Страница 38 из 108
Лигарид понял, что вовлечён в рискованную игру, и не знал, что делать: с Матвеевым нельзя было спорить.
Между тем с царём он встретился в тот же день и был им обласкан. Это рассеяло все его страхи, и он не исполнил наставлений Матвеева, ушёл от опасной темы о детях, связанной, как он понял, с наследованием престола. Но зато сказал дарю слова, важные для самого Лигарида: «Воспевал пророк и царь Давид в десятиструнном своём псалме: не отврати лица твоего от отрока твоего, яко печалюся, скоро услыши мя, тоже смею и я возгласить к тебе, единодержавцу-царю: не отврати светлейшего лица твоего от меня, яко погибну душою и телом...»
Слова эти понравились Алексею. Он наградил ловкого грека деньгами.
Когда Матвеев всё вызнал об этой встрече, он решил найти управу на обманщика, хотя Лигарид не обещал ему ничего определённого. Не зная, с чего начать, Матвеев пошёл к Наталье за советом.
Приняв какое-либо решение, он имел обыкновение действовать незамедлительно. Для начала надо было наказать Лигарида, чтобы не умничал. Кто он такой, чтобы вести с царём беседу по своему усмотрению? Отстранить от такого важного дела первого министра — самого Матвеева?! В последнее время всё чаще стучала в его мозгу такая мысль: «Царь Алексей не вечен, и, видимо, сам о том думает, ежели поспешил написать завещание...»
В глубине души Матвеев не верил в конечное торжество Милославских, хотя завещание и было составлено на царевича Фёдора. Однако его попытки убедить царя Алексея, чтобы переписал завещание в пользу царевича Петра, оказывались безуспешными. Только бы сохранить свою власть над царём! Лишь бы не перетянул его на свою сторону кто-либо другой — из тех, что держат сторону Милославских!
Об этом больше всего тревожилась и Наталья. На этом Матвеев и решил сыграть. Накануне она сказала ему: «Береги себя, Сергеич. Не дай Бог, что-то случится с тобой. Что будет с Петрушей?» Она стала всего бояться, как старая баба. Ум её постоянно метался в поисках, кого опасаться, а на кого опереться. Она хоть и трезво судила обо всём, да ум-то у неё был женский. Наталья видела только следствия и не видела причин. Она то терялась, то кипятилась, когда вчерашний друг становился врагом. Матвеев и сам был склонен к оплошкам, которые умножали число его противников. Спасибо Наталье, её чутью, которое заменяло ей ум и порой бывало сильнее ума.
Вот и сейчас. Увидев, как входил в её покои, она поняла: «Что-то неладное затеял Сергеич!» Она встретила его вопросом:
— Ты словно бы не в себе, Сергеич?
— Лигарид подвёл.
— Как подвёл? Прежде такого с ним не бывало.
— Бывало, да ты о том не ведала.
— Не спеши, Сергеич, судить. Не обижай Лигаридушку.
Наталья знала, что когда Матвеев гневался, то способен был отрицать то, чем прежде гордился.
— Да что такое стряслось?
— А то, что струсил твой Лигаридушка.
Матвеев рассказал, как было дело.
— Может, ты, не так понял Паисия? Он к Петруше всей душой.
— Какое там! Лигарид свой интерес помнит. Или забыла, сколь он был обязан Никону? А как начались у того нелады с царём, стал хулить своего благодетеля.
Наталья задумалась, вспоминая время отречения Лигарида от Никона.
— Лигарид оборотень! — сурово изрёк Матвеев.
— Сразу уж и оборотень! Умягчи своё сердце, Сергеич!
— А ежели он и от Петруши також в одночасье отречётся?
Лицо Натальи налилось тревогой.
— Ты, видно, не поняла мой рассказ, — заметил Матвеев. — Так я повторю тебе. Лигарид не стал говорить с царём, чтобы переписал завещание.
— Дак испугался царя-то. Всяк боится да свой интерес блюдёт.
— Бабий у тебя ум, Наталья. Что ж, будем сидеть да ждать у моря погоды? Или ты забыла, что партия Милославских ныне сильнее?
— Ежели у тебя, Сергеич, задумка какая есть, так не держи за пазухой, сказывай!
— Эх, царица-матушка... Ужели не ведаешь, что допрежь всего людей надобно на свою сторону перетягивать?
— И кого думаешь перетягивать?
— Да всякий сгодится, лишь бы служил нам верой да правдой. И зачем далеко искать? Кругом тебя столько именитых людей! Что скажешь о князе Борисе Алексеевиче Голицыне?
— Тут и думать нечего. Ужели он Петрушу обидит? Или даром к нему дядькой приставлен?,
Матвеев покачал головой.
— В таком разе князь Юрий Алексеевич Долгорукий стоит за царевича Фёдора, коли к нему дядькой приставлен? И нам его не перетянуть?
— Значит, так...
— Ошибаешься, царица-матушка. Князь Юрий паче всего деньги да почести любит.
— Откель про то вызнал?
— Он ведает Стрелецким приказом, и стрелецкие полковники ему дань многую приносят, чтобы ублажить своего главу.
— Князь Юрий Алексеевич у меня давно на примете, — важно заметила Наталья. — Или мало бояр перевели мы в свою волю?
— Да будут ли Милославские спокойно смотреть, как мы посулами многими сманиваем бояр? Софья первая станет об этом кричать...
— Не поминай ты мне эту лиходейку! Пока жива на свете... — Наталья задохнулась, подбирая слова. Лицо её запылало. Глаза мгновенно вспыхнули яростью, столь свойственной её восточным предкам.
Матвеев осторожно погладил её плечо, ощущая рукой дрожь тугого, налитого силой тела.
— Не гневи душу, царица-матушка. Софья недостойна даже гнева твоего.
— Сергеич, что хочешь делай, лишь бы Милославских отвратить от царства, — успокаиваясь, произнесла Наталья.
— Да всё ли в моей воле, царица-матушка?
Глаза Натальи сузились, потемнели от непереносимой злобы.
— Ужели нельзя извести постылых?
Матвеев внимательно посмотрел на неё. Так она никогда ещё не говорила.
— Одного изведёшь — другой останется, — тихо произнёс он, озираясь.
Наталья в испуге тоже огляделась. Не подслушивает ли кто-нибудь их беседу. Сама она не придавала ей серьёзного значения. Сгоряча чего не скажешь! Так ведь со стороны могли подумать, что они сговариваются на злое дело. Люди и без того болтают, что в доме Матвеева нашлись злодеи, кои «помогли умереть» царевичам Симеону и Алексею. Говорили также, что царевна Софья да Ирина Михайловна глаз не спускают с наследника престола Фёдора.
Наталья бросила на Матвеева осторожный испытующий взгляд. Невозмутимое выражение его лица успокоило её.
— Ты, Сергеич, прости мне горячие слова, — нашла нужным сказать она. — Я ныне не в себе. Царь Алексей начал прихварывать.
— Прихварывать не значит болеть, — холодно заметил он. — Стареть стал, оттого и лучше чувствует себя в постели, нежели на троне.
Он видел, что их нежданный разговор испугал Наталью. Для неизбежного решения судьбы русского трона, видимо, ещё не пришло время. И нет людей с головой, которые были бы способны к этому решению. И кто теперь станет рисковать? Ты ищешь дело, ты и рискуй.
Оба некоторое время молчали, изредка взглядывая друг на друга. Наталья чувствовала, что на уме у Сергеича что-то опасное, но говорить сейчас он не будет. Он задумчиво поглаживал рыжую бороду, словно отгоняя от себя печальные мысли.
— Так о чём мы толковали с тобой? — спохватившись, спросил он.
— О Лигариде, — поспешно откликнулась Наталья, боясь, как бы он снова не завёл речь о запретном.
— Ты никак оробела? Я и сам точно бы не в себе. Думаешь одно, а получается другое. Гневен я на Лигарида. Он заслуживает кары. Это предательство ему не сойдёт.
Наталья сделала какое-то движение.
— Нет, за него не проси, он становится опасен. Наведёт на беду, как бес на болото, да в беде-то и покинет. Я его наперечёт знаю...
— Сергеич, Лигарид ещё пригодится тебе.
— Не думаю. Этот старый лис отыграл своё.
Сердце Натальи сжалось от сострадания к «старому лису». Но как ему помочь, она не знала: Сергеич не прощал обид.
Случилось то, чего не ожидал Лигарид. Он был лишён возможности вести церковную службу. Со свойственной ему энергией он сразу забил тревогу, говоря, что для церковной службы у него нет ни священника, ни дьякона, ни певчих, ни церковных служек. Но никто не внимал его просьбам. У него вышли все деньги, и не на что было жить. Он обратился к Матвееву с жалобами, что умирает от голоду, но эти жалобы, видимо, не доходили до первого вельможи. Прошение Лигарида переслали в приказ, и оно пошло гулять из приказа в приказ. Прошения Лигарида поднимали на смех. Он обратился к Матвееву с трогательной просьбой: «Ты заботишься обо всём в богатейшем царстве, забыл только обо мне, архиерее».