Страница 12 из 16
Её полные руки с какой-то леденящей силой легли несчастному жениху на плечи.
- Давненько мне не признавался в любви никто из живых! Как ты относишься к женщинам-вамп? Надеюсь, они в твоём вкусе? - спросила Улита со странной многозначительностью.
Пухлые губы раздвинулись. Боров ощутил, как слепой, дикий ужас наполняет его тело.
Что было там за губами, Мефодий не заметил, но автоманьяк захрипел и как-то сразу морально обмяк. Он стал похож на свинку, к которой в загончик пришёл задумчивый мясник с ромашкой за ухом. Обворожительно улыбаясь, Улита притянула его к себе, настойчиво и глумливо требуя поцелуя, на что жертва факса отвечала лишь жалким скулением.
- Смотри, Меф! Похоже, в датском королевстве не всё ладно, - хихикнула она, обращаясь к Мефодию. - Всякий раз, как я пытаюсь его поцеловать, он начинает дрожать. Перестань греметь костями, я сказала! Эта прозаическая деталь меня угнетает! Ты что, оглох, не слышишь?
Автоманьяк удручённо проблеял, что слышит. Мужества в нём оставалось не больше, чем в пустом пакете из-под сока.
- Тогда запомни ещё кое-что на случай, если мы когда-нибудь встретимся. Правило первое: мне не хамят. Правило второе: мои просьбы надо воспринимать как приказ, а приказ как стихийное бедствие. Правило третье - мои друзья это часть меня, а меня не обижают... Правило четвёртое... Впрочем, четвёртое правило ты нарушить не сможешь, потому что не доживёшь до этого момента! Пошёл прочь!
Улита брезгливо разжала руки. Боров обрушился на крыльцо и, не теряя времени, на четвереньках побежал к машине. Не прошло и десяти секунд, как мотор взревел, и изувеченный автомобиль потащился со двора с резвостью контуженной черепахи.
Мефодий повернулся к Улите. Буслаева не покидало ощущение, что он влип. Реальность выцветала, как старая газета, а на её место решительно проталкивалась локтями полная фантасмагория. Сюррик в духе Сальвадора Дали.
- Бедолага! Я его понимаю! Наблюдать, как у ведьмы выдвигаются глазные зубы, зрелище не для слабонервных. И это при том, что чистым вампиризмом я никогда не баловалась - просто встречалась с одним вампиром и обучилась технике. Она не очень сложная - основной вопрос в изменении прикуса.
- И долго это?
- Да нет, не особо. Выдвигать зубы я научилась месяца за два! Вначале занудно было тренироваться, а потом ничего, - сообщила пепельноволосая. Ну! Будем знакомы!
Улита протянула руку, и Мефодий с нерешительностью коснулся её пальцев. Он почему-то ожидал, что ладонь ведьмочки будет холодной, но она была тёплой и, пожалуй, ободряющей.
- Мефодий! - сказал он.
Улита кивнула.
- Да знаю я, знаю... Хорошо хоть ты не сказал: "Мефодий. Мефодий Буслаев!" Один мой знакомый типчик в очочках, у которого сейчас "большая лубоф" с некой русской фотомоделью, представился бы именно в такой последовательности.
- Ты меня знаешь? - удивился Мефодий.
Улита прыснула. Мефодий уже заметил, что она с удивительной быстротой переходит от одного настроения к другому. Если не находится одновременно во всех.
- О, мы уже на "ты"! Что может быть лучше "ты"? Тыкай меня на здоровье куда хочешь! Идёт?
- Идёт, - сказал Мефодий.
Он снова почувствовал себя неуютно. Не каждый день тебе попадаются дамочки-вамп и просят себя тыкать.
- Я знаю тебя, Мефодий, и очень хорошо. Мы наблюдали за тобой каждый день твоей жизни. Но лишь теперь, когда тебе больше двенадцати, ты можешь узнать правду о себе. До этого момента твоё сознание просто не выдержало бы её. Ты мог бы умереть от ужаса, едва узнав, кто ты и зачем пришёл в этот мир, - важно продолжала Улита.
"Ничего себе заявленьице!" - кисло подумал Мефодий. До сих пор он был уверен, что пришёл в этот мир без всякой особенной цели. Типа: "Привет! Я загляну?"
- А ты? Ты не умерла от ужаса? Ты же ведь ненамного меня старше? спросил он без иронии.
Лицо Улиты стало вдруг серьёзным и печальным. Словно боль, которую невольно причинил ей своим вопросом Мефодий, заставила её на миг снять маску.
- Я особый случай. У меня не было выхода. Меня прокляли сразу после рождения. Причём проклял тот, чьё проклятие имело особую силу... Но не будем об этом, - сказала она и отвернулась, показывая, что разговор закончен и данная тема дальше развиваться не будет.
- Ты пришла специально, чтобы защитить меня от этого типа? - уточнил Мефодий.
Улита взглянула на то место, где совсем недавно стояла машина, и расхохоталась.
- Ты серьёзно? Защитить тебя, самого Мефодия Буслаева, от этого слизняка? Чего-то я не врублюсь: это такое хи-хи в духе ха-ха?
- Но он же был сильнее. И вообще он какой-то злобный, - сказал Мефодий.
Улита фыркнула.
- Злобный? Он? А ты что, очень добрый, что ли? Кто первый начал шины протыкать? И насчёт того, кто сильнее... Бред! Запомни с этой минуты и до склероза: физическая сила ничто в сравнении с силой ментальной! Ты и сам справился бы, если бы слегка поднапрягся. Само собой, ты ещё не владеешь своим даром, но это не означает, что его нет. Просто сегодняшний вечер был благоприятен для моего появления. Смотри, сколько совпадений! Псих, который хочет вышибить из тебя мозги. Отражение луны в луже, которое ты гоняешь глазами, как мяч. И, наконец, твой сон, о котором ты недавно вспоминал.
Мефодий поёжился. Его неприятно поразило, что Улита знает про лужу и про сон. Он оглянулся на пустой двор, на дверь подъезда, из которой уже очень давно - как ему казалось - никто не выходил и в которую никто не входил. Довольно нелепо, особенно если учесть, что в этот час газоны у дома наполняются собачниками.
"Странно... Всё очень странно! Можно подумать, что всё это подстроено. Как в театре", - подумал он.
Мефодий заметил, что молния куртки у Улиты расстёгнута примерно на треть, а наружу выбилось необычное украшение - серебряная сосулька на длинной цепочке. Он мельком подумал, что если Улита сейчас попытается застегнуть куртку, то перерубит цепочку молнией. У Зозо такое бывало не раз, не считая того дурацкого случая, когда Эдя случайно проглотил её серёжки, которые она положила в вазочку с конфетами.
Машинально Мефодий протянул руку, чтобы поправить украшение, но, коснувшись серебряной сосульки, зачем-то задержал её в пальцах. Он внезапно заметил, что сосулька ведёт себя крайне странно: меняет форму, цвет, пытается растечься у него по руке, облечь ладонь, как перчатку, а внутри у неё загорается нечто неуловимое, похожее на тлеющий в пустой чёрной комнате огонёк сигареты.