Страница 12 из 27
Могила Карла и Эмилии. Открытка нач. ХХ в.
Как бы то ни было, но существование могилы Карла и Эмилия – факт достоверный и неопровержимый. На картах Петербурга начала ХХ в. обозначено точное место могилы (при этом она именовалась «памятником») – на пересечении нынешних Тихорецкого проспекта (бывшего проспекта Бенуа) и улицы Гидротехников (бывшей Костромской). Сохранились и старинные фотографии: существовала серия дореволюционных открыток с изображением могилы. По воспоминаниям старожилов, это захоронение являлось одной из достопримечательностей Лесного и местом поклонения молодежи. На могиле всегда лежали свежие цветы.
Заметим, что в представлении местных лютеран-колонистов Карл и Эмилия считались прежде всего самоубийцами, – именно поэтому их похоронили отдельно: на общем кладбище погребение самоубийц не допускалось. В середине XIX в. лес простирался на всем пространстве к северу от нынешней площади Мужества, места эти были глухими и малопосещаемыми.
Вот как описывал могилу Карла и Эмилии в 1898 г. историк М.И. Пыляев: «Над могилой бревенчатый сруб в три венца, окрашенный в зеленую краску, на который поставлена довольно высокая проволочная решетка зеленого цвета на замке, и под этой сеткой на могиле посажены цветы. Сам же памятник представлял собой простой металлический крест, на котором была табличка с надписью по-русски и по-немецки: „Карл и Эмилия. Тихо встань на этом месте и вознеси молитву со слезой. Ты во тьме, они во свете. Не тревожь чистой любви покой. Летом 1855 г.“».
К концу XIX в. полузабытая могила возлюбленных постепенно оказалась среди оживленных дачных мест по соседству с Политехническим институтом. Местность эта получила условное название «места Сегаля». На рубеже XIX–XX вв. во многих ближайших петербургских пригородах появились проспекты и «места Сегаля». Это связано с тем, что столичный коммерсант, потомственный почетный гражданин Матвей Эдуардович Сегаль скупал дешево вокруг столицы земельные участки, дробил их на мелкие и продавал в кредит.
Контора Сегаля находилась в самом центре Петербурга – на Невском проспекте, на углу Троицкой (ныне – Рубинштейна) улицы. Что же касается проспекта Сегаля, проходившего в этих местах, то он сохранился до сих пор, только под другим названием: с 1925 г. он назывался Раевской улицей, а с начала 1930-х гг. – проездом Раевского.
Спустя некоторое время, в 1910-х гг., среди дачного пригорода возникла улица (или проспект) Карла и Эмилии. Писатель Лев Успенский не прав: это была не слободская колонистская улица, и свое название она получила только через полвека после их гибели. Топонимисты считают, что она появилась из лесной дорожки, шедшей от могилы возлюбленных.
Одно из первых упоминаний этой улицы можно встретить в студенческой газете «Политехник» за январь 1912 г.: «Студент дает уроки. Лесной, Сосновка, пр. Карла и Эмилии…», а до того как возникла улица, какая-то часть местности, по-видимому, так и именовалась – «Карл и Эмилия». Так, «Петербургский листок» в 1907 г. сообщал о «небывалом случае» продажи 80 участков земли «в Лесном, Сосновка (Карл и Эмилия), центр Лесного, рядом с Политехническим институтом, у самой остановки паровой конки. Здоровое, сухое место. Сосновый бор».
«Путеводитель по железным дорогам Приморской и Финляндской», выпущенный в 1927 г., сообщал: «Против Политехнического Института находятся приют и Детская Городская Больница имени Калинина, занимающая громадное пространство по направлению к Удельной. За этими учреждениями на перекрестке дорог, где идут уже поля и начинается проспект Бенуа, находится могила Карла и Эмилии, двух любовников, покончивших жизнь самоубийством. Это излюбленное место для прогулок местной молодежи, и действительно вечером оттуда открывается недурной вид на заходящее солнце и окрестные поля».
Название улицы Карла и Эмилии сохранялось довольно долго, до 1952 г., когда в ходе очередной кампании переименований ее назвали Тосненской. Потом началось массовое жилищное строительство, дачные домики снесли и построили «хрущевки», а улица превратилась в обычный внутриквартальный проезд. Не сохранилась и могила Карла и Эмилии. Последние упоминания о ней относятся к концу 1920-х гг.
История о трагической любви настолько поразила впечатление современников, что запечатлелась в народном фольклоре немцев-колонистов в виде песенной баллады.
Когда во второй половине 1920-х гг. в ходе экспедиции под руководством замечательного ученого Виктора Максимовича Жирмунского исследовали народные песни немцев-колонистов предместья города и Ленинградской области, то удалось записать 26 вариантов баллады о трагической истории петербургских Ромео и Джульетты. Есть три разных мелодии баллады, остальные записаны в виде текстов. Все версии заканчивались прощанием молодых влюбленных и упреками по отношению к жестокосердным родителям. В некоторых вариантах описывались выстрелы и смерть, и только в одном говорилось о могиле, сохраненной до нашего времени в память о том страшном дне.
«В качестве орудия убийства упоминаются пистолеты, свинец, – отмечает исследовательница Л.Н. Пузейкина. – Инициатором трагедии в основном выступает юноша, он убивает либо сначала девушку, потом себя (звучат два выстрела), либо обоих одним выстрелом».
Очень важно, что эти баллады – единственные из всех записанных немецких колонистских песен, имевших отношение к Гражданке. Причем записаны они не в самой Гражданке, а в других колониях (в пределах нынешних Ленинградской и Новгородской областей), что еще раз подтверждает, насколько популярна была среди немцев-колонистов легенда о Карле и Эмилии. Их охотно пели, передавали из уст в уста, записывали в рукописные песенники, хранившиеся в семьях немецких колонистов.
На русский язык баллада о Карле и Эмилии едва ли не впервые была опубликована в газете «Санкт-Петербургские ведомости» в… дословном переводе Н.Д. Светозаровой – речь шла о варианте баллады, записанном в 1929 г. в Ново-Саратовке от Лили Ро (Lilli Roh), 24 лет.
Несколько в ином виде, в переводе Н.П. Уральской, баллада опубликована в книге Л.Н. Пузейкиной «Мы пели, мы жили, мы были… Песни немецких колонистов Петербургской и других губерний России»: