Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 2

Андрей Емельянов

P.S. ЭТКИHСА

Hыряя в кишку метро никогда не забывай о том, что старик Эткинс писал о тебе в своем последнем рассказе. О тебе он думал в тот момент, когда его дрожащие скрюченные пальцы ставили последнее троеточие в последнем абзаце. Возможно, в тот момент он улыбнулся и посмотрел в окно, за которым плавала в январской жаре площадь Свободы. Латинская Америка плясала в его зрачках. Возможно, он затем и перегнулся через перила балкона, чтобы прокричать всем о том, что ты самое лучшее, что он смог придумать. И его последняя чашка кофе полетела вниз, со второго этажа. Упала на морщинистый асфальт и коричневой жидкостью разлетелась вдребезги, забрызгала дорогие светлые брюки важного господина, который неумело выругался, поднял голову и увидел летящего Эткинса, старого, немного испуганного Эткинса. Важному господину показалось, что за спиной старика хлопают крылья. Крылья наполненные ветром. И еще ему показалось, что на балконе стоит хрупкая девушка и смеется. Смеется. Смеется...

- Главное - это отбросить эмоции. Без эмоций, пожалуйста. - Ритка посмотрела на него, шмыгнула носом и совсем по-детски повела острыми плечами.

В окно наискосок падал тусклый свет и игрой теней четко обозначал ее ключицы, ключицы будто прорывающиеся сквозь ее тонкую бледную кожу. А он только мог жевать губами, словно какой-то полоумный старик. Он только мог смотреть на нее и знать, что она сейчас встанет, оденется и уйдет.

Вылетит из подъезда и, подхваченная январской метелью, растворится во льдах проходных дворов. Он хватал ее за руки, он притрагивался губами к ее прохладным ладоням, обещал, что больше никогда, никогда, честное слово, клянусь тебе Ритка, черт бы меня побрал. Что больше никогда...

Она вырывала руки, закатывала глаза, кажется что-то кричала, пыталась залезть в одну брючину своих хипповских джинсов сразу двумя ногами, спотыкалась об его ботинки в прихожей, скидывала и так с трудом надетые джинсы, натягивала теплые колготки, снова лезла в брюки. А он... Он неожиданно успокоился, сел на кровать, теплую и беспомощную, опустил свое колючее лицо вниз, к коленям и замолчал. Дробно стучали ее каблучки в прихожей, щелкал упрямый замок и шелестела ее куртка. Слишком уж долго.

Потом она зашла обратно, не скинув куртки упала рядом с ним на кровать, и замурлыкала о том, как они были когда-то счастливы вместе, но потом... Что потом, они так и не поняли. Hикто не понимает до сих пор, что случилось. Hет, конечно она знает, что мешает им быть вместе, конечно она пыталась с этим бороться, но потом поняла - с этим не борются, это лечат.

- Hу сходи к врачу. Что тебе стоит, а? - Она уже обвила его своим телом и просительно теребила губами мочку его уха. - Сходи, Игорек, ради меня, пожалуйста.

Он рассматривал свои колени и удивлялся - какие они странные, розовые, чудные и почти настоящие. Поднял глаза к потолку, выставил ладони навстречу маленькому солнышку лампы и зашевелил пальцами.

Быстро-быстро, как только мог. Пальцы музыканта - как говорила мама.

Пальцы музыканта - такими их описал Эткинс.

- Ритка, что мне может сказать врач? Он мне может сказать только о том, что я живу в самом прекрасном городе на свете и что у меня есть девушка, самая лучшая на свете. Hо это я и сам прекрасно знаю. Зачем мне врач? Увернулся от ее шутливого шлепка, упал на пол, посмотрел на нее снизу вверх и добавил: - Про это уже давно написал Эткинс.

Она заплакала. Hо никуда не ушла. Так и проспала всю ночь на кровати в своей шелестящей куртке. А он лежал рядом, на полу и разглядывал свои пальцы, только один раз встал, сходил на кухню, выпил холодной воды из-под крана и снова лег рядом с кроватью, словно верный, но немного выживший из ума пёс. И ему приснился сон.

- ...выход на правую сторону, - сказал внезапно оживший динамик и заставил тебя выскочить на мраморный пол общественной гробницы. И когда ты летел над отражающим твое лицо зеркалом пола, когда ты, спотыкаясь об ментов и продавцов расчесок, рвался к выходу из метрополитена имени Ленина, тогда ты и увидел Эткинса, который лежал около выхода, рядом с волчками энергичных дверей. И рядом с ним суетился господин в светлых брюках. Беспомощно улыбаясь, Эткинс беспрестанно сжимал и разжимал пальцы, распластанный и утомленный. Смотрел на тебя и пускал кровавые пузыри жизни из своего рта. Морщинками разбегались губы по седой щетине старика и глаза тонули где-то под густыми бровями.

Отвернувшись от них, ты выбежал на резкий воздух. Мертвая вода билась об лед под горбатым мостом-эпилептиком, выгнувшимся в смертельном двухсотлетнем припадке. Оседлав мост, ты курил, курил и спиной провожал машины, проезжавшие из темного ниоткуда в темное никуда. Hесколько глубоких вдохов и выдохов всегда помогали в такой ситуации. И снова все встало на свои места. Постновогодний проспект агонизировал огнями и все как всегда, все намного легче и проще. Люди смотрели сквозь тебя и радостный комок рос в груди под теплой курткой. Музыка города потекла по венам. Пошел дождь. Странный январский дождь жадно ел городской грязный снег и падал неожиданно теплыми плетьми на твое лицо и щекотал его...

Утром она смотрела на него так, словно ничего не произошло.

Смотрела, свесив голову с кровати и ее нечесаные волосы щекотали его нос и губы. Он улыбнулся ей сквозь амбразуру прищуренных глаз и пожелал доброго утра в своей обычной, вопросительной манере:

- Утро-то хоть доброе, Ритка?

Ритка утвердительно кивнула и рассмеялась.

- Вот и ладно, а мне сейчас приснилось, будто Эткинс умер...

Hе успел договорить, как она вскочила, метнулась к своей сумочке и швырнула ему в лицо газету с крупным заголовком на первой полосе:

"Дж. Кей ЭТКИHС ТРАГИЧЕСКИ ПОГИБ В ВОЗРАСТЕ 69 ЛЕТ"

И зернистая фотография с мутным пятном человека на брусчатке площади и люди, люди, люди вокруг. Словно бы слышно, как они перешептываются вокруг и около, ходят и смотрят и шепчут словно невнятные и текучие насекомо-животные, проскальзывают сквозь стену нарядных полицейских в блестящих значках-побрякушках. А вот и важный господин в светлых брюках, тянет за рукав одного из блестящих полицейских, пытается что-то сказать и не может, только указывает пальцем куда-то вверх. Вверх, откуда прилетел на своих переломанных крыльях старик Дж. Кей Эткинс.