного, телевизора и нудящего начальства – ещё лучше!»
До того, как Николь проснулась и вышла на террасу, Муча подготовила необходимые мелочи для чаепития. Николь долго разглядывала порядок расстановки предметов на круглом столе. Чашки, необычайно легкие, широкие, украшенные узором птицы с дивным хвостом были сделаны из более прочного материала, чем фарфор, но очень схожего с ним. Деревянные ложечки размером с мизинец лежали с двух сторон: одна – для кедрового варенья, входящего в список главных заготовок хозяйки, вторая – для коричневого сахара. А блюда, на которых находилась выпечка, были квадратной формы, необычайно тонкие, как блины умелого повара.
На террасе показалась Муча, разодетая в серый сарафан из дешевой парчи. В загоревших её руках дымилась турка свежесваренного кофе.
– Как спалось, дорогуша? – спросила она, наливая кофе в чашку.
– Шикарно, – открыв глаза, Николь села поудобнее. – Сегодня нам не вернуться в город, и мой друг сильно переживает.
– Ох, молодёжь! Вам бы лишь бы переживать. Вот старость придёт, вроде бы и мудрости не занимать, живи себе да живи в свое удовольствие. Так нет же, нервы ни к черту!
Николь по-детски захихикала, а Муча принесла ещё несколько тарелок. Завтрак был скромным, но невероятно вкусным: теплый испеченный в русской печке хлеб, взбитое сливочное масло, кедровое варенье и густая домашняя сметана.
– Вам, должно быть, часто приходится принимать у себя гостей? – осведомилась Николь.
Муча призадумалась на мгновение, а затем захохотала истеричным взбалмошным смехом. Николь дивилась, что, не взирая на её причуды, она относилась к старушке с отличительным благоговением. Муча ответила тотчас, как перестала хохотать.
– Порядка трех лет здесь не было ни одной души. Комнаты вечно пустуют, и лишний раз я туда не заглядываю. Очень замечательно, что вы остановились у меня. Мне так веселее.
После завтрака Николь помогла Муче убрать грязную посуду со стола. Они прошли в узкую кухоньку, и журналистка вновь лицом к лицу столкнулась с бедностью убранства. Всю мебель, сделанную из дерева, сверху покрывал добротный лак. Возле печки также стояло ведро с сажей. В самом углу просторной комнаты висел католический крест размером с двух пядей, а чуть ниже на резной полке затаился черно-белый снимок мальчика. Остриженный под горшок, он держал в руках заводную шкатулку и располагал доброй застенчивой улыбкой. Николь сообразила, что старая выцветшая фотография оказалась здесь неспроста.
– Какой чудесный мальчик! – воскликнула Николь.
Взглянув на снимок, испеченное лицо старушки подобрело. Перемена в ней была весома, что не ускользнуло от пытливого взора Николь, ровным счётом, как и проступившие слезы в глазах монголки.
– А это мой сыночек – Касим. Он у меня лётчик.
– А где же он сейчас?
– Где-то вблизи Уральска, выполняет важное задание. Знала бы ты, как я места не находила, когда он улетел. И не зря! Стало известно, что в вертолёте сломалась система навигации, без которой отыскать Красный Ручей ему не удается. Улетая, он сохранил наши координаты, а теперь, без них, наверно, кружит тут и там и никак не доберется в посёлок.
Версия Мучи казалась Николь сомнительной, но что-то остановило её от наводящих вопросов.
– Ох, Николь, я ведь сколько раз просила Касима уйти в отставку и больше не летать на эти опасные задания. Но мой жуткий упрямец сгорает от желания быть полезным Родине!
Муча рассказала журналистке, каким непослушным мальчиком рос Касим, пока не достиг двадцатилетнего возраста.
– Я ведь ему невесту сыскала, добротную, ушлую по его вкусу. А он наперекор всему захотел учиться лётному делу.
Материнское сердце переполняла гордость за сына. Её глаза горели. Она рьяно махала руками, посматривая на фото мальчика. Казалось, потоку хвастовства не будет конца. Но спустя некоторое время Муча замолчала, беседа истощилась, и Николь перескочила на другое:
– А почему Мексиканец презирает общество «Колонизация»?
– Это чудовищное проклятие нависло над нами очень давно…
Муча выложила девушке всю историю от начала до конца. Николь так прониклась горем бедных людей, что в продолжении дня скиталась по узким улочкам между свежеокрашенными домами, обдумывая, как изменить незавидную участь Красного Ручья.
Утолив голод в «Золотой Подкове», Николь вернулась в комнату постоялого двора поздним вечером. Там она обнаружила мрачного Булавина, усердно корпевшего над новой статьёй. Его невзрачные мысли на бумаге изливались нескладно. Он проклинал забытое Богом место и, комкая листы, злобно кидал их на пол.
– Кир, нельзя же так изводить себя! – успокаивала Николь. – Порой даже самым известным журналистам необходимо отдыхать. Завтра ты вернёшься в город, приступишь к работе, а пока пойдём в кабачок? Выпьешь виски, расслабишься.
В глубине души она понимала, насколько скучным бывает общество человека, располагающего предельной правильностью моральных устоев, и спросила только из вежливых побуждений, надеясь на его отказ. Николь искренне жалела расстроенного Булавина, но она и не помышляла менять своих планов. Оставаться в четырёх стенах – означало лишить себя возможной встречи с коварным незнакомцем, по той причине она так рвалась в «Золотую Подкову».
(«Вот бы хоть одним глазком взглянуть на него… И куда он мог запропаститься?»).
– Не хочу! – огрызнулся Кир. – Чем я так не угодил судьбе, что она превратила меня в посредственность? Жалкое существо, не сумевшее выбраться отсюда? Мой талант терпит крушение, как карточный домик. Я и двух слов связать не могу! Паршивое место, паршивые люди – всё паршиво! Если бы ты осталась со мной, то…
Булавин обернулся, наивно полагая, что Николь молча внемлет откровенным жалобам. Однако, в комнате остался витать лишь сладковатый аромат её духов.
Николь подошла к порогам «Золотой Подковы», как вдруг чьи-то жилистые руки обхватили её сзади и, не дав возможности опомниться, потащили за ближайший угол здания. Оторопевшая от внезапности, Николь обернулась, и её завораживающие глаза просияли.
– Я соскучился.
Незнакомец вожделенно поцеловал Николь. Его губы были упоительно нежными, а невероятное безрассудство напоминало озорство юноши. Отвечая тем же страстным воодушевлением, она чувствовала энергию, бьющую ключом в татуированном теле. Благодаря ей она сознала, что все солидные мужчины прошлого, связанные с ней тонкими нитями мимолетных интрижек, были скучны и однообразны. Большинство из них имели семью, были обаятельны, умели красиво ухаживать. Они могли бы ей дать куда больше: домашний очаг и средство от невзгод. Но Николь понимала, что для создания крепкого союза на данный момент не готова; не созрела, как верная жена и любящая мать. А пока она бездумно увлеклась свободой, ей хотелось не ограничивать себя в тесных рамках прилежного поведения. Хотелось большего… чего-то особенного… феноменального! И потому либеральные взгляды относительно мужчин в полной мере изменились. Она и подумать не могла, что под внешностью своенравного человека, неприметного в толпе повседневных будней, порой сокрыта редкостная находка. В голове её крутилась масса вопросов, но стоило ему появиться, как они моментом «вылетели в трубу».