Откровение Луны

Николь проходила мимо того дома, как вдруг раздался пронзительный крик, издаваемый тонким голоском, должно быть, женским. Мелькающий огонёк потух, и Николь, не медля, ринулась к двери маленького дома.

Она постучала кулаком со всех сил, совершенно не заботясь, что спасительное вторжение могут расценить, как проявление невоспитанности. Но о каком воспитании может идти речь, если дело касается человека, попавшего в беду? А ведь именно так посчитала Николь, когда ей никто не открыл. Она продолжала колотить по деревянной двери, не взирая на боль в руке, пока, наконец, ей ни отворили. На пороге показался лысый негр высокого роста с крепкими мышцами. Она вспомнила, что видела его в «Золотой Подкове» в день своего приезда, когда тот мило беседовал с Мучей. Первое, что пришло ей на ум – это насилие. Наверняка, внутри он запер женщину и теперь безжалостно её истязает. Бедняжка измучена тираном так, что не в силах сдерживать крика.

– Что вам нужно?

Грубая интонация с примесью явной агрессии не смутила Николь. Она задалась целью помочь и не важно, какой ценой. Включив все свои обаяние, она сделала голос похожим на автоответчик в службе поддержки для анонимных психопатов.

– Я проходила мимо и случайно услышала крик. Может, вам нужна помощь?

Он посмотрел по сторонам.

– Нет, я справлюсь.

– Может, нужна помощь тому, кто с вами?

– Я дома один.

Николь одарила его чарующей улыбкой, произнося слова тоном дружелюбных намерений.

– Меня зовут Николь. Если понадоблюсь, я буду в двенадцатом доме. Обращайтесь ко мне по любому поводу.

Он ещё минуту колебался, озираясь по сторонам, а затем сменил агрессивную настороженность на радушие и пригласил девушку войти. Николь понимала, что подобные случаи могут выйти ей боком, но она была прирожденной журналисткой – одной из тех, кто не боится лезть в самые горячие точки вселенной.

Но вышло иначе: в своих догадках Николь обманулась. Мужчина действительно находился в доме один. В том она убедилась, когда не увидела истязаемой женщины. В комнате господствовал полумрак, власть которого нарушал свет уличных фонарей из окна. Темнокожий быстро зажег недогоревшую свечу, и Николь приметила на полу огромную крысу. Разгрызая сушку, она уставилась на зрителей наглыми глазищами.

– Какая большая! – изумилась Николь. – Вы её подкармливаете?

Ответа не прозвучало, и Николь обернулась в желании убедиться, что хозяин дома находится за спиной. Уголки его большого рта со вздутыми чёрными губами опустились вниз. Распахнутые ноздри испускали звуки частого дыхания. Стеклянные выпученные глаза пялились на крысу с неимоверным испугом. «Не будь у него черной кожи – он превратился бы в бледнолицего покойника» – мысленно отметила Николь. Она сообразила, что самое время действовать, пока двухметровая глыба не упала в предсмертный обморок. Приглядев у двери метлу из березовых прутьев, Николь взяла её и с криком замахнулась на крысу. Та бросила сухой паёк и убежала в брешь под столом.

– Ну вот, теперь она сюда не сунется! – засмеялась Николь, поставив метлу на место. – Остаётся только опечатать её жилище.

Негр бросился к миниатюрной спасительнице и сдавил её в объятиях с такой силой, что у Николь захрустела спина.

– Николь, ты спасла меня! Я, право, не знаю, как тебя благодарить! Может и трудно поверить, но я ужасно робею перед этими усатыми тварями. Разумеется, моей трусости нет оправдания, но видит Бог: я ничего не могу с собой поделать!

– Ну-ну, – она понимающе похлопала мужчину по широкой спине, – в твоем страхе нет ничего зазорного! Все люди чего-то боятся. Я, например, боялась высоты. Но сегодня преодолела себя и плюнула кошмарному страху детства в лицо! И скажу я тебе: страху не понравилась смелая я.

Негр рассмеялся устрашающим смехом, звучавшим, как отдаленный раскат грома. Николь отстранилась, продолжая наставлять мужчину на путь бесстрашного рыцаря.

– Если она задумает снова вернуться – всыпь ей по первое число!

Преисполненный щенячьей верности, негр смотрел на Николь благодарными глазами. Его распирало от колоссального чувства долга, и было лестно сознавать, что хоть кому-то на свете она пришлась на пользу.

– Меня зовут Данко. И отныне моё сердце – твоё!

Николь мягко улыбалась.

– Друзья навеки? – спросила журналистка, протягивая руку.

– Друзья навеки!

Он пожал её фарфоровую ручку, подобную той, что бывали у барышень в городских усадьбах: нежную и необыкновенно ухоженную; и проводил до двери. Николь вышла на веранду, и Данко ещё раз вознес ей оды благодарности.

– Я только об одном прошу, не говори никому, – взмолился он. – Местные сживут меня со свету колкими шутками! Сама понимаешь, фигура я видная, и подобный страх меня не красит.

Николь широко улыбнулась, взяла себя в руки и оставила на губах добрую полуулыбку.

– Разве есть, о чём говорить?!

Она услышала, что дверь закрылась не сразу: Данко провожал спасительницу восторженным взглядом.

Спустя пару минут Николь подошла к дому номером 12. В окнах горело зарево свечей. У открытой веранды в воздухе она уловила гамму проникновенной музыки. Ноты, преисполненные грусти, коснулись души Николь и оставили в ней ожог. Малая доля её самой не желала заходить туда, ожидая нарваться на скандал или, что ещё хуже, гробовое молчание. Конечно, она могла бы попроситься на ночлег к Муче и дать Максу время остыть. Но её сердце невероятно сжалось от мысли, что она не увидит его, и ноги сами понесли Николь внутрь.

Прикрыв входную дверь, она сделала несколько шагов из тесной прихожей в сторону спальной комнаты. Макс сидел боком в правом углу за пианино. Николь застыла в дверном проёме. Его матовое лицо тонуло в печали, какая возникает у людей, обречённых на медленную мучительную гибель. Его тонкие мужественные пальцы ложились на белоснежные клавиши осторожно и медленно, чтобы не допустить ошибку. Николь прикрыла веки. Красивая игра перенесла её воображение к водопаду. Ей грезилось, как она смотрит в чистые воды родника и снова ныряет в прохладу Бездонного залива. Она чувствовала себя измотанной и разбитой. Тепло, которое черпала благодаря энергии Макса – иссякло в её бунтующем теле. Он как сильнейший наркотик – без него начиналась ломка! Без света его таинственной улыбки окружающие предметы тонули в сером цвете сепии. Желание никогда не ссориться неизгладимой засечкой легло на её тревожном сердце.

(«В нём столько нежности и столько холода – он сплошное противоречие!»)

Она подошла к нему. Макс, будто не желая избавиться от одиночества, продолжал играть, ни секунды не отвлекаясь. Николь провела по черным, короткостриженым вискам парня и переключилась на густую соломенную шевелюру на затылке. Выбеленные волосы были жестковаты, но всё же Николь нравилось зарываться в них. Пальцы разделяли волосы, как быстроходный катер разрезает море на волны. Ближе к центру затылка её рука остановилась – пальцы нащупали выступающий бугорок, который оказался неровным безобразным шрамом. По одному прикосновению к его шероховатой поверхности стало понятно, что получен он недавно. Следы многочисленных швов отпечатались на коже красными грубыми полосами. И Николь предположила, что рана была глубокой и шила её рука неопытного врача. Озадаченная находкой, она хотела изучить шрам детальнее, но Макс перехватил её руку за тонкое запястье и плавно опустил вниз. Николь присела на скамейку рядом с ним. Жалость заполнила её сердце тяжелыми водами сочувствия. Он по-прежнему избегал её встревоженного взгляда.

– Не думала, что ты умеешь играть на пианино. Необычайная игра!