Страница 13 из 27
В середине 1990-х гг. петербургский исследователь действительный член Общественной академии наук российских немцев Венедикт Григорьевич Бём, занявшийся изучением различных сторон жизни и деятельности петербургских немцев, выступил с идеей создать в Петербурге памятник Карлу и Эмилии. Кстати, он жил практически в двух шагах от того места, где когда-то находилась могила возлюбленных.
«В этом районе я живу с 1953 года, когда закончил десять классов и поступил в Академию связи, – рассказал Венедикт Григорьевич. – Однако о легенде узнал только в начале 1990-х годов и сразу же заинтересовался этим вопросом. Сначала возникла идея восстановить то, что было, то есть памятник в виде могилы. Сверившись по картам, определили место ее нахождения – почти в центре трамвайного кольца на Тихорецком проспекте, возле Политехнического института. Однако против выступила администрация Института цитологии, в сквере возле которого мы хотели поставить памятник. Дело застопорилось».
Тогда же возникла идея установить памятник на берегу или даже посреди находящегося неподалеку Ольгинского пруда у Сосновки. Ведь, по одной из легенд, возлюбленные утопились в пруду. Проект памятника создал архитектор Степан Одновалов, член Союза архитекторов России, – в виде взлетающих в небо лебедей и символического креста в центре. Как будто из самого центра пруда взметнутся ввысь лебеди – словно бы ожившие души Карла и Эмилии. Концепцию принципиально одобрил тогдашний главный художник города Иван Уралов. Дело, как всегда, упиралось в деньги, к тому же именно тогда случился дефолт 1998 г., и снова дело остановилось.
В мае 2007 г. памятник влюбленным появился в сквере у дома № 22 по улице Бутлерова. Местные жители отстояли сквер от уплотнительной застройки, муниципалы благоустроили его, а потом решили сделать его романтическим уголком, установив памятник влюбленным, навеянный памятью о старинной легенде петербургских Ромео и Джульетте.
Автором памятника стал 20-летний скульптор Матвей Вайнман, заканчивающий Академию художеств. Правда, памятник влюбленным, созданный им, к конкретной легенде о Карле и Эмилии не имеет отношения, да это, может быть, и к лучшему. Он получился современным, очень трогательным и одновременно загадочным: под раскрытым зонтиком стоят обнимающиеся парень с девушкой… Увы, простоял памятник недолго: его элементы стали жертвами вандализма, и памятник убрали…
Весной 2012 г., когда Венедикта Бёма поддержали энтузиасты из Политехнического института, появилась возможность снова вернуться к реализации идеи памятного знака на предполагаемом месте могилы. «Горэлектротранс» разрешил установить памятный знак на своей территории, в сквере у трамвайного кольца. Открытие состоялось 21 августа 2012 г.
Получился очень трогательный и по-петербургски скромный памятник – небольшая клумба в виде горки, основание которой окружено старинными булыжниками, она увенчана плитой из розового гранита с надписью «Карл и Эмилия». Сделано было практически все руками Венедикта Бёма и его добровольных помощников.
«Все затраты на создание памятного знака – только за мой счет, из моей пенсии. Никаких спонсоров у меня не было, – рассказал Венедикт Бём. – Я применил свою технологию плавающего фундамента, которую отработал на даче. Цветы выложены в виде символов „ин“ и „янь“, обозначающих женское и мужское начала».
В прежние времена могила Карла и Эмилии была окружена почитанием молодежи. Может быть, и теперь сложится традиция: влюбленные будут назначать здесь свидания, а новобрачные возлагать цветы, запускать шары желаний…
«Теперь мы счастливы, и никто нас не разлучит»
Со времен истории Карла и Эмилии трагические случаи, едва ли не достойные пера Шекспира, еще не раз происходили в нашем городе. Более того, на рубеже XIX–XX вв. городская хроника просто пестрела сообщениями о суицидах. Горожане всерьез были обеспокоены «эпидемией убийств среди молодежи». И одной из причин всегда служила несчастная любовь.
Только за 1889 г. зафиксировано 263 покушения на самоубийство, из них 100 человек смогли осуществить задуманное. А по данным статистического отделения Городской управы, каждый летний месяц 1908–1910 гг. происходило по 125–130 самоубийств и попыток к ним, а в остальные месяцы их число достигало 80– 120 случаев.
«Странное, несомненно психически ненормальное время переживаем мы, – сетовала одна из петербургских газет. – Не только ежедневно газетная хроника пестрит самоубийствами и покушениями на них, но появился новый “дневник самоубийств”, романических, и, так сказать, на товарищеских началах…».
Вот лишь несколько трагедий. В 1901 г. влюбленный гимназист Фефилов и молодая девушка Федорова утопились в Неве, привязав себя друг к другу веревкой. Спустя пять лет петербуржцев потрясла другая история: дворник Нилов и девушка Воронова бросились в пролет лестницы. В 1911 г. снова произошло «двойное самоубийство»: несчастных возлюбленных, отравившихся цианистым калием, обнаружили на тротуаре 2-й Рождественской улицы. В руке молодого человека нашли зажатую записку с такими строками: «В смерти нашей просим никого не винить. Мы безумно любим друг друга, жизнь полна неприятностей и злобы, умираем, чтобы не разъединиться и за гробом».
В августе того же 1911 г. на 24-й версте Балтийской железной дороги случилась история, не менее трогательная, чем рассказ о Карле и Эмилии. Звали героев Иван Петулько и Клавдия Козлова. Об этом эпизоде немало сообщали в те дни газеты, привлекая читателей заголовками типа «Ужасная драма на рельсах».
Молодые возлюбленные, юнкер Военно-топографического училища Иван Петулько и его невеста, дочь чиновника сыскного отделения Клавдия Козлова, легли на рельсы и погибли под колесами поезда. Их тела обнаружил путевой сторож Балтийской железной дороги во время обхода в 11 часов вечера.
По его словам, вид погибших был ужасен: «На рельсах лежал труп раздавленного человека. Колесами паровоза труп скрутило в большой ком мяса и тряпок, пригнув раздробленную голову к ногам». Невдалеке лежал труп девушки «с оторванной половиной черепа и разметавшимися длинными волосами, покрывавшими обезображенное молодое лицо». Перепуганный насмерть сторож бросился на станцию, и на место происшествия вскоре выехали на дрезине чины жандармской полиции вместе с понятыми. По словам репортеров, «разобраться в куче человеческого мяса, раздробленного колесами поезда, было очень трудно». След от тел убитых показывал, что они легли сами на рельсы.
Рано утром следствие возобновилось. Как оказалось, ни машинист, ни главный кондуктор поезда № 296, под колесами которого погибли самоубийцы, не слышали криков и не почувствовали никакого толчка на рельсах. Жандармы осмотрели окружающее несчастье место. Нашли аккуратно сложенную юнкерскую шинель, а рядом с ней фуражку. На погонах стояли буквы Военно-топографического училища, а штемпеля на подкладке показывали, что ее владелец юнкер этого училища. Такой же штемпель нашли на портянке самоубийцы.
В кармане шинели нашли записку, написанную погибшим юнкером. Из нее следовало, что они решили по уговору покончить с собой, потому что их любви мешают «посторонние влияния», а жить друг без друга они не могут, хотя конкретных причин их решения в записке не указывалось. Они лишь обращались к родным с последней просьбой: «Похороните нас вместе и не горюйте о нас, теперь мы счастливы и никто нас не разлучит».
Следствие выяснило, что 20-летний юнкер Петулько командирован училищем на практические занятия по съемке местности в Витебской губернии, но самовольно уехал к невесте в Петербург. По словам сестры и брата Клавдии Козловой, которой было всего 18 лет, она отличалась впечатлительностью, а с юнкером была знакома уже давно – первая встреча их произошла на балу.
Молодые не скрывали своей любви и намерения связать себя брачными узами. Все родные Петулько жили в Тифлисе, поэтому у родственников невесты он нашел себе второй дом. Был он не из состоятельных, а его заветная мечта заключалась в том, чтобы служить в гвардии.